Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы

Их сын Петр всего шестнадцати лет и дочь Изабелла, графиня Шампани (говорят о ее большом сходстве с Маргаритой), тоже выходят вперед. И они отправятся в поход. А потом на возвышение поднимается Филипп и склоняет перед Людовиком свою темноволосую голову. Все замирают. Наследник трона! Неужели король допустит это?

– Это мой сын, – говорит Людовик, – которым я очень доволен.

В очевидно отрепетированной сцене Филипп опускается перед королем на колени. Людовик вынимает из ножен меч и касается клинком его плеч, правого и левого, а потом головы, производя в рыцари. Маргарита вытирает с лица слезы, все еще силясь улыбнуться.

И тут король обращается к ней.

– Моя королева, – говорит он, – твои отвага и находчивость спасли нам жизнь в прошлом походе в Утремер. Я полагаю, мы можем рассчитывать, что ты пойдешь с нами снова?

Глаза баронов и рыцарей, их жен, слуг, сыновей и дочерей направлены на нее, а она стоит молча, пот пропитал ее платье, пульс стучит в ушах. «Прости, Беатриса». Голубой взор Жана успокаивает ее. Его голова почти незаметно покачивается из стороны в сторону, подсказывая ей ответ, который она и так знает.

– Нет, мой господин, – говорит Маргарита. Зал задерживает дыхание. – Бог не призвал меня в этот поход. Как вашей королеве, он велит мне остаться в Париже и править королевством. А кроме того, – она находит в толпе Карла и тепло ему улыбается, – я знаю, что вы окажетесь в верных руках. Ваш брат Карл, король сицилийский, собирается отправиться с вами. – Она уже наслаждается холодным взглядом Карла. – Он обещал мне сегодня, что останется рядом с вами до конца вашего похода.

Лондон, 1271 год

Возраст – 48 лет

Плотная, как саван, скорбь повисла на похоронах Генриха Германского. Элеоноре жгут язык угрызения совести. Она надеялась, что при королевском дворе племянник станет ее верным помощником, хотела наградить его за содействие в освобождении Эдуарда. Но когда Генрих ослаб от болезней, а Эдуард отправился искать славы в Утремере с королем Людовиком, королева занялась подавлением мелких восстаний, поднимаемых горячими головами и искателями славы. Через шесть лет после разгрома Симона при Ившеме Англию по-прежнему швыряет вверх и вниз, как корабль в бурю, – и Элеонора его единственный якорь.

Монахи опускают гроб в могилу рядом с могилой Санчи. Ричард напротив Элеоноры всхлипывает, припав к плечу своей новой красивой шестнадцатилетней жены Беатрисы Фолкенбургской, чье отвращение к браку с шестидесятилетним стариком отражается на ее лице, будто ей приходится терпеть дурной запах. Элеонора внимательно следит за Ричардом. Когда он поднимает на нее глаза, она видит в них ненависть. Как и ожидала. Она подходит к нему после окончания службы, когда все идут мимо прекрасной старой церкви и величественных шпилей аббатства, основанного Ричардом и Санчей. Он уже не плачет, но выглядит так, будто готов взорваться.

– Я знаю, о чем ты думаешь, и заклинаю все взвесить еще раз, – говорит Элеонора. – Эту войну нужно прекратить, ради Англии.

– Это сыновья Симона де Монфора должны прекратить ее. Ради Англии.

– Мы разыщем их, Ричард, и повесим высоко.

– Я надеюсь, их ждет гаррота. – Он кривит губы. – Хочу увидеть их муки.

Ему хочется отомстить. Элеонора, несомненно, чувствовала бы то же самое, если бы Монфоры таким коварным образом убили Эдуарда. Бедный Генрих Германский: у него не было возможности защищаться, так как братья Монфоры ударили его в спину, когда он на коленях молился в церкви в Витербо.

– Ричард, их смертные души будут мучиться в аду. Разве этого не достаточно? – Папа римский уже отлучил их от церкви за злодейское убийство.

– Разве это вернет мне сына?

Слышны крики и топот копыт, шесть всадников несутся по кладбищу, поднимая в воздух клочки травы и вереска, словно намереваясь затоптать идущих. Эдуард поднимает меч, но Амо Лестранж, Роджер Лейбурн и лузиньянские кузены загораживают его и умоляют спрятаться в церкви. Элеонора хватает Генриха за локоть и бежит с ним, насколько позволяют его пораженные артритом ноги, – то есть не очень быстро.

– Смерть монархии! – кричат всадники. – Смерть убийцам Симона де Монфора!

Брошенное яйцо попадает в Элеонору, желток расползается по темно-синему платью. Генрих кричит, когда другое яйцо попадает ему в висок.

– Давай поймаем их! – слышит она крик Амо.

Элеонора резко оборачивается:

– Нет!

Как они не видят, что сражения порождают только новые сражения, что убийства ведут только к новым убийствам?

– Я запрещаю вам нападать на них, – говорит она.

Эдуард бросает на нее мрачный взгляд, но его товарищи вкладывают мечи в ножны. Кони мчатся мимо, юные всадники с хохотом и насмешками скрываются в лесу.

– Зачем вы остановили их? – спрашивает ее невестка Элеанора Кастильская. – Вас не задевает, что над нами насмехаются?

– Такие юнцы? Нет.

Жена Эдуарда надувает губки в явном несогласии – она часто делает такое лицо в присутствии Элеоноры.

– Молодые бездельники проводят свое время в заговорах и проказах. Наверняка Эдуард рассказывал тебе о собственных бесчинствах в молодые годы.

– Это было давно. С тех пор Англия изменилась. Нашим подданным нужно спокойствие.

Нашим подданным?

– Вот я и пытаюсь дать им спокойствие.

– Глядя сквозь пальцы на такие инциденты? От этого мы выглядим слабыми.

– Отказ сражаться требует больше силы, чем нападение на всякого молокососа, размахивающего мечом.

– Народу нужен сильный правитель. Потому они поддержали Симона де Монфора.

– Ах, потому ли?

В последнее время Элеанора Кастильская напоминает почуявшую зайца гончую. Она уже томится по королевской власти.

У Беркхамстедского замка, размахивая руками, к ним через лужайку бегут какие-то люди. Ричард нагнулся в седле и о чем-то говорит с ними, а потом пришпоривает коня в галоп.

Эдуард со своими рыцарями скачет следом. Элеонора тоже пускается через лужайку мимо château, мимо обманчивых теней, с твердым намерением остановить схватку, невзирая на призывы Генриха вернуться к нему. Вслед за рыцарями она достигает каменного дома за замком, соскакивает с коня и спешит за ними.

– Матушка! Ради бога, уйди отсюда, – говорит Эдуард, но уже поздно: Элеонора видит висящего на стропилах человека, его выпученные глаза, посиневшее лицо. К ее горлу подкатывает желчь, но она не может отвести взора. Эдуард бледен. Он с товарищами придерживает тело, а Амо, забравшись под крышу, перерезает веревку.

– Почему, Господи? – Ричард сидит на полу и рвет на себе волосы. – Зачем ты взял моего человека именно сегодня, из всех дней? Разве не достаточно ты наказал меня смертью сына?

Элеонора склоняется над ним, берет за локоть, осторожно помогает встать. Потом ведет к стулу и садится рядом, гладит его руку, пытаясь утешить.

– Кто это был? – спрашивает она.

– Авраам, – отвечает он, всхлипывая. Его еврей, много лет назад убивший свою жену. – Мой самый верный слуга. Мой самый надежный друг. – Он начинает рыдать. – Боже милостивый, почему ты просто не взял меня?

Эдуард протягивает пергамент, скрепленный восковой печатью Ричарда и с чернильной надписью, указывающей, что свиток предназначен ему. Ричард дрожащими руками разворачивает. Он читает, и по лицу его, как облака, проплывают разные чувства: печаль, недоверие, гнев.

– Будь он проклят! – бормочет он, бросая письмо. Элеонора подбирает свиток. – Черт бы побрал душу этого еврейского ублюдка, чтобы вечно горела в самом жарком огне.

– Дай мне посмотреть, матушка. – Эдуард протягивает руку, но королева не подчиняется приказам сына, пока он не стал королем, а возможно, не будет повиноваться ему и потом. Она сама разворачивает свиток и читает про себя:

«Вы никогда не простите меня. Как и я не прощаю себя – вот почему я должен покинуть этот мир. Я убил невинную женщину. Не мою прекрасную Флорию – которую вы тоже любили, мой господин, да, я знаю. Хотя в ее смерти обвинили меня, это не я ее убил. И все же я убийца и потому должен умереть».

Читая, она наконец узнает обстоятельства смерти еврейки Флории шестнадцать лет назад. Она читает, как молодой слуга Авраама Самуил пришел к нему, когда тот считал свои монеты, и его глаза были наполнены ужасом, отчего Авраам бросился через луг в свой дом. Там на полу он нашел жену, кровь лужей растеклась из-под ее затылка, и рядом лежала большая шахматная фигура – «королева, мой господин, из набора, который я подарил вам» – вся в окровавленных волосах. «Самуил сказал мне о ссоре между Флорией и леди Санчей, которую услышал всего за несколько мгновений до того». Авраам послал Самуила за его отцом Иосифом, но тут появилась Санча и стала звать Ричарда.

«Как жестоко с ее стороны, подумал я, обвинять меня в своем преступлении, убить мою Флорию, а потом позволить заключить меня в лондонский Тауэр, где я подписал ложное признание, которым оклеветал собственную расу. Если бы не вы, мой господин, меня бы повесили. Вы спасли мне жизнь, отчего мое преступление против вас стало еще более вопиющим.

Это я убил вашу жену, леди Санчу, добавив яд в ее вино».

– Санча! – Слова расплываются в глазах. Слеза капает на письмо, размазывая свежие чернила.

«Я убил ее в отмщение, как сделал бы любой, и я больше никогда не думал о ней. Око за око, зуб за зуб. Но сегодня ко мне пришел Самуил. Его отец умирает, и Самуил винит в этом себя. “Это пятно на моей совести, – сказал он мне. – Я должен покаяться в грехе, иначе Бог убьет моего отца”».

Это Самуил убил Флорию, он сознался в этом, убил в порыве страсти. Он признался ей в любви (увы, кто не любил ее?), а она отвергла его, сказав, что она замужняя и порядочная женщина. И он удовлетворился тем, что стал шпионить за ней. Однажды он подсмотрел, как она обнималась с лордом Ричардом в саду. Тогда он убежал, чтобы не видеть ужасной сцены, и столкнулся с сестрой леди Санчи Беатрисой, которая тоже видела их. Флория – распутница, сказала она ему, и разбила много сердец в Беркхамстеде.