Разговор коснулся урожая. Росс подумал, что они могли бы обсудить любую тему, затрагивающую графство: судоходство, горное дело, судостроение, добычу в карьерах, рыболовство, выплавку металла или новые предприятия на юго-востоке, добывающие глину для посуды, и во всем этом Фалмут наверняка принимает участие. Не так приземленно, как Уорлегганы, не занимаясь делами лично, но имея доли, которыми управляют служащие и адвокаты, или владея землей, где стоят предприятия.
— Мне кажется, я в долгу перед вами, капитан Полдарк, — сказал лорд Фалмут.
— Да? Мне не приходило это в голову.
— Что ж, да, и причем вдвойне. Если бы не вы, сын моей сестры до сих пор томился бы в вонючей тюрьме в Бретани. Если был бы еще жив.
— Я рад, что вы считаете меня достойным человеком. Но считаю своим долгом указать, что я отправился в Кемпер лишь для того, чтобы освободить доктора Эниса, находящегося сегодня здесь, а всё остальное произошло случайно.
— Не имеет значения. Это была смелая затея. Я и сам не так давно был военным и не могу не оценить мужество самой идеи и тот риск, на который вы пошли.
Росс молча кивнул. Фалмут выплюнул косточку в ладонь и закинул в рот еще три виноградины. Прождав достаточно долго, Росс сказал:
— Я счастлив, что дал Хью Армитаджу возможность сбежать. Но не представляю, почему вы решили, что вдвойне мне обязаны.
Фалмут выплюнул остальные зерна.
— Как я понимаю, вы отказались противостоять моему кандидату на выборах в Труро.
— Ох, Боже ты мой!
— Почему вы так говорите?
— Потому что, как оказалось, невозможно вести какую-либо частную беседу, содержание которой не стало бы известно всему графству.
Фалмут опустил взгляд.
— Не думаю, что об этом широко известно. Но мне сообщили. И как я понимаю, это правда.
— Правда. Но должен снова повторить, что причины моего отказа были сугубо эгоистичными и не касались обязательств перед другими людьми.
— Другие люди, как выяснилось, с удовольствием не выполняют свои обязательства по отношению ко мне.
— У одних есть амбиции, милорд, а у других нет.
— А каковы ваши, капитан Полдарк?
Столкнувшись с неожиданно прямым вопросом, Росс не нашелся, что ответить.
— Просто жить, как я того желаю, — сказал он, — заботиться о семье. И делать людей вокруг счастливыми и свободными от долгов.
— Похвальные цели, но ограниченные.
— А чьи цели менее ограниченные?
— Думаю, тех людей, кто желает служить обществу, в особенности во время войны... Но как я подозреваю, судя по вашей прошлогодней авантюре, вы недооцениваете себя... или просто не знаете, куда направить усилия.
— По крайней мере, не в сторону жизни парламентария.
— То ли дело мистер Джордж Уорлегган.
— Именно так.
Фалмут проглотил еще одну виноградину.
— Когда-нибудь я с удовольствием лишу мистера Джорджа Уорлеггана жизни парламентария.
— Думаю, есть только один способ этого добиться.
— Какой?
— Прийти к соглашению с сэром Фрэнсисом Бассетом.
— Этому не бывать!
Росс пожал плечами и больше ничего не добавил.
— Бассет залез на территорию моего округа, — сказал Фалмут, — покупает влияние и благосклонность, оспаривает права, много поколений принадлежащие моей семье. Он достоин поощрения не больше, чем его подхалимы!
— А разве не во всей округе торгуют влиянием и благосклонностью?
— Да, как бы цинично это ни звучало. Но эта система вполне годится для поддержания работы правительства. Она ломается, когда наглые, пронырливые и слишком богатые молодые землевладельцы вмешиваются в давно установленные права старой аристократии.
— Я вовсе не уверен, — ответил Росс, — что действующая система выборов годится для поддержания работы правительства. Разумеется, она лучше, чем прежняя, потому что ни король, ни лорды, ни обыватели не могут править без согласия остальных. Возможно, это спасет нас от повторения 1649 года, или даже, глядя на Францию, от 1789-го. Но с тех пор как сэр Фрэнсис предложил мне занять место в парламенте, я много думал о существующей в Англии системе, и мне она напоминает полуразвалившуюся карету, в которой все рессоры и оси давно сломаны, а в полу дыры от тряски по ухабам. Ее можно только выкинуть и сделать новую.
Росс не потрудился смягчить свое высказывание, но Фалмут и не поморщился.
— И как же вы предлагаете улучшить конструкцию новой кареты?
— Что ж... Сначала нужно перераспределить места так, чтобы парламентарии лучше представляли интересы страны в целом. Не знаю, какова численность населения Корнуолла, предполагаю, что меньше двухсот тысяч, а членов парламента от графства — сорок четыре. Большие же города вроде Манчестера и Бирмингема, чье население чуть меньше семидесяти тысяч в каждом, вообще не имеют представительства в парламенте.
— Так вы защищаете демократию, капитан Полдарк?
— Бассет задал мне тот же вопрос, и мой ответ — нет. Но совершенно ненормально, что многочисленные северяне не имеют голоса в делах государства.
— Мы все думаем о государстве, — сказал Фалмут. — Это одна из причин становиться членом парламента. И одна из привилегий.
Росс не ответил, и хозяин дома пошевелил дрова в камине. Они снова вспыхнули.
— Полагаю, вы знаете, что ходят слухи о том, будто вашему другу Бассету пожалуют титул.
— Нет, я не знал.
— Он может стать одним из пэров-толстосумов Питта. Баронский титул или что-то в этом духе в обмен на деньги и поддержку со стороны тех парламентариев, которых он контролирует.
— Как я и сказал, это дрянная система.
— Невозможно истребить продажность, жадность и честолюбие.
— Да, но можно их контролировать.
Возникла пауза.
— А другие ваши реформы? — с иронией спросил Фалмут.
— Они могут еще больше вас оскорбить.
— Я не сказал, что меня оскорбила предыдущая.
— Что ж, непременно перемены в процедуре проведения выборов. Места нельзя продавать и покупать, как личную собственность. Нужно сделать так, чтобы выборщиков невозможно было подкупить, подачками или напрямую деньгами. Во многих случаях выборы — это просто обман. Уж в Труро точно есть несколько способных людей, которых нельзя подкупить, они могли бы стать выборщиками. В остальных местах графства дела обстоят куда хуже. Как и во всем Корнуолле. Говорят, что в Мидхерсте, в Суссексе, только один выборщик, который выбирает парламентариев по указке патрона.
— Да, это верно, — ответил Фалмут. — В Старом Саруме, неподалеку от Солсбери, нет ничего, кроме разрушенного замка, ни единого дома, ни одного жителя. Но там выбирают в парламент двух человек, — он задумчиво пожевал губу. — Итак, как же вы сконструируете вашу новую карету?
— Начнем с расширения прав. Нельзя...
— Расширения прав?
— Электората, если хотите. Пока не расширим избирательные права, мы ни к чему не придем. А электорат должен быть свободным, даже если на каждое место приходится всего двадцать пять выборщиков. И сами места должны быть свободными — от патронажа, от влияния извне. Может, потому я и употребил выражение «избирательные права» потому что оно означает свободу. Ни голоса, ни места не должны продаваться.
— А еще ежегодные выборы, пенсии в пятьдесят лет и прочий подобный вздор?
— Как я вижу, вы прекрасно меня поняли, милорд.
— Было бы ошибкой не знать, о чем думает враг.
— Вы для этого меня пригласили?
Впервые за время разговора Фалмут улыбнулся.
— Я не считаю вас врагом, капитан Полдарк. Мне казалось, я ясно дал понять, что считаю вас человеком с неиспользованным потенциалом. Но, по правде говоря, хотя вы отвергаете крайности Надлежащего Общества, вы и впрямь верите, что парламент можно избавить от патронажа, а выборщиков сделать неподкупными?
— Думаю, что так.
— Вы говорили о подкупленных выборщиках. С презрением говорили, что их подкупают деньгами или привилегиями. А разве не лучше заплатить за голос, чем пообещать награду, а потом с легкостью нарушить обещание? Что по-вашему честнее — заплатить человеку двадцать гиней за голос, отданный вашему кандидату, или пообещать провести закон, который поможет ему нажиться на двадцать гиней?
— Я не считаю, что должно происходить что-то подобное.
— В таком случае, вы более снисходительны к человеческой природе, нежели я.
— Человек несовершенен, — сказал Росс, — и никогда не может дотянуться до своих идеалов. Что бы он ни задумал, первородный грех всегда встает на пути.
— Кто это сказал?
— Один мой друг, здесь присутствующий.
— Да он мудрец.
— Но не циник. Я думаю, он бы согласился со мной в том, что лучше взобраться на три ступеньки и спуститься на две, чем вообще стоять на месте.
Фалмут поднялся, подошел к камину и встал к нему спиной, согревая руки.
— Что ж, в этом мы занимаем противоположные позиции, и надо думать, так оно и останется. Разумеется, вы видите во мне человека, унаследовавшего власть и не желающего ее отдавать. Я покупаю и продаю в правительственных кругах всё, что могу. Назначения и продвижение военных, моряков, священников, таможенников, мэров, чиновников и прочих в таком роде зависят от моей рекомендации. Семейственность — дело вполне обыденное. Чем вы можете это заменить? Власть нельзя разделять бесконечно. Но всё же она должна существовать. Кто-то должен обладать властью, а раз люди несовершенны, как вы сами признаете, то временами властью злоупотребляют. Но кто скорее злоупотребит ей: внезапно возвысившийся демагог вроде человека, дорвавшегося до вина, которого никогда прежде не пробовал, или тот, кто унаследовал ее и научился использовать, человек, знающий вкус алкоголя и способный пить, не напиваясь?
"Четыре голубки" отзывы
Отзывы читателей о книге "Четыре голубки". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Четыре голубки" друзьям в соцсетях.