Но в его признании нет ничего холодного или мрачного.

Сердце так сильно колотится о ребра, что боюсь, он услышит. Мне хотелось бы сказать что-то столь же романтичное.

Но я молчу, спокойно слушая песню.

Песня полна грусти; она о любви и потере. Удивительно, что она напоминает ему обо мне. Только из-за названия? Или он на самом деле думает, что мы расстанемся, даже не начав встречаться?

Как обычно, я слишком сильно заморачиваюсь и раньше времени волнуюсь.

Когда мы наконец приезжаем на место, я уже словно комок нервов. Оуэн паркует машину и глушит двигатель, а затем поворачивается ко мне.

– Замерзла?

– Нет, все хорошо. – Чувствую, что дыхание учащается. Мне нужно срочно успокоиться, пока не задохнулась от возбуждения.

– Хочешь выйти на воздух? Знаю, там холодно, но если сядем на капот машины, то не замерзнем. Он смотрит на заднее сиденье. – Если что, у меня есть толстовка.

– Почему тебе хочется выйти? – Я смотрю вперед сквозь стекло, весьма впечатленная открывающимся видом. Мы находимся над линией тумана, но все еще можем видеть город; туман такой зыбкий, что похож на прозрачный кружевной занавес над городом.

– Снаружи вид еще лучше. – Повернувшись, я смотрю на него; на лице то самое обаятельное, «ты сделаешь все, о чем я попрошу», выражение. – Пошли, Челс. Надо просто жить, помнишь?

– Ладно.

– Не пожалеешь, – говорит он, поворачиваясь назад, чтобы взять с заднего сиденья толстовку. Он случайно касается меня плечом, а его голова настолько близко, что можно протянуть руку и прикоснуться к волосам.

Вместо этого я сжимаю руки на коленях.

– Наденешь? – Он протягивает мне черную толстовку, и я вцепляюсь пальцами в прохладный хлопок.

Ткань хранит его запах: что-то свежее и острое, с легчайшим намеком на пряность. Жаль, что не могу прижаться к ней лицом и вдохнуть поглубже.

Он решит, что я чокнутая.

– Может быть, – говорю я, держа толстовку. – Спасибо.

Он улыбается мне, и мы вылезаем из машины. Я смотрю на капот, задаваясь вопросом, как туда забраться и не выглядеть при этом по-дурацки. В задумчивости я снова покусываю нижнюю губу и морщусь, когда попадаю в особенно чувствительное место.

Видимо, я жевала ее слишком часто.

– Никогда раньше не забиралась на капот? – спрашивает он.

Поворачиваюсь и смотрю на него, чувствуя себя тупицей.

– Если честно, нет.

– Помочь?

– М-м-м… – снова смотрю на машину, раздумывая над его предложением – Я не…

Оуэн хватает меня за талию до того, как я успеваю закончить предложение. Я потрясена тем, как легко он поднял меня и усадил на капот, словно я пушинка. Он устраивает меня поудобнее, я откидываюсь назад. Ноги скользят по лакированной поверхности, и я стараюсь не поцарапать ее. К счастью, я хорошо устроилась, насколько это возможно, прижав ладони к поверхности машины.

Он легко запрыгивает на капот и садится рядом. Длинные ноги, сильные руки, изящные движения. Улыбаясь мне, он убирает волосы с глаз.

– А хочешь посидеть на крыше?

Я оглядываюсь.

– И как же мне туда попасть?

– Давай. – Он протягивает руку, я беру ее и снова взвизгиваю, когда он поднимает меня на ноги, хватает за талию и буквально забрасывает на крышу. Я расстелила толстовку на холодном металле и села, посмеиваясь, глядя, как он карабкается по лобовому стеклу и усаживается рядом, немного запыхавшийся и с дурацкой улыбкой на лице.

– Ты обещал мне теплый капот, а вместо этого я сижу на холодном металле, – говорю я с упреком, наклонившись, чтобы подтолкнуть его руку плечом.

– Тогда иди сюда. – Без предупреждения он обнимает меня за плечи, подтягивает к себе и тесно прижимается боком. – Думаю, отлично сработало.

– Выглядит так, словно ты заранее все спланировал. – Я прильнула к его груди, дыхание сбилось, сердце зашлось в рваном ритме, и я посмотрела вниз, отмечая про себя, что мы прекрасно смотримся вместе.

– Нет, не специально. Скорее, это импровизация.

Он вытягивает перед собой свои длинные ноги, его твердое теплое бедро упирается в мое. Несколько долгих минут мы просто молчим. Тишину нарушают лишь стрекот каких-то насекомых и шум машин, проезжающих по шоссе недалеко от нас.

Мы смотрим на огни города, они мерцают и сверкают, прорываясь сквозь пелену тумана. Нет ничего, кроме темноты, окружающей нас, и серебристого света луны.

– Красиво, – наконец говорю я. – Никогда не бывала тут раньше и не любовалась таким видом.

– Ага. Мало кто знает об этом месте. Местным-то оно известно, но мы не любим рассказывать о нем всем подряд. – Он тихонько смеется, снова вызывая волну мурашек по телу.

– Понимаю, – шепчу я, но он не отвечает. Да и не нужно. Так уютно и спокойно просто молча сидеть. Я легко могла бы привыкнуть к этому. Сидеть в обнимку с Оуэном, спрятав голову у него на груди. Он такой теплый и твердый; крепко и надежно он обхватывает мои плечи рукой, а когда начинает легонько поглаживать кончиками пальцев мое оголенное плечо, я чувствую, что слабею всем телом.

– Удобно? – спрашивает он, его мурлыкающий голос переходит в низкий сексуальный шепот. Я киваю, не в силах ответить. – Тебе все еще холодно?

– Нет, – шепчу я, прислонившись лбом к его подбородку.

Щетина колет кожу, и я закрываю глаза, наслаждаясь возникшей между нами близостью. Он прижимает меня сильнее и сдвигается; палец скользит под подбородок, поднимая вверх мое лицо.

Ох. Боже. Вот оно. Он поцелует меня. Я резко открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня пронизывающим взглядом, и прерывисто вздыхаю.

– Нервничаешь?

Он, должно быть, думает, что я совершенно неопытна. И он прав.

– Да.

– Почему? – Он гладит пальцем подбородок, шею, отчего по телу словно проходит электрический разряд. – Ты ведь знала, что это случится.

– М-м-м… – Я начинаю говорить, но он прижимает палец к губам, заставляя меня замолчать.

– Ты ведь продолжишь заниматься со мной, если я тебя поцелую? Мы ведь не нарушим никакой кодекс или правило, нет? – Я отрицательно качаю головой, и он ведет пальцем сначала по верхней, потом по нижней губе, мягко надавливая на чувствительное место, изрядно мной покусанное. – Мне не нравится, что ты так нервничаешь, что причиняешь себе боль.

– Детская привычка, – признаюсь я.

– Плохая привычка. – Наклонившись, он легонько касается моих губ своими. Поцелуй такой короткий, словно его и не было вовсе.

– Челси, ты чувствуешь это?

– Что? – Я смотрю прямо в его прекрасные зеленые сверкающие глаза; он берет мое лицо в ладони, чуть отклоняет голову назад. Он прикрывает на мгновение глаза, я вижу его густые длинные ресницы, и потом он шепчет:

– Это, – и его губы накрывает мои.

Я погибла. Абсолютно и полностью потеряна в этом дурманящем, восхитительном ощущении. Один нежный, сладкий поцелуй за другим; губы раскрываются с каждым новым касанием и скольжением, пока он не проникает языком мне в рот, зарываясь пальцами в волосы. Язык ласкает мой. Еще никогда в моей жизни не было столь совершенного поцелуя.

Я никогда не забуду, как мы сидели на крыше машины, слушая тихий стрекот сверчков в высокой сухой траве и отдаленный шум мчащихся мимо машин. Пальцы, ласкающие мои волосы, наши снова и снова сливающиеся губы, мягкий шепот и учащенное дыхание.

Полная перегрузка чувств.

Он сильнее прижимается ко мне, обнимает за плечи, пальцы проникают под лямку лифчика и ласкают кожу. Я кладу руку ему на грудь, чувствуя, как быстро бьется его сердце, и меня охватывает волнение.

Оуэн растворился в поцелуе так же, как и я. Ни с чем не сравнимое ощущение.

Он первым разрывает поцелуй, прижимается лбом, трется носом.

– Ужасно неудобно сидеть на крыше машины и целоваться, – признается он.

Я смеюсь, открываю глаза и вижу, как он улыбается мне.

– Это была твоя идея, разве нет?

– Да… – На его лице проступает болезненное выражение; интересно, почему.

– Давай вернемся в машину?

– Хочешь вернуться домой? – Он выглядит огорченным.

Медленно качаю головой и, осмелев, наклоняюсь к нему, прижимаюсь к нему губами, позволяя себе задержаться на долгое жаркое мгновение, перед тем как отстраниться.

– Нет, – шепчу я.

Зеленые глаза вспыхивают огнем, которого я раньше никогда не видела, а затем мы поднимаемся. Оуэн прыгает вниз, затем его большие руки скользят под свитер и хватают меня за талию, чтобы спустить на землю. Он идет к задней двери и открывает ее, приглашая меня войти первой. Хихикая, я сажусь, и он проскальзывает следом; руки тянутся ко мне, ложатся на талию, он тянет меня к себе, и я устраиваюсь на коленях, обхватив ногами бедра, практически оседлав его самым греховным, но в то же время восхитительным способом.

Чувства переполняют меня. Нависая над ним, я смотрю на его красивое лицо, вдыхаю его запах, прикасаюсь к нему везде, где хочу. Убираю волосы со лба, позволяя мягким прядкам пролиться сквозь пальцы, он закрывает глаза и издает низкий глухой звук удовольствия.

Этот звук проникает в мое тело, пульсируя, отдается между ног, и я ложусь на него, прижимаюсь к нему губами, и поцелуй становится очень глубоким. Наши языки сплетаются, тела сливаются, руки на пояснице одновременно успокаивают меня и удерживают на месте.

Но я не хочу спокойно сидеть.

Я хочу большего. Больше Оуэна, больше губ, больше рук, больше прикосновений. Он снова разрывает поцелуй, касается губами подбородка, шеи, облизывает горло, и я прижимаюсь теснее. Руки обнимают его шею, глаза закрыты, голова откинута назад.

Между нами все заходит слишком далеко, но мне все равно. Все мысли о скромности растворились в ночи.

Все, чего я хочу, – это Оуэн.

Оуэн

Между мной и Челси все быстро выходит из-под контроля. Я же специально предложил побыть снаружи, опасаясь, что мне снесет голову и я захочу увидеть Челси обнаженной. Ощущение, что все у нас будет отлично, возникло сразу, как только наши губы соприкоснулись. Но я и подумать не мог, что она окажется такой отзывчивой, нетерпеливой и приятной у меня в руках. Я держу небольшую дистанцию между нами, пальцами сдавливая мягкую кожу чуть выше бедер.