Папа осклабился, но мама сохраняет серьезность. Ее глаза спрашивают: «Чему я тебя учила? Все напрасно?» В зале вдруг становится жарко, и Маргариту бросает в пот.

– Ей всего двенадцать лет, – сетует мама. – Еще не научилась держать язык за зубами.

Графиня кладет руку в перчатке на запястье месье де Флажи и ослепляет его натренированной улыбкой. Monsieur обнажает свои гнилые кривые зубы:

– Ваша дочь имеет характер, non? Très formidable[4]. Ей это пригодится, чтобы общаться с его матерью, если выйдет за короля Людовика. – Он подмигивает Маргарите: – Ma belle[5], и твои острые зубки окажутся нелишними.

Снизу доносится музыка: ребек, гитара мориска, дудки, маленькие барабаны. Рыжебородый менестрель в яркой одежде поет Kalenda Maya, желая доставить графине удовольствие словами о любви к другой Беатрисе – но, шепчет она гостю, его резкий голос только напоминает ей о другом, более памятном представлении, когда здесь же пел сам создатель этой песни Рембо де Вакейра. Она не добавила, что это было много лет назад, до нападений и осад, истощивших казну. Тогда трубадуры и тробайрицы[6] еще толпами бродили по Провансу в бесконечных празднествах, вино лилось рекой, и его было слишком много, чтобы разбавлять водой, а зал сиял в свете роскошных восковых свечей.

Едва трубадур с пронзительным голосом допел до конца, мама спешит к своему чаду и взволнованно сжимает руки дочери.

– Ты очаровала его! Молодец, Марго! Став королевой, ты спасешь Прованс.

Няня Маделина, раздевая девочку, цепляется пальцем за дырку в ее платье. Мама пожимает плечами: конечно, месье де Флажи не заметил этого мелкого изъяна. И все же, когда к ней в кресло забираются другие дочери, на лбу ее появляются морщинки. Похоже, она хочет королевской короны для своей дочери сильнее, чем сама Маргарита.

– Он смотрел на платье Маргариты или на то, что под ним? – спрашивает Элеонора.

Слишком большая, чтобы сидеть у мамы на коленях, она тем не менее устроилась там, выпихнув Санчу на пол. Маленькая Беатриса ковыляет рядом на пухлых ножках, хватая соринки с пола и бросая их обратно с радостным смехом, как будто делает что-то умное.

Маделина заплетает Маргарите косы, пока графиня рассеянно гладит золотистые Санчины волосы и рассказывает:

– Ваша сестра была спокойна, как весенний туман, и дерзка, как Ланселот. Король Людовик и его мать услышат о Маргарите Прованской одни похвалы.

Почему, ну почему Маргарита не укусила monsieur!

– Вот из меня бы точно вышла королева! – говорит Элеонора. – Я сильнее, чем Марго, и бегаю быстрее. И охотник из меня лучше.

Как же Элеонора хочет уехать из Прованса! И она не презирает французов, как Маргарита.

– Потерпи, Нора! – успокаивает ее мама. – Тебе всего десять лет – рановато для замужества.

Маргарита смеется:

– Просить Нору потерпеть – как велеть ослу пуститься в галоп.

– Мама! Ты слышала? Она назвала меня ослом!

– Ты упряма, как осел, – соглашается Маргарита.

– А что мне делать, если я права!

– Если хочешь стать королевой, Нора, ты должна властвовать собой. Сестра твоя уже научилась. – Она не упомянула грубую реплику Маргариты, когда месье де Флажи поинтересовался ее зубами.

– Мамочка, – ластится Санча, подкатившись по полу, чтобы ухватиться за мамин подол.

– Только пока ей не захочется съязвить. Тогда она не может утерпеть и сразу выплевывает свое слово, – возражает Элеонора.

– Откуда ты знаешь, как хочется съязвить? – укалывает ее Маргарита. – Ведь из твоих уст звучат одни похвальбы. Конечно, их ты не сдерживаешь.

– Мама! – Санча снова дергает графиню за подол. – А Нора тоже станет королевой?

– Мальчики! – Такое обращение раздражает Маргариту. Зачем она разговаривает с ними, как с мальчишками? Хочет, чтобы у нее были сыновья, а не дочери? – Время препирательств и соперничества, Нора, подошло к концу. Марго вот-вот станет королевой. Причем королевой Франции – самой богатой и могущественной страны. Мы должны ей помочь, а не пререкаться с ней. – Маргарите адресуется улыбка, подобно солнечному лучу. – И она в ответ поможет нам.

– А мне нравится соперничать с Марго, – говорит Элеонора. – Я всегда побеждаю.

– Тебе всегда так кажется, – отвечает Маргарита.

– Я тоже часто ссорилась с вашими дядюшками, – говорит мама. – Но с тех пор как вышла за вашего père[7] и стала графиней Прованской, мы заодно. Так принято в Савойе. Теперь, когда Марго выйдет за короля Людовика, Савойский дом поднимется, как сверкающая звезда на самый верх небосвода. И с ним возвысимся мы, и вся наша семья, и ваши дети и внуки, если будет на то воля Божья. И если мы будем помогать друг дружке.

– А Нора тоже станет королевой? – не может успокоиться Санча.

– Я буду королевой всего мира! – Элеонора соскакивает с маминых колен и встает на ноги. – Меня не устроит маленькое королевство вроде Франции. У меня будет целая империя. – Она скрещивает руки на груди. – И не беспокойся, мама, я подарю замки и поместья всему нашему семейству.

Маргарита смеется:

– И кто же будет твой император? Пойдешь в гарем к Ступору Мунди? «Изумление Мира» – это прозвище очень подходит Фридриху II. А его образ жизни?! Разве не кощунство – назвать Христа обманщиком? От всего этого папа римский цепенел с отвисшей челюстью – правда, не столько от изумления, сколько от возмущения.

– За какого бы короля я ни вышла, он станет великим. Я об этом позабочусь.

– Мама, ты собираешься и Нору сделать королевой? – спрашивает Санча.

– Не я, а твой дядя Гийом.

Элеонора удивленно открывает рот. Мама улыбается.

– Он и Ромео видят короны на головах у вас всех. Они поклялись сделать так.

– Четыре сестры-королевы! – Элеонора пускается в пляс. – Кто-нибудь слышал такое?

– Три сестры, – говорит Санча, и от беспокойства ее восьмилетнее личико морщится. – Я собираюсь дать обет в Ганагоби.

Элеонора закатывает глаза: последний месяц Санча только об этом и говорит. Когда мамин кузен Гарсенд ушел в Ганагобский монастырь, церемония была так трогательна, что мама даже прослезилась.

– Мой благочестивый маленький стручочек, нежный, как новорожденный ягненочек, – говорит мама Санче. – Из тебя вышла бы прекрасная монахиня, будь ты уродливой или кособокой.

У Санчи волосы как будто свиты из света звезд, а глаза черны, как ночное небо, ямочка на подбородке и губы, как спелые вишни. Стыдно прятать такую красоту, которая наверняка привлечет достойнейшего жениха.

Мама поворачивается к Маргарите:

– Не будь эгоисткой. – При этих словах ее дочь потупилась и стала рассматривать руки. – Семья прежде всего. Как женщина – и как королева – ты должна хранить верность сестрам, своим дядям и своим родителям. Мы твоя опора. Мы твоя сила.

Знает ли мама, как больно колет девочкину грудь мысль о том, что придется покинуть Прованс? Скорее всего, мама даже не задумывается об этом. К их дверям, как тень, подкрадывается граф Тулузский, готовый ворваться. Он заберет себе цветущие луга, сверкающие горы, великолепные побережья Прованса – и звезда рода Савойского скатится по небосклону ниже, чем когда-либо.

– В нашем мире состояния создаются и рушатся, не успеешь моргнуть. – Мама щелкает пальцами. – Как вы сами видели, править даже таким маленьким графством, как Прованс, небезопасно. Подумай о трудностях, с которыми столкнешься, став королевой, и в такой дали от дома! Беды будут грозить не только извне твоих владений, но затаятся даже при твоем собственном дворе. Женщины станут завидовать тебе, особенно если ты красива. Мужчин будет возмущать твоя власть над ними, тем более что ты чужестранка. Вот почему тебе понадобится помощь семьи.

– Когда я стану королевой, мне ничья помощь не потребуется, – заявляет Элеонора.

– Тебе любой урок не в прок. – Мама недавно рассказывала Маргарите и Элеоноре об античных царицах. – Даже Клеопатра нуждалась в помощи. Без Цезаря она бы потеряла трон.

– Клеопатра! – фыркает Элеонора. – Чтобы получить желаемое, она использовала свои женские чары. Нам это не потребуется. У нас ведь «мужской ум». – Эти слова мама повторяла, гордясь их строгим воспитанием, неслыханным для девочек. Маргарите вспоминается месье де Флажи: как он ел глазами ее бюст и ретировался, едва она заговорила об Аристотеле.

– Ты со своей плоской грудью не похожа на Клеопатру, – бросает она Элеоноре. – Но могла бы стать Артемизией. Помнишь? Царица-воительница. Отличалась «храбрым духом и мужской отвагой»[8].

– Это наша Элеонора полна мужской отваги, – поправляет ее мама.

Элеонора выпрямляется, как горделивый рыцарь, и машет воображаемым мечом.

В игру вступает Санча:

– А какой королевой буду я?

– Ну, это просто: Еленой Константинопольской, – говорит Элеонора. – Она стала святой.

– А по-моему, Еленой из Кэрнарфона, – замечает Маргарита, – валлийской принцессой, которая стала римской императрицей. Когда ее муж умер, она вернулась домой и стала всех обращать в христианскую веру.

– Не возражала бы стать королевой, если могла бы обратить свою власть во имя Господа, – тихо молвит Санча.

– А я бы обратила свою власть во благо семьи. – Элеонора блестящими глазами глядит на маму, уловив, по крайней мере на мгновение, лучик ее одобрения.

– Надеюсь, что буду править мудро, – говорит Маргарита. – Думаю, больше и желать нечего.

– Тогда ты похожа на царицу Савскую, – замечает мама. – Она сказала своему народу: «Я поражена любовью к мудрости… потому что мудрость гораздо лучше, чем сокровища из золота и серебра».

Маргарита чувствует, что краснеет. Если бы мама прочитала ее мысли, считала бы она ее по-прежнему мудрой?

– Я мудра лишь знанием, что ничего не знаю, – цитирует она Сократа.

– Мудрость – благородная цель, – говорит мама. – Задача на всю жизнь.

– Вот к концу жизни Марго ее и достигнет, – язвит Элеонора.