В моей груди появляется тяжесть. Я не понимала, насколько сильно ждала возможности быть рядом с Клейтоном по вечерам в среду. И при этом наедине. Похоже, что после сегодняшнего дня я к нему и близко не подойду.

— Мне понравилась эта смена. Она вписывается в мое расписание, — говорю я Дику, выталкивая слова, хотя прекрасно знаю, что я полностью свободна в течение большей части остального времени.

Дик кивает.

— Я поговорю с Ниной, и мы что-нибудь придумаем. — С этими словами он хлопает Клейтона по спине, отчего по залу разносится звук, словно он ударил склон горы. Клейтон медленно поворачивает голову, чтобы встретиться взглядом своих темных глаз со взглядом Дика. — Я оставляю это тебе, Клейтон! Покажи Деззи энергосистему, — говорит он, четко произнося каждое слово. Затем поворачивается ко мне. — Он представит тебя «Берте», крану для осветительных приборов. Если вы перевернетесь, просто кричите, вечерняя съемочная группа работает за двойными дверями, но должна услышать вас, — говорит он, кивая в сторону кулис. — Просто дразню тебя по поводу падения. Ты будешь в порядке, если ноги «Берты» будут сотрудничать и зафиксируются сегодня.

— Ноги Берты?

— Номер моего офиса — 330, — шепчет он, затем прыгает со сцены и покидает зал.

Тишина этого огромного помещения давит на меня. Затем, сквозь эту тишину, я слышу вздох Клейтона. Я поворачиваюсь лицом к нему. Кажется, он хмурится полу, как будто тот что-то ему сделал. Итак, каков план на этот раз? Мы просто будем сидеть здесь?

Я неуверенно делаю небольшой взмах рукой. Либо это не привлекает его внимание, либо он меня игнорирует.

— Эй, — говорю я, а затем чувствую себя ужасно глупой в тот момент, когда произношу это слово. Будет невежливо привлечь его внимание, ударив по сцене? К черту это. Я трижды стучу ладонью по сцене, вызывая три небольшие вибрации, и сопровождаю этот жест еще одним бездумным: «Эй, Клейтон?». Ничего.

Я зажмуриваю глаза. Мне не следовало общаться с ним с помощью жестов. Я все испортила. Что за глупая идея. Даже сейчас я переживаю тот момент на фуд-корте университета, переосмысливая раздраженный взгляд на его лице. Он был раздражен, верно? Или я проецирую свои собственные сомнения на совершенно невинное воспоминание?

Я здесь уже три чертовых часа. Не собираюсь тратить свое время, сидя на краю сцены и играя с Клейтоном в игру по названию «Игнорируй меня».

Борясь с румянцем, распространяющимся по моему лицу я стремительно поднимаюсь на ноги и оглядываюсь в поисках того, чем могу заняться. Куча аккуратно свернутых кабелей. Я проверяю их, чтобы убедиться, что они рассортированы по цвету и длине. Так и есть. Прекрасно. Я подхожу к стойке освещения, где все лампы закреплены С-зажимами. Одна из них висит кривовато, поэтому делаю важную и необходимую работу, исправляя положение зажима с помощью нажатия пальцем.

Такой тяжелый рабочий день.

Я слышу звук шагов сзади. Когда оборачиваюсь, вижу Клейтона, темного и загадочного. Его футболка сегодня особенно сильно облегает его тело, давая мне впечатляющий вид на его великолепный торс. Широкие плечи перетекают в рукава черной футболки, которая тянется, чтобы обхватить объем его рук.

Я вздыхаю при одном взгляде на него.

— Выше, — почти невнятно бормочет он.

Моргаю, затем встречаю его взгляд. Он только что?.. Я только что слышала, как он?.. Или я это себе придумала?

— Ты можешь говорить? — спрашиваю я.

— Мои глаза… выше, — повторяет он так же тихо.

Я думала, что краснела раньше. Нет. Сейчас мое лицо пылает, как костер на пляже братства.

А его голос… Звук его голоса проходит сквозь меня, словно ток. Не знаю, чего ожидала, но каждое его слово, как шелк на моей коже. Разве не так он звучал в моих фантазиях о нем? Интересно, понимает ли он, как мягко говорит, и чувствует ли вибрации своего голоса. Я могла бы слушать этого человека весь день напролет. Нежная интонация его речи — это секс для моих ушей.

Я прочищаю горло, затем произношу каждое слово с особой осторожностью:

— Получается… ты можешь понимать меня?

Он терпеливо смотрит на меня темными глазами, словно прожигает насквозь. С крошечной ухмылкой, играющей на его сексуальных губах, он кивает один раз.

— Хорошо, — самодовольно улыбаюсь ему. — Итак, — говорю я, четко проговаривая каждое слово, — ты хочешь представить меня… «Берте»?

— Говори нормально.

— Я нормально говорю, — отвечаю я ему.

Крошечная ухмылка становится шире.

— Не надо кричать, — говорит он. — Это не помогает мне слышать твой милый голос лучше.

С этими словами он отворачивается, направляясь за кулисы. Смотрю на его мускулистую спину, таращась, пока он уходит. Я кричала?! Как, черт возьми, он понял это? Мой взгляд опускается на его идеальную задницу. Клейтон носит свободные рваные джинсы, которые висят низко на бедрах, но каким-то образом обтягивают его сексуальные скульптурные булочки так, что это раздражающе отвлекает. Мое желание наброситься на него и услышать звук его тела, врезающегося в стену, не уменьшилось за последнюю неделю.

«Прекрати пялиться на его задницу» — упрекаю я себя, а затем следую за ним.

Его бицепсы так великолепно напрягаются, когда он тянет ручку огромной синей подъемной машины, у которой есть имя «БЕРТА», написанное на основании клетки толстым черным маркером. Монстр на четырех скрипучих колесах медленно катится. Клейтон слегка кряхтит, пока тянет «Берту» к центру сцены. Интересно, он знает, что кряхтит? Должно быть, «Берта» весит около тонны.

Как только Клейтон устанавливает кран, достает четыре металлические ножки из отсека в основании и вставляет каждую из них в соответствующие слоты, фиксируя их на месте закручиванием. Ножки машины вытягиваются в разные стороны на полтора метра, что дает машине необходимый баланс. Клейтон протягивает шнур машины по сцене к розетке. Мгновение спустя он стоит перед «Бертой» и открывает маленькую дверцу металлической кабины на двоих человек, в которую нужно подняться.

Он гладит страшный аппарат, который ужасно грохочет в ответ.

— Ну-ну.

Последнее, что мне сейчас хочется — это быть похожей на испуганную девушку, которая не может справиться с высотой. Гордо приподняв подбородок, я подхожу к машине, решив, как выразился прекрасный Дик, сблизиться с «Бертой». Я бы предпочла сблизиться с мужчиной, который ее подключил.

Ступаю в кабину, и моя обувь скользит по ее поверхности. Я хватаюсь за дверь в попытке не упасть. Клейтон инстинктивно хватает меня за бедра, и на мгновение мы словно прирастаем к месту, глядя друг другу в глаза. Он быстро отпускает меня, заметив, что я сама спасла себя от падения. Чувствую, как мое лицо снова вспыхивает, когда вновь поднимаюсь в кабину, так сильно сжимая перила, что у меня белеют костяшки пальцев.

Клейтон поднимается следом за мной. Это не самая большая машина, в которой я когда-либо была, и подозреваю, что ее подъемная платформа, на которой мы стоим, предназначена для одного человека или, в лучшем случае, для двух маленьких людей. Когда Клейтон закрывает дверь и запирает ее, его тело практически прижато к моему.

Я вдыхаю его запах. Мое тело дрожит, поглощенное тем, как пахнет Клейтон — опилки, пот и оттенок специй. Тепло, которое он излучает, поражает меня так же сильно, как и его аромат, поэтому я борюсь с желанием прижаться к нему.

Это безумие. Это пытка.

Клейтон поворачивается ко мне. Его лицо настолько чертовски близко, что я чувствую его дыхание на своем лице.

— Готова?

Я киваю.

Он нажимает пальцем на консоль, которую я только заметила, и кабина дергается, пугая, а затем начинает медленно подниматься. Вибрации щекочут мои ноги.

««Берта» — старая стерва», — думаю я про себя.

Клейтон даже не держится за поручни для равновесия, он просто стоит, лениво расставив ноги, пока мы поднимаемся.

Все это время он наблюдает за мной. Я же не могу смотреть ему в глаза. Румянец на моих щеках по-прежнему сохраняется, отказываясь исчезать хотя бы на мгновение. По мере того как мы поднимаемся все выше, я начинаю вдыхать и выдыхать воздух через рот.

«Я не боюсь высоты», — напоминаю себе, а затем смотрю вниз.

Это самая большая ошибка. Сцена так далеко. Эта машина такая чертовски хрупкая, она раскачивается влево и вправо, пока мы поднимаемся, создавая впечатление, что вся кабина, которой мы доверяем наши жизни, закреплена на «Берте» двумя винтами и скотчем.

— Нервничаешь? — спрашивает Клейтон своим мягким сексуальным голосом.

Бросаю ему вызов, несмотря на свои страхи.

— Окаменела, — саркастично отвечаю я, а потом задаюсь вопросом, действительно ли это имела в виду.

Честно говоря, я по-прежнему яростно сжимаю перила, из-за чего мои ладони начинает сводить судорогами.

Всезнающая самоуверенная улыбка Клейтона снова играет на его полных губах. Я невольно облизываю губы, думая о том, что делала бы с ним, оставшись наедине в комнате, и эти мысли на секунду делают меня уязвимой. Держу пари, он может видеть мои мысли… эти мысли.

Тогда понимаю, что я сейчас наедине с ним в комнате. В очень, очень большой комнате. Я снова смотрю вниз. Черт, я явно не учусь на своих ошибках. Кабина продолжает двигаться вверх. Насколько высокая эта чертова сцена? Это самый большой зрительный зал, в котором я когда-либо была.

— Здесь, — говорит Клейтон.

Смотрю на него, потом замечаю, что именно он показывает. Мы добрались до подвесных труб, на которых висит занавес и кое-какие декорации. Кажется, тут есть плоское разрисованное солнце, или что-то на него похожее, которое висит посередине. Вероятно, оно осталось после летней постановки. Выше расположена сетка, на которую вешают осветительные приборы.