Хоуп посмотрела на него, и должно быть ее скептицизм стал виден невооруженным глазом.

Дилан отстранился:

- Ты не веришь, что я живу как монах?

- Я видела, как некоторые женщины в городе относятся к тебе.

- Да, но у меня нет проблем с самообладанием, когда я рядом с ними. Они не привлекают меня. Не так, как ты. – Отклонив ее голову назад, Дилан поцеловал Хоуп. – Они не соблазняют меня фантазиями о горячем, классном, грязном сексе без всяких ограничений. Они не заставляют меня до боли желать коснуться их кожи так, как я хочу коснуться твоей. Везде. Ртом и руками. Хоуп, я хочу целовать твою грудь и пупок, и меж твоих бедер. Я знаю, что должен держаться подальше. То, что я рядом с тобой, делает все только хуже, но я не могу. Не могу сдерживать свое желание к тебе.

Это чувство было знакомо Хоуп. Дилан нежно прижался губами к ее губам и увлек в поцелуй такой медленный и сладкий, так отличавшийся от потока, несущегося по ее венам, что она передвинула руку с его щеки на затылок и заставила Дилана углубить поцелуй.

Для человека, который заявлял, что не может сдерживать желание, он, казалось, справлялся очень неплохо.

Хоуп лизнула кончик его языка, и поцелуй превратился в нежное слияние ртов, глубокая интимность которого скорее дразнила, чем удовлетворяла. Сводящее с ума преследование. Страстное нападение и отступление жарких губ и языков.

Затем, как будто Хоуп внезапно зажгла в шерифе огонь, поцелуй превратился в жадный, и Дилан наслаждался ею, лишая ее воздуха. В одно мгновение она была захвачена и подумала, что ей, скорее, нравится отдавать контроль над чем-то, чем она все равно не могла управлять.

Под топом рука Дилана двинулась вверх, нежно обхватывая ее грудь, и все стало таким жарким и головокружительным, что Хоуп перестала думать о чем-либо, кроме его ладони и большого пальца, ласкающего ее сосок сквозь тонкий нейлон бюстгальтера.

Низкий грудной стон вырвался у Дилана. Он оторвался от ее рта и полными желания глазами рассматривал Хоуп и, пока та не сводила глаз с его профиля, медленно поднял ее топ, а затем замер. Она задержала дыхание, наблюдая за Диланом и ожидая, что она скажет.

- Посмотри на себя, - сказал он, привлекая внимание Хоуп к отражению в окне: Дилан, стоявший за ней, его большие руки, сжимавшие ткань. Его взгляд прикован к белому лифчику, материал которого настолько тонок, что Хоуп могла бы с таким же успехом быть обнаженной. Ее грудь и напрягшиеся соски, натягивавшие тонкий нейлон.

- Ты прекрасна, - выдохнул Дилан, глядя ей в глаза, отражавшиеся в оконном стекле.

Прижав руки к бокам, Хоуп удерживала топ. Затем она положила ладони на руки Дилана и подтолкнула, чтобы он накрыл ее грудь. Он нежно сжал, и горячий поток пронесся по ее коже. Хоуп попыталась повернуться, но Дилан лишь сжал сильнее.

- Если ты двинешься, мы пропали, - сказал он.

- Я хочу коснуться тебя, Дилан.

- Сегодня я трогаю тебя.

Ее веки опустились, а губы приоткрылись. Прошло слишком много времени с тех пор, как она чувствовала себя так хорошо. Ее спина выгнулась, а руки бессильно упали.

- Хоуп, открой глаза. Смотри на меня. Смотри, как я трогаю тебя.

Она так и сделала. И увидела, что топ задран вверх, а правая бретелька лифчика сдвинута до самого локтя. Дилан обхватил ладонями ее груди: темно-розовые соски были видны между его расставленными пальцами. Хоуп смотрела на свое отражение, на желание, сиявшее в глазах.

Дилан свел пальцы вместе, сжимая ее соски. Колени Хоуп подкосились, и он прижал ее к своей груди.

- Если бы мы были одни в доме, - прошептал он, - я бы поцеловал тебя прямо сюда. – Он коснулся губами ее макушки и щеки. – А затем спустился бы вниз. – Он потянул за край топа и опустил его до талии. – Но мы не один, и уйти от тебя будет очень нелегко.

Он прав. Конечно, прав. Они не могут заниматься любовью, когда два маленьких мальчика спят внизу. Это было бы неправильно. Запереть дверь в спальню, полагала Хоуп, тоже было бы неправильно.

Дилан отступил и положил руки ей на плечи.

- Тебе нужна помощь с Адамом и Уолли? – спросила Хоуп.

- Милая, будь добра, оставайся здесь, пока не увидишь, что фары моей машины двигаются к городу. - Убрав руки с ее плеч, он стал отступать к кровати. – Боюсь, я исчерпал всю свою силу воли, натягивая топ обратно тебе на грудь. Оставить этот прозрачный лифчик на тебе было одним из самых сложных решений в моей жизни, и вынести больше я не смогу.

Он взял обувь Уолли и Адама и, в последний раз взглянув на Хоуп, вышел из комнаты.

Миз Паинька прошла к спальне в передней части дома и из окна наблюдала, как шериф заводит «Блейзер». Дилан вернулся в дом и сделал два захода, вынося мальчиков по одному. Когда машина выехала с подъездной дорожки, Хоуп показалось, что она видела, как Дилан смотрит на нее. Но было темно, и она не была уверена.

Она посмотрела на свое отражение в окне. На отяжелевшие веки и припухшие губы. Она не знала, кого видит там. Женщина была похожа на нее, но вела себя совсем не как Хоуп Спенсер.

Выйдя из спальни, Хоуп спустилась по лестнице. Она знала, что не стоит так хотеть шерифа. Она не признавала секс без обязательств. Она знала… но, казалось, забыла об этом, или ее это просто не волновало. Когда Дилан был рядом, она переставала чувствовать себя одинокой.

Дилан Тэйбер снова заставил ее почувствовать себя желанной женщиной. От звука его глубокого голоса и прикосновения его сильных рук ее внутренности завязывались в маленькие горячие узелки, и ей нравилось это чувство. Очень нравилось. Ни один мужчина после ее развода не смотрел на нее так и не заставлял ее чувствовать себя таким образом. Настоящей женщиной. Хоуп полагала, это случилось, потому что она не давала другим мужчинам шанса, но и Дилану она не давала шанса. По крайней мере осознанно. Она просто не могла это контролировать. Было очень трудно противостоять гремучей смеси ненавязчивого шарма Дилана и его горячих прикосновений.

И Хоуп спросила себя, а должна ли она вообще стараться?


ГЛАВА 9


Мужчина неожиданно самовоспламенился!


На следующее утро Хоуп сидела, уставившись в монитор мутными глазами, и потягивала кофе. Проверив почту, она обнаружила письмо от Уолтера, своего редактора. Ему понравилась история о пришельцах, и это было здорово, потому что у Хоуп уже возникла задумка о статье в стиле путеводителя по дикой местности для инопланетян. В конце письма Уолтер предупредил свою ведущую журналистку, что Майрон Ламбардо связался с издательством, пытаясь выяснить ее адрес. Видимо, реслер обнаружил, что миз Спенсер больше не живет в своем кондоминиуме, а значит, Майрон нарушил предписание суда, приблизившись к ее дому. Хоуп решила пока ничего не предпринимать по этому поводу. Она даже не волновалась. Майрону ни за что не найти ее. Ему и в голову не придет искать создательницу Мики-гнома в захолустье Айдахо.

Она поставив чашку на стол и принялась за работу: яростно стуча по клавиатуре, успела набрать полстраницы… как вдруг замерла. В памяти всплыл образ Дилана: как он стоял у нее за спиной, обхватив ладонями ее груди… и творческий процесс встал намертво. Она попыталась отогнать прочь картинку и вновь сосредоточиться на работе, но не смогла. Воспоминание никуда не делось, оно по-прежнему стояло перед глазами, застопорив напрочь полет фантазии.

Был только один выход. Переждать. Хоуп открыла небольшую косметичку и вытащила бутылочку жидкости для снятия лака и упаковку ватных шариков. Затем, обработав смягчающим кремом и срезав кутикулу, покрасила ногти в лиловый, потому что у нее было «лиловое настроение». Не особо-то яркое и веселое, но и не мрачное. Что-то среднее и довольно неопределенное. Прямо как ее жизнь.

Крася ногти, Хоуп внимательно просматривала информацию, которую собрала о Хираме Доннелли. Насколько можно судить, прежний шериф пристрастился к играм садо-мазо. Днем он был помешанным на контроле начальником, а ночью ему нравилось, когда кто-то подчинял его. Как прочла Хоуп, среди всего, что выходило за рамки общепринятого нормального сексуального поведения, садо-мазо не являлось таким уж необычным фетишем. На самом деле, сильные мира сего – как мужчины, так и женщины – составляли основную клиентуру любой успешной «госпожи».

Хоуп также прочитала исследования и научные теории о том, почему некоторым мужчинам нравится подчиняться, но статья о психологии и патологии фетишей – не то, что ей хотелось бы написать. Журналистку намного больше интересовал человек, который смог проработать двадцать лет шерифом в консервативном городке, а сам втайне грезил сексуальными извращениями, пока эти фантазии окончательно не поглотили Доннелли.

Высушив ногти, Хоуп отправилась через дорогу проведать Шелли. Пол сказал, что жена спит, но, скорее всего, проснется через пару часов, и посоветовал соседке прийти ближе к полудню. Так как сейчас было только десять, Хоуп, чтобы убить время, сделала себе еще и педикюр. Она размышляла об инопланетянах, героях своей статьи, и продумывала всевозможные дальнейшие варианты развития истории. Размышляла, нужно ли связаться с изданиями до того, как напишет о Хираме Доннелли, или же сперва все-таки сочинить эту статью. Но больше всего размышляла о Дилане и его признании в том, что он вел прямо-таки монашеский образ жизни. Она просто не могла себе представить, что такой парень, как шериф, может «уйти в завязку».

Хоуп вспоминала, как Дилан смотрел на нее, вспоминала его полный желания взгляд, грубоватый голос, звук которого окутывал, словно одеяло, согревая от макушки до пят. Пыталась придать значение каждой улыбке шерифа, каждому сказанному им слову, каждому касанию. Ей хотелось бы верить, что она хоть немного ему небезразлична, но кто знает? Да, он нравился ей как человек, да, Хоуп жаждала его как мужчину, но на самом деле она не могла определить, что же испытывает к нему. Было ли у них что-то общее, кроме одиночества и явного притяжения друг к другу? Она даже не знала, увидит ли Дилана сегодня или завтра. А, может, только на следующей неделе.