- Ну, что же… Если Лев Яковлевич разрешил… Только для чего обязательно футбольная команда? Вы бы лучше театральную студию организовали. В помощь урокам литературы.

- Галина Ивановна, - смягчилась Светлана, - у моего класса направленность другая, спортивная. У меня самой к режиссуре нет ни склонности, ни способностей. Это надо к Дубову обращаться. Попросите Павла Николаевича театральную студию вести. В школе хватает неорганизованных классов, педагогически запущенных детей.

- Павел Николаевич от нас уходит, - вертикальная складочка пролегла у Галины Ивановны меж бровей, придав выражению лица оттенок горечи. - Заявление вчера подал.

- Как? - поразилась Светлана. - Куда уходит? Почему?

- По семейным обстоятельствам уходит. А куда - не говорил. Доработает год, отгуляет отпуск и всё.


*


Громкий гул голосов раздражал. Табачный дым, пластами плавающий в зале, ел глаза, забивался в нос, в горло, не давал дышать. Всего одно преимущество удерживало Светлану за столиком. Мощный вентилятор гонял пласты табачного дыма и горячий воздух, создавая иллюзию слабого ветерка. На улице и того не наблюдалось. Там господствовала африканская жара. Вот и вечер уже, а прохлады не предвидится. Прогревшиеся за день, раскалённые кирпичи, бетон, асфальт отдавали назад тепло, повышая общую температуру. Над тротуарами маревом колыхался видимый глазу горячий воздух. Некоторые деятели голубого экрана громко возмущались в эфире согражданами, не имеющими представления об утренней процедуре принятия душа. Телевизионная реклама предлагала пользоваться дезодорантами ведущих фирм. Дезодоранты не помогали. Светлана возмущалась рекламой, экранными деятелями. Принимаешь душ, обливаешься с ног до головы дорогими дезодорирующими средствами. Одеваешь всё чистенькое, выглаженное до хруста. И на работу. Сначала автобус, потом метро. У некоторых после метро опять автобус. Или троллейбус, трамвай. В вагонах - теснота, давка, скотоперевозки - не вагоны. Дышать нечем, смешение запахов от дезодорантов пресловутых, от духов, разнообразной туалетной воды. Лица у людей лоснятся от пота, волосы постепенно становятся влажными. Пропадают причёски, растекается макияж. Сам очень быстро начинаешь ощущать липкость подмышками, медленно ползущие по позвоночнику горячие струйки. Вываливаешься из вагона через несколько остановок в том состоянии, в коем следует не путь на работу продолжать, а немедленно отправляться под душ, к свежему белью, чистой одежде.

- Светка, ау! Кравцова, мать твою! Замечталась, корова? - Лёха не умел разговаривать с ней другим языком. - Ещё по пиву?

- Я - пас. Передышку сделаю. У меня и так внутри всё плещется.

- Плещется? - растянул до ушей тонкие губы Лёха. - не беда, рыбок запустим. Зеркальных карпов разводить станем. Ква-ква-квариуме. Ты вот салатик, шаурму сожри, картошечку. Пиво в желудке бутить надо.

- Чего делать?

- Бутить. Жратвой засыпать и утрамбовывать, утрамбовывать.

Светлану смех разобрал. Она ярко представила себе процесс утрамбовки жратвы. Взялась за вику и… отложила её.

- Не могу, Лёш. Из-за жары наверное. Есть совершенно не хочется. От одного запаха мутит.

- Тогда давай ещё по пиву, - Лёха, не дожидаясь согласия, выбрался из-за стола и пошёл к бару. Торопился налиться пивом под завязку. В спокойной обстановке. Пока не появилась Юля, не взяла процесс под жёсткий контроль. Она запаздывала к некоторому удовольствию своего супруга.

Лёха нашёл Светлане работу в одном из плодящихся, как грибы после дождя, турбюро. Работа не бог весть. Но хорошо оплачиваемая, с периодическими зарубежными поездками. Для обсуждения вопроса Скворцов пригласил Светлану в забегаловку под грубоватой вывеской “Кружка”. Интерьер, обстановка, публика - всё было грубоватым. Зато большие порции и очень доступные цены. В принципе, необходимую информацию Лёха мог скинуть подруге по телефону. Не захотел. Не интересно. Возник замечательный повод нарушить спокойное течение будней, встретиться на нейтральной территории, хлебнуть лишек пивка по столь выдающемуся поводу. Иначе прихоть Лёхи расценить Светлана не могла. Дрону надыбанный Лёхой для боевой подруги вариант работы категорически не нравился. Участвовать в обсуждении вопроса он отказался наотрез, в “Кружку” не поехал. Скорее всего, не вакансия в турфирме была виной. По всему, он не хотел видеть Светлану, до сих пор обижался.

- О чём задумалась, Кравцова? - Лёха с грохотом опустил полные кружки на стол.

- О Дроне, - Светлана смотрела на приятеля наичестнейшими глазами. Могла позволить себе завести разговор о Юрке легко и свободно. Скворцов ничего не знал о случившимся с ними грехопадении. Поговорить же на волнующую тему хотелось смертельно.

- О Дроне? - Лёха прищурился. Глаза стали колючими, лицо - жёстким. И жёстко зазвучали интонации. - Ну, коли уж ты сама начала, тогда послушай меня, голуба. И не перебивать, ясно?!

- Как скажешь, - немного перепугалась Светлана. - Ты на меня наехать вздумал? За какие провинности?

- За такие! - Лёха в буквальном смысле слова окрысился. - Давно хотел с тобой поговорить, да жалел.

- Чего жалел?

- Не чего, а кого. Тебя, дуру. Дрона жалел. Ты, Кравцова, хоть и свой в доску мужик, но баба из тебя получилась поганая. Вот сколько лет мы знакомы?

- Не знаю, не считала…

- А ты посчитай. Не сейчас, овца лагерная. На досуге. Сейчас сиди тихо, нишкни, меня слушай. О Дроне она думает! А не поздно ли спохватилась? Молчи, сказал. Тебе о Дроне с самого начала думать надо было. Нет, ей замуж за Овсянникова понадобилось. Хорошо сходила, понравилось? Не понравилось, ясен пень. Тебе бы тогда к Дрону пойти. Стыдно ей, видите ли, стало. Слышал я, слышал, что ты ему на мальчишнике плела. Упустила мужика, кукла безмозглая. Судьба пожалела, второй шанс дала. Дрон развёлся. Вот он, бери и пользуй. Опять - не хочу. Как же, как же, мужика в нём не видно, одна бесплатная скорая помощь. Ей литератора подавай, в костюмчике, при галстуке, с галантерейными манерами. По театрам и выставкам с ним шастать, высокие материи обсуждать.

- Он не литератор, он словесник, - недовольно поправила Светлана. Не ждала от Лёхи суровой отповеди.

- Без разницы, кто он там. Лично мне пофиг. И вообще, было сказано - не перебивать. Без твоей помощи собьюсь. Когда Дрона с того света вытаскивали, ты за ним ходила, как иная жена за мужем ходить не будет. Ну, думаю, порядок, вот сейчас наладится у ребят, переедет Светка к Дрону. Свадьба, салатики, хорошо-о-о… где уж там. У тебя опять мозги на сторону свернулись. Отвечай, как на духу: у тебя совесть есть? Хоть босяцкая? Сколько можно из Дрона жилы тянуть? Не любишь мужика - отвали в сторону. А издеваться над ним больше не смей!

- Я издеваюсь? Я? - вытаращилась Светлана. - Он сам меня видеть не хочет.

- А ты как думала? - Лёха с наслаждением отхлебнул из кружки, перевёл дух. - Сколько, по-твоему, мужик за бабой ходить может без всякой надежды на взаимность?

- Лёш, ты что городишь? Дрон за мной ходит?

- Нет, Кравцова, я за тобой хожу, банным листом пришпандоренный. Разуй глаза-то, мышь слепошарая!

- Лёш, подожди… Ты на что намекаешь?

- Намекаю? - окончательно вызверился Скворцов. - Ни хрена себе, намекаю! Ну, ты даёшь, Кравцова. Ей открытым текстом говорят, прямее некуда, а до неё не доходит. Как до утки на третьи сутки, чесс слово. Ты где последние мозги растеряла, не у себя в школе, случайно?

- Скворцов! - Светлана насупилась. - Ты ошибаешься. И ругаешься на меня зря. Ничего не понимаешь, так и помалкивай в тряпочку. К твоему сведению, всё как раз наоборот. Просто Дрон меня жалеет, обижать не хочет. Ему мои чувства не нужны.

Скворцов скептически ухмыльнулся, потряс головой, присосался к пиву. Молчал недовольно. Всем видом демонстрировал, насколько тяжело ему общаться с недотыкомкой. Допив содержимое кружки, крякнул, проворчал:

- Не зря в народе говорят, что у бабы волос долог, ум короток. Не хотят оба по-человечески. Ладно, мы пойдём другим путём. Как Ульянов-Ленин. Слепых котят насильно в блюдце с молоком мордой тычут. Собирайся, Кравцова, едем.

- Куда? - не поняла Светлана.

- Ты тут базарила о чувствах к Дрону или к литератору этому? Ну, к словеснику, не фырчи. К Дрону? Вот и едем к нему. Сама мои слова проверь.

- А если он меня погонит?

- Если бы да кабы… Со мной не погонит. А погонит, переживёшь. Раньше надо было колыхаться. В больнице сколько он тебя гнал, я со счёта сбился. Не в первый раз.

- Зато в последний. Я, Лёш, честно предупреждаю. Погонит - уйду и никогда не вернусь. Унижаться и бегать за ним не буду.

- Ого! Сильна. Характер начала вырабатывать? Уважаю. Э, Алёша Птицын, ты собралась? Потопали.

- Почему Алёша Птицын?

- Всё-то тебе расскажи. Фильм был такой. “Алёша Птицын вырабатывает характер”. Потопали, говорю.

- Подожди, а Юля?

- Юльке по дороге отзвонюсь.

Он болтал с женой по мобильнику треть пути, в разговоре с ней стелился ковриком, называл Юльчонком, смешно оправдывался за неведомые посторонним грехи. Лицо его смягчилось, посветлело. Светлана диву давалась. Лёха, боли, которую могут причинить люди, боявшийся сильнее всего, рискнул однажды довериться Юле. Рискнул и выиграл. Может, Светлане стоит попробовать? Не зря же Скворцов неуклюже намекал на некие особые обстоятельства.

С особыми обстоятельствами они столкнулись на подходе к дроновскому дому. Юрка стоял под развесистым тополем с бутылкой водки в руках, задумчиво рассматривая этикетку.

- Ты мне не сказал, что Дрон опять пьёт, - тихо произнесла Светлана, вложив в слова максимальное количество обиды. Она непроизвольно замедлила шаг. Лёха машинально подстроился.