Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы

Сестры начнут вопить, особенно Маргарита. Но ей-то, Беатрисе, какое дело? Маргарита обращается с ней, как со служанкой, а не с сестрой. Когда они с мамой приехали в Париж, Маргарита увидела сестренку взобравшейся на трон и отправила на низенький табурет со словами: «Никто не может сидеть вровень с королевой». Беатриса тогда заплакала и пригрозила пожаловаться папе, но Марго только рассмеялась.

– Думаешь, он примет твою сторону в ссоре со мной?

Беатриса-то уверена, что он так бы и сделал. Маргарита тоже когда-нибудь это узнает. От доброты Элеоноры тоже мало что осталось – той Элеоноры, которая сажала Беатрису на колено и читала ей истории про Ланселота. Но сегодня она ни слова не сказала в защиту Беатрисы, когда Маргарита отругала ее и отослала прочь. И это сестра, которую прозвали «Элеонора Отважная»? Беатриса могла бы рассказывать на ночь истории про Элеонору: как она на спор с Маргаритой забралась на скалу, а потом не могла слезть вниз. Как на рынке в Марселе с суком в руке напала на графа Тулузского, который от неожиданности упал на землю. Как всего в двенадцать лет настояла, вопреки маминому желанию, чтобы ее выдали за короля Генриха. Мама хотела подождать годик-два, но дочь отказалась: «Я слышала, у английского короля настроение меняется в зависимости от времени года. Я хочу его сейчас, пока зима не сменилась весной и он не нашел другую королеву». Маргарита ее не обойдет, сказала Элеонора.

Маргарита и Элеонора. Элеонора и Маргарита. Беатриса была еще маленькой, когда они покинули Прованс, Маргариту она совсем не помнит, а Элеонору смутно. Но всю жизнь она слышала о них, представляла их в своих играх, писала им письма, которые никогда не посылала, потому что кто она такая? Что она может сказать самым знаменитым в мире женщинам, даже если они ее сестры?

Теперь и Санча сравнялась с ними, или почти сравнялась. В их блестящем обществе Беатриса снова задает себе вопрос: а она-то кто такая? Всего лишь ребенок и любимица их отца?

Ромео как-то пообещал сделать королевами всех дочерей графа Прованского. Так гласит очередная легенда, из тех, что сочиняют про их семью. Но потом папа обручил Санчу с Раймундом Тулузским, который не король, а никто. А теперь и Санча вышла не за короля, а за его брата, который почти ничем не лучше графа Тулузского, а тот, говорят, поглядывает на Беатрису. И Беатриса, судя по тому, как с ней обращались сегодня сестры, тоже никто.

Подходит служанка со светящимся от облегчения лицом:

– Наконец-то я тебя нашла! – И Беатриса снова ныряет в густую толпу, стараясь не толкнуть слуг с подносами еды, потому что, если блюда упадут, мама заметит, что ее младшая дочь все еще в зале, а не храпит над Псалтырью и куклами в детской. Она бросается в сад и прячется за деревом. Услышав, как беседуют и смеются двое мужчин, она старается дышать как можно тише. Они говорят на чужом, грубом северном диалекте французского.

– Она самая хорошенькая из сестер, тебе не ка-жется?

– Мила, как летний бриз. Не то что эта сука Маргарита.

Беатриса сдерживает порыв выскочить и защитить сестру. Не хочется, чтобы ее увидели. Да и что она может возразить? Маргарита в самом деле сука.

– Сладчайшая Санча Прованская! Мечта, да и только! Как жаль, что ей пришлось выйти за этого жадного английского ублюдка.

– Что плохого в некоторой жадности? Знаешь, бери от жизни все, что можешь.

– Ага. Говоришь, как брат французского короля.

Беатриса выглядывает из-за дерева и видит королевского брата, который ненавидит ее сестру. Он невысок, но мускулист, с выпирающим носом и живыми глазами.

– И не просто какой-нибудь брат, – уточняет он. – Я стану самым богатым и самым могущественным из сыновей Бланки Кастильской – даже могущественнее Людовика.

Его приятель смеется:

– Карл! Ты поражаешь меня своей «скромностью». С чего ты начнешь свои завоевания? С прекрасной наследницы? Почему ты не попросил руки Санчи Прованской? Или хотя бы младшей из сестер? Я слышал, она почти такая же красотка.

– Фу! Прованс. Это маленькое захолустное графство? Его бы стоило захватить, если бы граф Раймунд Беренгер не растранжирил все свои богатства на развлечения, кривляк-менестрелей и третьеразрядных поэтов.

– Осторожнее, дружище. Ты знаешь, я сам из Тулузы, где воздух благоухает от песен трубадуров.

– Еретиков! – выплевывает Карл. – Ты сам знаешь, что все они катары. Святая церковь давно бы их изничтожила, если бы их не защищал ваш так обожающий катаров граф.

– Не забывай, как раз в то время он пытался захватить Прованс. Это «захолустное графство», должно быть, более завидная собственность, чем ты думаешь. Тамошние соляные копи ценнее золотых. А младшая дочь, я слышал, почти достигла брачного возраста.

– Хорошенький брак! Карл, брат короля, – и дочь обедневшего графа? Если бы мне понадобился Прованс, я бы спокойно отобрал его силой. Эта старая кляча Раймунд Беренгер мне не соперник.

– Старая кляча, ха-ха! Я встречался с ним – он смирен, как теленок. Неудивительно, что у него рождаются одни девчонки. – Оба разражаются хохотом, который прерывается внезапным появлением из-за дерева Беатрисы.

– Граф Прованский – прославленный воин! – кричит она, размахивая кулаками.

Друг Карла указывает на нее пальцем:

– Посмотри, кто защищает могучий Прованс! Девчушка. И теперь ты вызовешь меня на поединок или поиграть в куклы?

И вот он уже на земле, а Беатриса сидит на нем, сама не понимая, как это произошло, и ее руки все в крови. Она бьет его снова и снова, стараясь остановить его хохот, и наглец в самом деле съеживается и пытается закрыть лицо, но смеется только сильнее.

– Дай ей сдачи, парень! – кричит Карл. – Что с тобой? Ты не можешь защититься от девчушки?

Он поднимает руки, и Беатриса, думая, что сейчас он ее ударит, бьет его по лицу.

– Ай! Эй! – кричит юноша, а потом хватает ее за подмышки и ставит на ноги.

Его приятель приподнимается с земли и вытирает кровь из носа. Пытаясь освободиться, Беатриса бьет принца локтем под ребра, но тот так сжимает ее, что она еле может вздохнуть.

– Угомонись, маленькая львица! Это моего друга ты можешь бить, не боясь получить сдачи, а я не так галантен. Попробуй ударить меня еще, и я тебя отшлепаю!

Беатриса со всей силы лягает его пяткой по голени. Он охает, отпускает ее, и она разворачивается лицом к нему. Брат французского короля наклоняется к своей ноге, а его друг встает рядом, со смехом зажимая себе нос.

– Беатриса! Ты где? – слышится из зала голос ее матери.

Беатриса бросается за дерево в надежде, что молодые люди ее не выдадут.

– Что здесь происходит? Карл Анжуйский дерется? Похоже, ваша репутация вполне заслуженна.

– Не я, мадам. – Он смотрит в сторону дерева; Беатриса вся сжимается.

– Беатриса!

Она выходит, свирепо глядя на Карла и держа окровавленные руки за спиной.

– Он оскорблял папу.

– Ох, Беатриса. – Глаза матери полны слез. – Где я тебя ни искала! Твоему отцу стало хуже. Мы должны сейчас же поспешить домой!

Париж, 1244 год

Возраст – 23 года

Изнутри доносится грохот, что-то рушится и скрипит, словно по Парижу проносится буря. В покоях Маргариты бароны, их жены, священники, фрейлины, слуги, дяди и ее лекарь поздравляют друг друга, словно это они родили наследника короля.

– Хорошая работа, Марго! – говорит дядя Питер.

Она бы ответила, но не находит сил даже для улыбки.

Чья-то рука у нее на лбу. Маргарита открывает глаза и видит своего мужа в отвратительной шерстяной шапке, которую он взялся носить, по его словам, демонстрируя смирение (качество, которое Людовик высокомерно себе приписывает).

– Ты сделала это, моя бесценная, – говорит он, и на мгновение сердце Маргариты выпрыгивает от обещания любви, теперь, когда она принесла ему этот дар. Однако надежда нынче непостоянна, как и взгляд Людовика: и то и другое покидает Маргариту, когда он поворачивается к матери и обнимает ее.

– Постарайтесь сесть, моя госпожа.

Прикосновение Жизели приятно холодит в слишком теплой комнате. Маргарита просит открыть окно, но лекарь качает головой: снаружи, где собралась толпа, может прийти хворь.

– Слышите, как они радуются? Сегодня вы осчастливили своих подданных.

Однако Бланка, когда подходит к ложу, выглядит какой угодно, только не радостной.

– Он довольно большой, а мои дети рождались маленькими. – Королева-мать искоса смотрит на Маргариту, словно ставя ей в вину этот отход от традиций Капетингов. – Ведь твои Изабелла и Бланка тоже родились маленькими, non?

Все белила мира не могут скрыть досады смещенной вдовствующей королевы. Маргарита закрывает глаза. Наконец Бланка может съехать из замка и дать невестке повод для благодарности. Теперь мир признает ее настоящей королевой Франции. Десять лет она ждала этого момента, но теперь только вздыхает и жалеет, что не может заснуть.

– Она очень бледна.

При звуке этого голоса королева открывает глаза. Жан де Жуанвиль проводит рукой по своим мягким волосам.

– Вам больно?

– Теперь уже нет, – улыбается ему в глаза она.

Он озирается, но даже Бланка не следит за ними. Маргарита, королева она или нет, – самое незначительное лицо в этих покоях. Людовик присоединяется к благодарственной молитве, и Бланка принимает поцелуи, в то время как принца носят на руках и восхищаются им, словно захворать он может только за стенами замка.

Ах, если бы все они убрались отсюда – кроме Жуанвиля. Оставшись с ним наедине, она бы полнее ответила на его вопросы, рассказала, что не чувствовала никакой боли, когда рожала сына. Почему она всегда думала, что рожать трудно? Да, появление на свет Бланки чуть не убило ее, и вторая дочь, Изабелла, мучила ее много часов, возможно, зная, что, как девочка, встретит со стороны всех, кроме матери, разочарованные взгляды и вздохи сожаления. Но этот третий ребенок – нет, второй, так как первый умер – прямо-таки выскочил из нее, огласив свое появление неистовыми воплями, заглушившими крики Маргариты.