А потом, когда немногие оставшиеся строят камнеметательные машины и запасают стрелы, ощущает первую схватку в животе. А через час вторую.

Она пишет письмо царице Египта. Ей знакомы родовые муки: иногда схватки оказываются ложными, – и она молит Бога, чтобы так случилось на этот раз. Она не может бросить дела – кто же тогда будет править? Все обладавшие властью мужчины убиты или взяты в плен, осталась одна она. «Мы молим, чтобы вы сохранили наших мужчин в безопасности, пока мы ведем переговоры об их освобождении. Мы надежно удерживаем Дамьетту и предлагаем ее в обмен за нашего короля Людовика и всех наших благородных графов, рыцарей и солдат, томящихся у вас в плену».

Снаружи раздается крик. Маргарита подбегает к балкону. Турки строят башню и осадные машины, они уже начали пускать огненные стрелы через городские стены. Королева видит, как упал один солдат, за ним другой. Изнутри ее зовет Жизель.

– С вами хочет поговорить мессир Жан де Воре, моя королева, – еле дыша, говорит она.

Он медленно кланяется, словно от возраста заржавели петли. Его глаза, скрытые сверху и снизу складками кожи, смотрят прямо ей в лицо. Вот кто остался сражаться за Францию, осознает Маргарита: престарелые рыцари и крестьянские мальчишки.

– Турки начали осаду, моя госпожа.

Волна накатывает на ее бедра и обрушивается вниз. Королева в тревоге кричит. По передней части платья расплывается темное мокрое пятно. Она смотрит на рыцаря, будто он может ее спасти. Он протягивает руку:

– Могу я проводить вас в помещение для родов, госпожа? Кажется, пришло время.

День меркнет и переходит в ночь, потом бледнеет в день. Стук турецкой машины. Едкий горящий деготь. Грубый смех и языческая молитва. Большая рука рыцаря вокруг ее руки и мягкий запах Жизели. Командный тон Беатрисы, и ее ладонь у Маргариты на лбу. Новый приступ боли, латинские молитвы папского легата, избыток ладана, вонь дерьма. Крик снаружи – человек в сарацинских одеждах, размахивая ятаганом и что-то крича по-арабски, бросается на нее. Маргарита вопит:

– Мессир Жан, защитите меня!

Женские руки тянут ее вверх, Беатриса с одной стороны и рыцарь с другой водят ее по комнате кругами, спиралями, а потом, когда у нее начинает кружиться голова и подступает тошнота, по прямой туда-сюда.

– Дайте ей отдохнуть.

– Нет, – говорит Беатриса. – Ребенок должен родиться сейчас или погибнуть.

В комнату врываются мужчины с арбалетами. Маргарита протестует: она рожает, ей нужен покой.

– Турки пробивают стены, – говорит старый рыцарь. – Эти люди пришли, чтобы защитить нас.

Она сжимает его локоть:

– Дайте мне обещание, мессир рыцарь. Что вы не позволите туркам захватить меня и моего ребенка живыми.

Они изнасилуют ее, а потом продадут в рабство – а ее ребенок, если выживет, вырастет язычником и попадет в ад. Смерть будет лучшим жребием.

– Как только сарацины войдут во дворец, вы должны убить нас обоих. Пожалуйста, мессир рыцарь, поклянитесь, что так и сделаете!

Простыни на кровати пропитались по́том и кровью.

«Славься, Мария, премилостивая, благословенная среди женщин».

Вспышка света – трещина, будто небо раскололось надвое. В комнату врывается вой ветра, опрокинув тыквенную бутылку и подкатив по полу к двери. Хлынувший с неба дождь стучит по крыше, как камнями, брызгает на нее, холодит кожу. «Давай, сестра! Толкай сильнее! Ты можешь». Она хватает ртом сладкий воздух – дыхание Бога, – наполняется силой и выталкивает младенца наружу. Ее четвертый живой ребенок, а всего шестой, Жан-Тристан – она уже дала ему имя, в честь времени печали, когда он явился в этот мир[49].

* * *

Утром солнце. И чудесным образом тихо. Единственный звук – крик чайки. У окна Жизель любуется голубым небом. Турки, говорит она, прекратили штурм и сидят в своих шатрах, дожидаясь бог знает чего. Все приписывают честь победы себе: легат читает молитвы, арбалетчики хвастают градом выпущенных стрел. Маргарита втайне приписывает затишье письму, отправленному Шаджар ад-Дурр, султанше Египта.

В зале ждет посланник от султанши. Маргарита велит привести его. Но до него к изножию ее кровати подходят три солдата.

– Мы пришли попрощаться, – говорит один из них на ломаном французском.

Маргарита заставляет себя сесть прямо, ночные роды забыты.

– Куда вы? Вы не можете сейчас бросить меня. Что будет со мной – с нами всеми?

– Если мы останемся, госпожа, то погибнем. Вам тоже надо уходить.

– Я не уйду. Не уйду, пока жизни моих близких под угрозой.

– Однако вы хотите, чтобы мы отдали свои жизни, спасая вашу?

– Жизнь вашей королевы. – Тут она вспоминает, что не их королева. Эти люди из Генуи и Пизы, наемники, набранные с купеческих кораблей в море. – Жизнь короля Франции.

– Короля, который обещал заплатить нам, а теперь в плену у сарацин. Его замучают до смерти или уморят голодом. Простите, госпожа, но нам нужно есть.

– У нас есть провизия. С ваших кораблей.

– Как и вы, госпожа, мы должны рассчитываться за обеды. Но король нам не платит, и наши кошельки пусты. Так что мы должны уйти.

Она ищет решение.

– Мой кошелек не пуст. Может быть, я заплачу вам всем.

Наемник называет сумму, и она только разевает рот.

– Мы пробыли здесь около шести месяцев, госпожа. Со смертью султана король Людовик ожидал немедленной победы.

У нее на лбу выступает пот. Серебра в ее распоряжении хватит на малую долю того, что король задолжал этим людям. Но если они покинут Дамьетту, город потерян – и она никогда не сможет выкупить Людовика, Жуанвиля и остальных. А всего с горсткой оставшихся рыцарей – как женщины, дети и священнослужители отобьют турецкие набеги?

– Одну минуту, monsieur.

Она закрывает глаза, чтобы подумать. Хорошо сидеть, закрыв глаза. Она не выспалась, усталость давит на ее кости, замедляет мысли. Думай! Они хотят, чтобы с ними рассчитались, а заплатить она не может. Ей нужно скопить серебра, чтобы выслать египетской царице. Несомненно, султанша потребует огромную сумму за освобождение мужчин, и вдобавок Дамьетту – если Маргарита удержит город.

Она открывает глаза.

– У меня не хватит денег, чтобы всем вам выплатить жалованье.

– Тогда до свидания, желаем удачи.

Он скрещивает руки на груди. У нее в голове стучит кровь.

– Если я заплачу тем, кто сейчас в этой комнате, это вас устроит?

– Мы честные люди и не можем принять это предложение. Мы пришли от имени всех, а не от себя.

– Значит, вы уйдете, чтобы нас перерезали? – возвышает голос королева. – Да простит вас Бог!

Он разводит руками:

– Посмотрите на меня, госпожа. Некогда я был толстячком. А теперь кожа да кости. Мое брюхо жалуется день и ночь. Я почти неделю толком не обедал. И все мы в таком положении.

– Вы голодны. Жизель! Жизель!

Появляется служанка; солдаты смотрят на нее, и обостряется аппетит не только на еду.

– Скажи поварам, пусть приготовят обед еще на шесть персон.

Переговорщик прочищает горло.

– Мы не можем принять ваше предложение. Это будет нечестно по отношению к остальным. Сотня других так же голодны, как и мы.

Она размышляет вслух, хватая идеи из воздуха:

– Почему бы вам не принимать пищу здесь, во дворце? Вам всем, за мой счет. Три раза в день. – Она прикидывает в голове – сто человек, а у нее в сундуках еще несколько сот тысяч ливров.

Солдаты переглядываются. Двое из них, включая главного переговорщика, улыбаются, но третий стоит, скрестив руки на груди. Они перешептываются, потом главный обращается к ней:

– Неожиданное предложение. Нам нужно обсудить его с друзьями.

Ее сердце падает. Набив брюхо, мужчины вряд ли согласятся на ее условия.

– Сейчас, в эти минуты, я веду переговоры с царицей Египта об освобождении моего мужа. – Это, может быть, и ложь, но очень скоро может оказаться правдой. – Она ждет немедленного ответа на ее условия, поэтому мне нужен ваш ответ сейчас.

Он кланяется:

– Наши люди ждут в зале результата наших переговоров. Я вернусь в течение часа.

Когда они уходят, Маргарита делает знак Жизели подойти.

– Скажи поварам, я хочу пообедать сейчас, – шепчет она. – Скажи, пусть приходят не обычным путем, через заднюю дверь, а через этот вход, чтобы с накрытыми блюдами прошли через зал.

Вид и запах пищи может соблазнить наемников остаться здесь, где им обещана еда, а не возвращаться на корабли, где без выплаченного жалованья им будет трудно прокормиться.

Жизель убегает, а Маргарита закрывает глаза. Она словно чувствует лезвие ножа, слышит плач своего ребенка. Открыв глаза, она видит кормилицу, принесшую Жана-Тристана, чтобы позабавить ее его красным личиком и сжатыми кулачками. Кормилица подносит младенца к сгибу ее локтя, прикладывает к голой коже.

– Не надо так кричать, – шепчет она.

Мальчик смотрит на мать и перестает плакать.

– Вот-вот, не надо волноваться. Мама позаботится о тебе.

И тут прибывает египетский посланник и на безупречном французском передает приветствия от султанши Шаджар ад-Дурр. Она прислала ответ на Маргаритино послание, написанный ею собственноручно и по-французски.

Людовик в безопасности, написала она, как и его братья. Их содержат в комфорте в доме известного судьи. Она может освободить их за выкуп в пятьсот тысяч ливров. Маргарите дается один месяц, чтобы собрать деньги, и в течение этого месяца она должна также вернуть Дамьетту египтянам. А пока султанша приказала своим военачальникам приостановить осаду – на время.

Пятьсот тысяч ливров – это вдвое больше, чем есть у Маргариты. Нужно убедить египетскую царицу снизить выкуп – но как? Не успевает она сочинить ответ, как возвращается представитель наемников, его взгляд ласкает ее блюда с едой: жареный ягненок, рис с шафраном, горох с кардамоном, свежая морская рыба.

– Моя госпожа, запах вашей еды соблазнил нас принять ваше предложение. К сожалению, мы можем остаться только на месяц, иначе опоздаем на корабли, отбывающие домой. Мы верим, что все это время вы будете платить нам наше жалованье – целиком.