Желая выяснить это как можно скорее, девушка кое-как накинула на кровать покрывало и, распахнув дверь, озабоченно воскликнула:

— Уильям, что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала…

И тут же замолкла на полуслове под пронзительным взглядом серо-стальных глаз.

Рано утром «Салли» на виду у всех гордо вошла в Кингстонскую гавань. Ее экипаж едва сдерживал нетерпение — всем хотелось, как можно скорее оказаться на берегу. Дэмиен как ни в чем не бывало, явился к начальнику порта и предъявил поддельные бумаги на корабль, с великолепной выдержкой игнорируя недоуменные гримасы на физиономиях тупых служак, чуть ли не вылизавших каждый документ. Однако придраться было не к чему, и его отпустили с миром, поставив все нужные отметки. Впервые в жизни ограниченность чиновников от мореходства принесла Дэмиену пользу. Он не боялся предательства тех, кто знает его в лицо: верные друзья промолчат, а враги побоятся его пресловутой обеа. Ха! Вот шутка так шутка! Посмеиваясь над суеверными островитянами, капитан с довольной улыбкой спустился к себе в каюту, чтобы переодеться. Сами себе создали идола — и сами же его боятся! Все как один, кроме… кроме проклятой малявки с фиалковыми глазищами в пол-лица. Судя по всему, эта пигалица плевать хотела и на него, и на его славу колдуна-чародея.

Стараясь подавить невольное раздражение, Дэмиен торопливо переменил костюм и вышел из каюты, подгоняемый все той же смутной тревогой, что не давала ему покоя на протяжении последнего плавания.

Вскоре он уже стоял возле дома, в котором жила Аметист со своей служанкой. Достаточно было одного взгляда на голый, невыразительный фасад, чтобы его сердце принялось отбивать прямо-таки сумасшедшую дробь. Злясь на свою неуместную впечатлительность, Дэмиен с суровым видом поднялся на крыльцо. Он хотел было постучать, но передумал — разве не его щедрость поддерживала существование здешних обитателей на протяжении целых трех лет?

Капитан рывком распахнул дверь, не на шутку напугав рослую мулатку. Тилли, громко охнув, приняла молитвенную позу и стала раскачиваться, напевая какое-то заклинание; в ее темных глазах застыла смесь ужаса и благоговения.

Чувствуя, как в его груди вскипает волна необъяснимого гнева, Дэмиен довольно грубо спросил:

— Где твоя хозяйка? Мне надо с ней поговорить!

— Она у себя в спальне, капитан. — Грудной голос служанки задрожал.

— Ну, так ступай и скажи, что я пришел! Или прикажешь мне дожидаться ее целый день?

На самом деле Дэмиен чувствовал, что терпение его на исходе; он больше не в силах ждать и вот-вот сорвется, если сию же минуту не увидит Аметист. Дьявольщина! Что за морок напустила на него эта девчонка?

В тот же миг, как будто что-то почувствовав, Аметист неожиданно открыла дверь и, встав на пороге, с тревогой спросила:

— Уильям, что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала…

Взгляд широко распахнутых лавандовых глаз словно приклеился к его лицу, и Дэмиен ощутил, как все внутри у него замерло. Это были все те же запомнившиеся ему огромные глаза в обрамлении черных пушистых ресниц, но… Господь свидетель, он смотрел и не мог насмотреться, замечая все новые перемены в этом знакомом — и в то же время незнакомом ему облике женщины-ребенка. Все в ней поражало совершенством — нежный овал лица, обрамленного блестящими, черными как ночь длинными локонами, идеально вылепленные, слегка приподнятые скулы, чистая гладкая кожа, лишь чуть-чуть тронутая загаром, с проступавшим под ней неярким румянцем, тонкий и прямой нос. Выразительные влажные губы, казалось, были словно нарочно созданы для поцелуев…

Неожиданно капитан обратил внимание на то, что эти губы выражают крайнее недовольство, а тонкие, изящные руки сжались в кулаки; но даже это не умерило его восхищения стоявшей перед ним юной красавицей. Напротив, Дэмиен почувствовал, как его охватило неистовое желание завладеть ею навсегда, холить и лелеять, стать ее повелителем и защитником.

Забывшись, он даже протянул к ней руки, но его тут же остановил звонкий гневный голос:

— Что вы здесь делаете?

С трудом подавив свой порыв, Дэмиен сердито прищурился:

— Судя по всему, ты изменилась только внешне, а в душе осталась все той же маленькой паршивкой, не так ли, Аметист?

— Капитан Стрейт, — язвительно отвечала девушка, намеренно пропуская мимо ушей оскорбительное замечание, — ваш визит вежливости немного запоздал! Мамы здесь больше нет, так что некому будет тешить ваше больное самолюбие бесконечными благодарностями!

— Тешить мое самолюбие?

— Вот именно. Как мне ни грустно вас разочаровывать, капитан, но и прочим вашим планам не суждено будет осуществиться из-за маминой скоропостижной кончины!

— Каким еще планам? — раздраженно спросил Дэмиен, озадаченный столь решительной отповедью, к тому же полной каких-то идиотских намеков. — Что за чушь ты несешь, Аметист Грир? Твоя мать была милой, скромной женщиной, и я уважал ее как друга. Недавно до меня дошло известие о ее смерти, и я зашел выразить свое…

Аметист и сама не заметила, как перестала его слушать, поглощенная своим гневом и горем. Ей никогда не простить ни оскорбительных шуточек, ни той оплеухи, которой он наградил ее три года назад, когда она пришла к нему за помощью, переодевшись мальчишкой. То, как ее мать упорно благодарила этого типа за его так называемую щедрость, только усиливало в ней чувство протеста. Аметист отлично помнила, как застукала их во время плавания на Ямайку — тогда они сидели одни в каюте, держась за руки. Ей до сих пор делалось тошно, стоило только вспомнить эту картину… Мама выглядела такой хрупкой, чувствительной; папа обожал ее и готов был пойти на что угодно, чтобы защитить от невзгод и жестокостей этого мира. Мэриан Грир до самой смерти сохранила эту душевную чистоту и доверчивость, и Аметист с детства привыкла быть щитом между нею и реальной жизнью. Девочка отлично знала о репутации ловеласа, которую давно заслужил капитан Дэмиен Стрейт. Кроме того, она неплохо разбиралась в людях и считала, что такому хваткому дельцу и в голову не придет проявлять щедрость и великодушие без тайного расчета. А какой еще тайный расчет может быть в данной ситуации, как не надежда попользоваться ответной реакцией совершенно определенного рода? Ему оставалось лишь дождаться, пока Мэриан Грир оправится от болезни… Бедная наивная мама — ни об одном мужчине в мире она не отзывалась с таким восторгом, если не считать папу! Больше всего Аметист бесило то, что эти хвалебные эпитеты достались наглому чужаку. Да как можно этого настырного типа, только что без стука вломившегося в их дом, сравнивать с папой!

— …и я имею возможность убедиться, что дочь ни в малейшей степени не разделяет чувств матери, — все еще бубнил Дэмиен, лицо которого медленно, но верно краснело, выдавая его реакцию на столь оскорбительный прием.

— Ну да, ее дочери совсем не до сантиментов, — зло прошипела Аметист, — потому что ее дочь не настолько наивна, чтобы поверить, будто такой, как вы, станет целых три года бросать деньги на ветер и пускать пыль в глаза милой вдовушке без расчета на ее…

— Пропади ты пропадом, соплячка! — взревел Дэмиен. Ему неожиданно захотелось свернуть эту хорошенькую шейку, чтобы не слышать несусветной чуши, с такой легкостью слетавшей с милых алых губ! Эти губки вовсе не предназначены для того, чтобы браниться, да еще так глупо!

Еще больше разозлившись на свою слабость перед этими нежными, обольстительными губками, Дэмиен запальчиво продолжил:

— Ты как была, так и осталась круглой дурой, Аметист Грир! Из взбалмошной и своевольной девчонки ты выросла в молодую женщину, чье упрямство граничит с безумием! У меня в голове не укладывается, как в твоем извращенном умишке могла возникнуть такая дикая мысль!

— Дикая мысль? В извращенном умишке? — Аметист охнула. — Да вас просто бесит, что я раскусила ваши подлые планы!

Не в силах устоять на месте, Дэмиен ринулся вперед и схватил девушку за плечи. Не спуская со своей жертвы убийственного взгляда, он прорычал:

— Говорю тебе, я просто хотел помочь твоей матери, потому что беспокоился за нее…

— И поэтому ни разу не заглянули за все эти годы! Бедная мама! Она в вас верила и все удивлялась, почему вы не приходите ее проведать!

— Тогда я не волен был в своих действиях, Аметист! Если ты помнишь, шла война, и я всегда старался как можно скорее покинуть Ямайку, чтобы пуститься в новый рейс за очередной партией продуктов!

— Ну да, только при этом никогда не забывали навестить городской бордель, не так ли?

Это была чистая правда, и Дэмиен беспомощно умолк, не находя ответа. Но тут в глазах у Аметист сверкнуло такое злорадство, что капитан снова разъярился. Он оттолкнул от себя маленькую паршивку, так что она едва не упала.

— Не хватало еще мне отчитываться перед сварливой соплячкой, которая исходит желчью из-за каких-то воображаемых обид, вместо того чтобы признать правду!

— Правду? — Аметист резко выпрямилась, глаза ее засверкали. — Хорошо, капитан Стрейт, давайте выясним, где правда! Скажите, почему вы сюда явились?

— Вот-вот, я бы и сам хотел знать, что я здесь делаю! Я задаю себе этот вопрос с той минуты, как ты принялась поливать меня грязью! Однако в чем-то ты, пожалуй, права: в борделе со мной сполна расплачивались за те продукты, которые я им доставлял. Но разве я не заслужил благодарность за ту помощь, которую получали от меня вы с матерью?

Дэмиен шагнул вперед, схватил напряженно застывшую Аметист в охапку, больно сжал ее и поцеловал прямо в губы. Он совершенно не ожидал, что вкус этих полуоткрытых свежих губ подействует на него так возбуждающе, внушит ощущение утраченного и вновь обретенного родного дома, исполнения давно манившей мечты… Вздрогнув всем телом, Дэмиен впился в припухшие губы еще более страстно, не обращая внимания на ее смешные попытки вырваться. Он упивался этим поцелуем, не в силах остановиться и отпустить Аметист от себя.