Джуд Пэйнтер хмыкнул и засопел, сказав, что в этой и так уже лежат девять покойников. Еще один, и нужно закапывать. Если оставить надолго, то налетят чайки, им плевать на известь и доски, которыми прикрывают яму. Или собаки. В последнее время здесь шатается одна мерзкая псина. Вечно вынюхивает и тявкает. Ничего, скоро Джуд доберется до этого пса. Сэм вышел из коттеджа и отправился с сообщением к доктору.

Фернмор, дом доктора Чоука, стоял на той же дороге, всего в полумиле, но это расстояние отделяло отчаянную бедность от спокойного достатка. Стоило отойти на десять шагов от зловонной хибары, как разница уже начинала чувствоваться — воздух снаружи был пронизывающе чистым и холодным. Ночью подморозило, но солнце быстро растапливало лед. На паутине поблескивали капли росы. Высоко в небе кричали чайки, переругиваясь то ли друг с другом, то ли с ветром. Вдали приглушенно шумел и накатывался прибой. В такой день хочется жить, но только с пищей в желудке и молодостью в теле.

— Слава тебе, Господь Иисус! — воскликнул Сэм и двинулся дальше.

Конечно, он знал, что Чоука не особо заботят бедняки, но раз он живет по соседству, такая тяжкая болезнь заслуживает внимания. Фернмор был не намного больше простого сельского дома, но стоял на собственной земле, имел подъездную дорожку и рощицу согнутых ветром старых сосен. Сэм подошел к задней двери. Ее открыла высокая служанка с самым смелым и откровенным взглядом, что только видел Сэм.

Он не смутился, ведь разве может застенчивый человек проповедовать царствие Божье? Сэм улыбнулся, как обычно медленно и печально, и сказал, что нужно передать доктору. Два человека из семьи Верней умерли в своем коттедже, а самому юному нужна помощь, у него сильный жар и кашель, а на щеках и вокруг рта сыпь. Не осмотрит ли их доктор?

Девушка внимательно оглядела его с головы до пят, будто оценивая, а потом велела подождать, пока она спросит у доктора. Сэм плотнее затянул на шее шарф и стал постукивать ногами о камень, чтобы согреться, не переставая думать о печалях жизни смертных и силе бессмертной благодати, пока служанка не вернулась.

— Доктор велел передать вот это и сказал, что он зайдет к Вернеям попозже утром. Ясно? Теперь ступай.

Сэм взял пузырек с густой зеленой жидкостью. У девушки была белая кожа и черные волосы со всполохами рыжины, словно крашенные.

— Это пить? — спросил он. — Это для паренька, чтобы он выпил, или...

— Чтобы растирать, болван. Грудь и спину. Грудь и спину. Для чего ж еще? И доктор говорит, чтобы приготовили два шиллинга к его визиту.

Сэм поблагодарил девушку и развернулся. Он ожидал, что дверь захлопнется за его спиной, но она не захлопнулась, и Сэм понимал, что служанка за ним наблюдает. Идя по короткой мощеной дорожке, скользкой от измороси, он боролся с желанием, которое переполняло его все восемь или десять шагов до ворот. Он знал, что не стоит сопротивляться этому желанию, но понимал также, что может быть неправильно понят, если заговорит с девушкой своего возраста.

Он остановился и развернулся. Девушка скрестила руки на груди и уставилась на него. Сэм облизал губы и сказал:

— Сестра, ты думаешь о душе? Знакомо ли тебе божественное откровение?

Она не шелохнулась, только ее глаза распахнулись еще шире. Девушка была привлекательной, хотя и не красавицей, и всего на несколько дюймов ниже Сэма.

— О чем это ты?

— Прости, — сказал Сэм, — но я беспокоюсь о твоей душе. Неужели она никогда не стремилась познать Христа?

Девушка прикусила губу.

— Мать честная! Отродясь не видала таких, как ты. Многие пытались ко мне подкатывать, но только не так! Ты что, из Редрата?

— Я живу в коттедже Рис, — невозмутимо ответил Сэм. — У Меллина. Мы с братом тут уже года два. Но теперь он...

— А, так значит, есть еще один такой? Да чтоб меня пристрелили, если я видала таких.

— Сестра, мы собираемся дважды в неделю в коттедже Рис, читаем молитвы и открываем друг другу сердца. Мы всем рады. Давай помолимся вместе. Если ты не познала счастья, не пробудила душу, не познала Господа и надежду, мы опустимся на колени и будем вместе искать Спасителя.

— Я лучше поищу собак, чтоб на тебя спустить, — ответила она с презрением. — Странно, почему доктор не дает народцу вроде тебя крысиного яда. Я б дала.

— Может, тебе это кажется сложным. Но как только твоя душа поймет обещанное прощение и...

— Мать твою за ногу! Ты и правда думаешь, что можешь заманить меня на молитвы?

— Сестра! Я предлагаю это тебе только ради...

— А я предлагаю тебе убраться, болван. Болтай про свои сказки старухам, может, они уши и развесят.

Она захлопнула дверь прямо перед носом Сэма. Тот на мгновение вперился в деревяшку, а потом философски двинулся обратно к Вернеям со склянкой снадобья. Придется оставить им два шиллинга для доктора.

Покончив с этим, Сэм ускорил шаг, поскольку по высоко поднявшемуся солнцу понял, что пора на шахту. Его напарник Питер Хоскин уже ждал, они вдвоем спустились по нескольким наклонным лестницам на уровень в сорок саженей и согнувшись вошли в узкий тоннель с пещерами, отражающими эхо голосов, пока не добрались до того уровня, где они пробивались на юго-запад, к выработкам старой Уил-Мейден.

Сэм и Питер Хоскин были старыми друзьями, оба родились в соседних деревнях Пула и Иллаган и дрались еще мальчишками. Теперь они работали сдельщиками, получая жалованье в зависимости от числа пробитых саженей. Они не были вольными рудокопами, заключающими с руководством договор, по которому получают часть прибыли от добытой руды.

Нынешняя работа, вдали от главной жилы, была более тяжелой, потому что по мере увеличения расстояния от вентиляционной шахты становилось труднее поддерживать темп, не возвращаясь раз в час или около того к главному тоннелю, чтобы наполнить легкие кислородом. В это утро, вытащив наружу отколотую накануне породу и высыпав ее в ближайшую пещеру, она же «делянка», они решили использовать порох.

Они поставили заряд и присели за балками перекрытия, пока не произошел взрыв, а эхо не прокатилось по всем шурфам и тоннелям, гоня по ним горячий воздух, от которого пришлось заслонять свечи. Как только эхо замерло вдали, шахтеры вернулись, перебрались через каменные завалы и стали разгонять рубахами пыль, чтобы посмотреть, сколько разрушилось породы. Вдыхание этой пыли было главной причиной легочных заболеваний, но если ждать, пока вся пыль осядет в этом лишенном сквозняков горячем тоннеле, то придется терять по двадцать минут каждый раз, когда они прибегают к взрывам.

Всё утро по время работы Сэм думал о той смелой и нахальной девушке с милым личиком в дверях докторского дома. Он знал, что все души одинаково ценны в глазах Господа, все должны преклонить колени перед его престолом, ожидая освобождения, но в глазах людей вроде него, пытающихся спасти немногих избранных, некоторые больше заслуживали спасения. И она, как казалось Сэму, была из таких. Возможно, грешно быть таким избирательным. Нужно помолиться об этом.

Но все наставники, а его назначили наставником, пусть и крохотного сообщества, все наставники должны пытаться заглянуть в душу каждого встречного, а заглянув, задуматься о потенциальных возможностях этого человека. А как иначе Иисус избрал своих учеников? Он тоже выделял одних среди других. Рыбак, мытарь и так далее. Нет ничего плохого в том, чтобы поступать по примеру Господа.

Но она его отвергла. Надо и об этом помолиться. С силой благодати снисходит такое душевное волнение, что, возможно, он слишком рьяно бросился обращать ее на путь истинный. «Савл, Савл! Что ты гонишь меня?»

Они с облегчением перебрались из тупика к более прохладному и чистому воздуху пустой пещеры, где три года назад добывали медь, до того как на уровне в шестьдесят саженей обнаружили олово. Здесь они натянули рубахи, сняли шляпы, сели и при коптящей сальной свече провели полчаса за едой. Пережевывая толстый холодный пирог, Питер Хоскин стал донимать Сэма по поводу нового приобретения Дрейка и вежливо поинтересовался, сможет ли рассчитывать на должность капитана работ на поверхности, когда капитан Полдарк купит Сэму собственную шахту. Сэм стойко выдержал эти расспросы, поскольку уже привык сносить шуточки относительно своей религиозной жизни со стороны других шахтеров, людей не особо верующих и не желающих меняться. Спокойный характер уже много раз его выручал. Поскольку он был убежден, что следует по пути к спасению, насмешки его не слишком беспокоили. Он тихонько улыбался и ничего плохого не думал.

Но сейчас он прервал бормочущего с набитым ртом Питера и сказал, что утром ходил к доктору, чтобы попросить помощи для Вернеев, открыла дверь служанка, высокая и хорошенькая, белокожая и черноволосая, но с нахальным взглядом. Питер ее знает?

Питер, живший в этих краях на год дольше Сэма и вращающийся в самых разных компаниях, прекрасно знал, о ком речь. Несколько крошек изо рта упало на его штаны, когда он ответил, что это, несомненно, Эмма Трегирлс, сестра Лобба Трегирлса, того, что работает на дробилке в Сол-Комбе, и дочь старого мерзавца Бартоломью Трегирлса, недавно неплохо устроившегося у Салли-забери-покрепче.

— Толли ездил с твоим братом Дрейком и капитаном Полдарком в тот французский налет. Помнишь, в прошлом году, когда погиб Джо Нэнфан, а они вернулись с молодым доктором?

— Ага. Прекрасно помню. Еще бы!

— Толли туда ездил. Вот уж пройдоха, каких поискать. Многие хотели бы с ним поквитаться, да кишка тонка.

— А что Эмма?

Питер послюнявил палец и стал собирать крошки со штанов.

— Теперь полегчало... А то со вчерашнего дня ни крошки во рту... Эмма? Эмма Трегирлс? Ну, должен предупредить. Половина деревенских с ней крутят.

— Но не женятся?

— Не женятся, нетушки. То один по ней сохнет, то другой, но кто его знает, получают они свое или нет. Глазки-то она строит, но покуда младенцев в подоле не приносила. Вот уж загадка. Загадка. А парни от этого только шире рты раззявили.