– Сестра, я утомилась после сегодняшней поездки. Ты не посидишь со мной?

– Иди, дорогая. – Ричард убирает руку с ее талии.

– Я скоро вернусь к вам.

Санча двигается, словно в тумане, или как будто какой-то туман в ней замедляет ее шаги и застилает ее мысли.

– Этому мальчику по меньшей мере шестнадцать лет, – говорит сестра.

– Шестнадцать лет назад Ричард был женат на Иза-белле Маршал, – соображает Санча. – Это была любовь его жизни. Или одна из них.

– Любовь – оливковое масло, а брак – уксус, – усмехается Элеонора. – Интересно, Ричард сам это придумал?

Маргарита

Против ветра

Египет, 1249 год

Возраст – 28 лет

Она представляла это совсем не так. Триумфальное начало – да: пятнадцать тысяч кораблей с раздутыми парусами покрывают все море. Но энтузиазм в глазах Людовика, беспокойная ходьба по палубе, постоянные разговоры об Иерусалиме, Иерусалиме, Иерусалиме – этого Маргарита не ожидала, как и криков, когда сарацинские галеры горели, рушились и тонули от огненных шаров, выпущенных по приказу Людовика. Ей велели оставаться в каюте, но она вольна делать что хочет: в конце концов – королева Франции. Хотя и не в Париже, но тем не менее королева. И не хочет забиваться в тесную каморку, когда воображение рисует сцены ужаса, навеянные доносящимися из-за двери звуками. И все же вид с палубы страшнее всех ее фантазий.

– Спустить две спасательные шлюпки, – командует Людовик.

Он сошел с ума? Две шлюпки не подберут всех тех, кто барахтается в море, взывая о помощи.

– Спасать капитанов и сарацинскую знать, прочих оставлять Богу, – велит он матросам в шлюпках.

Маргарита хочет спорить, вмешаться ради спасения остальных, но помалкивает. Если она оказалась вместе с Людовиком здесь, в Утремере, не следует публично оспаривать его решения.

К ней на палубе присоединяется Беатриса, но Маргарита ничего не говорит. Она уже спрашивала сестру о своем приданом и получила отказ – в очередной раз.

– Я не нарушу волю нашего отца, – сказала Беатриса. – Можешь просить меня сколько угодно, но мой ответ не изменится.

Теперь Маргарита решила ее не замечать. Зачем слушать Беатрису, когда та глуха к ее просьбам?

Однако Беатрису ничто не может удержать от разговоров. Она растягивает слова:

– Разве не захватывающее начало похода?

Маргарита отворачивается и смотрит, как рыцари затаскивают одетых в шелка сарацин в лодки и бьют по головам и рукам веслами остальных, цепляющихся за борта. Брызжет кровь. Закатываются глаза. Рыцари хохочут. Маргарита перегибается через борт, и ее тошнит желчью из пустого желудка в мертвенно-темное море. Беатриса кладет руку ей на спину; Маргарита отшатывается, отплевываясь и вытирая рот платком.

– Надеюсь, у тебя морская, а не сердечная болезнь, о королева, – говорит Беатриса. – Мы пришли покорить этих людей, а не подружиться с ними.

Французы поднимаются по лестницам из шлюпок на палубу, толкая перед собой пленных. Маргарита придвигается поближе, чтобы лучше рассмотреть этих варваров, дикарей, чуть ли не ожидая увидеть рога или раздвоенные языки, но это просто испуганные люди в мокрой одежде. Карл и Роберт связывают им руки и заталкивают в трюм. Один из пленников кричит что-то на мелодичном сарацинском языке. Матрос отвечает ему также по-сарацински. Маргарита просит перевести.

– Он говорит, что его суда вышли поприветствовать нас, а не сражаться.

– Похоже, они не вооружены.

– Хитрость, госпожа. Они прячут ятаганы и кинжалы под одеждой. Или повыбрасывали их в море, чтобы не утонуть. Якобы только хотели узнать, зачем мы приплыли. Ха-ха! Полагаю, теперь знают.

Мимо проходит Роберт, на его лице гримаса жестокости. Маргарита касается его руки. Он оборачивается, но его глаза не видят ее.

– Что вы с ними сделаете?

Роберт хлопает глазами, словно она тоже говорит по-сарацински.

– Людовик хочет допросить их, вот и все. А потом мы посадим их на цепь в трюме. Если они заговорят, их оставят там в покое.

– А если нет?

– Плеть с колючками любому развяжет язык, – замечает проходящий мимо Карл.

– Карл, ты видел, что четвертый сарацинский корабль спасся от огня? – спрашивает Беатриса. – Они вернутся в Дамьетту.

– И хорошо! Пусть расскажут соседям, что прибыли могучие французы.

Некоторые из проходящих сарацин полными ненависти глазами поглядывают на ее грудь и тело. Маргарита пятится, прижав руки к груди, а Беатриса шагает вперед и бьет сарацина по лицу:

– Проявляй почтение к нашей королеве.

Пленник смеется и плюет ей на туфлю.

– Чертовы язычники – простите, госпожа, – говорит матрос. – Мусульмане не любят женщин; только то, что у них между ног. Будьте осторожны, когда сойдете на берег. Куда бы ни пошли, берите с собой мужчину. В сарацинской религии не считается грехом изнасиловать христианку.

Крики из трюма преследуют Маргариту до ее каюты, где она ложится на койку и накрывает подушкой голову. Все они язычники, напоминает она себе, но разве не то же самое говорили про катаров, которых она знала как добрых и благородных людей? «Господи, зачем ты послал меня сюда смотреть на эти зверства?!» Но не Бог посадил ее на корабль. За это можно поблагодарить Бланку.

Ей, Маргарите, достало ловкости удалить свекровь из дворца своими угрозами. Какими счастливыми были годы при дворе без этого горгульего лица, вечно обращенного к ней, без ее презрительных замечаний. В результате же все вышло не совсем так, как она надеялась. Вместо того чтобы пригласить ее править вместе с ним, Людовик перевез двор в Бланкин замок и стал избегать Маргариты. Но по крайней мере ее дети были ограждены от тлетворного влияния своей бабки.

Какой наивностью было думать, что она сможет одержать верх над свекровью! Бланка не исчезла, а только ждала своего часа. Пока Людовик собирался в поход на Утремер, Маргарита готовилась править Францией вместо него – но обнаружила, всего за несколько недель до его отправления, что у Бланки были другие мысли на этот счет.

– Почему бы вам не взять с собой жен и не поощрить рыцарей сделать так же? – сказала она Людовику и Карлу. – Ваши солдаты, может быть, тогда не будут так рваться домой до выполнения своей миссии.

Теперь, через восемь месяцев, по дому тоскует Маргарита. Только сон служит ей убежищем от страшных воплей из трюма, где проходят допросы. И еще тишина, которая будит ее и снова выводит на палубу. Из трюма появляются Людовик, Роберт, Карл и папский легат, у всех мрачные лица – кроме Роберта, который ухмыляется, словно только что развлекался самым изысканным образом.

Беатриса спешит к Карлу, а Людовик говорит с капитаном корабля, который посылает мальчика в «воронье гнездо» на стеньге[44]. По сигналу его трубы окружающие корабли сбиваются в кучу, рыцари и знать высыпают на палубы. Маргарита стоит у двери своей каюты, глядя на забрызганный кровью камзол мужа.

– Друзья и сторонники, – кричит Людовик, – нас не одолеть, если мы все вместе. Воля всевышнего привела нас сюда. Проявим нашу благодарность, подождав с высадкой до Троицы, каковы бы ни были вражеские силы.

Радостные возгласы и одобрительный свист смешиваются с ропотом:

– До Троицы?

– До Троицы еще больше недели. Пока мы здесь мешкаем, сарацины подготовятся к сражению.

Из любви к Господу! Она способна на что-нибудь, кроме критики? Маргарита чувствует, что вынуждена защищать Людовика.

– Как мы можем вдохновить других нашей верой, если сами не соблюдаем наших святых праздников?

– Я думала, мы пришли убивать мусульман, а не обращать их в свою веру, – отвечает сестра.

Она рассказывает Маргарите выданные пленниками секреты: уверенный, что французы высадятся в Александрии, египетский султан послал войско туда, оставив Дамьетту практически не защищенной.

– Карл говорит, нужно брать город сейчас и двигаться на Каир, пока сарацины не вернулись.

– Не я король Франции, – кричит Людовик, – и не я Святая Церковь. Это вы сами, все вместе, и Церковь, и король.

Среди звучащих радостных возгласов он заканчивает:

– Да принесет нам Христос победу, чем прославит не нас, а Свое святое имя!

* * *

Троица пришла и прошла; Святой Дух, снизошедший в этот год опустошительным ветром, унес неизвестно куда более тысячи кораблей от не имевшего гаваней побережья Дамьетты. Для высадки осталась только четверть войска. Ходят слухи об отступлении, но пришел день, о котором Людовик мечтал, которого ждал много лет и строил планы.

– Господь поведет и защитит нас, – повторяет он, словно убеждая самого себя.

Маргарита с палубы смотрит на высадку, ее дыхание как изорванная тряпка на суку. Перед ней расстилается простор моря, голубого, как слезы, а за ним нагромождение камней на египетском берегу, где французские рыцари только начали выгружаться с кораблей и топать ногами, привыкая к твердой земле, которой не ощущали много недель. Они еще не увидели отблесков света, клубов пыли, коней и всадников в золотистых доспехах, которые высыпают из ворот обнесенного стеной города и несутся на них.

«Жан, взгляни!» Но кричать тщетно. Он не услышит ее с такого расстояния. Но до нее доносятся странные звуки рога и барабанов и пронзительные крики, зовущие сарацин в бой. Французы устанавливают свои щиты на песке и втыкают в землю копья, выставив острия навстречу противнику, а сами, подняв мечи над головами, встают за эту баррикаду. Сарацины мчатся на них, как будто французское оружие лишь сон и его легко растоптать.

– Карл! – Беатриса, стоя рядом с сестрой, начинает звать мужа, чей корабль еще не достиг берега. – Карл, вернись! Тебя убьют!

– Они плывут на смерть, – говорит она Маргарите. – И виной всему твой безумный муж.

Маргарита ничего не отвечает, так как возразить нечего. Если на берегу слишком мало солдат, чтобы отбить нападение сарацин, то хотя бы отчасти это вина Людовика. Лодка с Карлом, Людовиком, братом Робертом и прочими с их корабля задержалась из-за падения в море старого рыцаря Плонкета: Людовик потребовал остановиться и помолиться за его душу.