Я такая лгунья.

Снова тщательно оделась, чтобы, несмотря ни на что, произвести впечатление. Старые потертые, но очень удобные джинсы, в которых мои ноги кажутся длиннее. Не то чтобы меня волновало, как выглядят мои ноги или любая другая часть тела, просто хочу выглядеть красиво. И вовсе не потому, что пытаюсь привлечь его внимание.

Боже, какая же я неудачница. Прекращаю ходить и опускать голову, глядя на ноги. На мне поддельные угги; утром было холодно, так что мне пришлось заправить в них джинсы, и мешковатый кремовый свитер, который сползает с плеча, и видна розовая лямка бледно-розового кружевного лифчика.

С трудом подавляю стон. Все рассчитано до мелочей. Утром, перед занятиями, даже Кэри спросила, для кого я наряжаюсь. Я соврала ей. Она ничего не знает об Оуэне. Ее не волновало, что случилось со мной той ночью, когда я оставила ее с Брэдом. На ее расспросы я ответила, что поймала машину, за рулем оказался мой знакомый, он-то меня и подвез.

Она нисколько не усомнилась в моих словах. В последнее время Кэри сильно изменилась. Знаю, она случайно столкнулась с Брэдом, но он не отнесся к ней с той долей внимания, как ей хотелось бы.

Какая «неожиданность».

Я оборачиваюсь на скрип двери и вижу его. Он выглядит как бог: расстегнутая фланелевая рубашка в сине-красную клетку поверх белой футболки, темные джинсы и почему-то незашнурованные ботинки, а растрепанные волосы и сексуальная золотисто-коричневая щетина лишь дополняют этот потрясающий вид.

Господи, он… бесподобен.

– Привет. – Он тихонько захлопывает за собой дверь, а затем опирается на нее. – Как дела?

Тяжело сглотнув, я откидываю волосы назад, открывая обнаженное плечо и лямку лифчика, которые тут же притягивают его взгляд как магнитом. Кожа горит, словно он коснулся меня рукой, а не взглядом.

– У меня все… в порядке. – Я подтягиваю край свитера, но он снова падает с плеча. Надо было надеть майку.

– Хорошо выглядишь, – говорит он, отталкиваясь от двери и медленно двигаясь ко мне.

Ой. Я не ожидала так скоро услышать комплимент. Я вообще не ожидала комплиментов.

– Спасибо. – Я откашливаюсь, собирая всю волю в кулак. Она мне понадобится, ведь он подходит все ближе и ближе. – Ты тоже.

Он криво улыбается одними губами и подходит к столу, рядом с которым я стою.

– Значит, ты разговариваешь со мной?

Мне приходится задирать голову, когда он стоит так близко, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Почему я не должна с тобой разговаривать?

– За прошлую нашу встречу ты и десяти слов не сказала. Казалось, терпишь меня через силу.

– Ты что, считал? – Я флиртую? Совсем на меня непохоже.

– Я думал, ты злишься на меня. – Он поджимает губы, а глаза так и светятся. – Прямо бесишься.

В самом деле? Когда это я злилась на него? Испугалась? Да. Смутилась? О да.

– Знаешь, когда я сказал тебе некое слово. – Он словно читает мои мысли. Невероятно! – Ты выбежала из моего дома, будто за тобой черти гнались, а на следующий день почти со мной не говорила. – Он сверлит меня взглядом. – Думал, сегодня ты и вовсе не придешь.

– О, вот теперь я обижена. Я никогда не пропускаю занятия. Только если болею. Смертельно. – И даже тогда не факт, что пропустила бы. Такое было только однажды с тех пор, как начала работать. Я серьезно отношусь ко всем своим работам.

– Ты действительно обиделась? – Он удивленно изгибает бровь, и мое сердце заходится в бешеном стуке.

Я закатываю глаза.

– Нет. Думаю, это было… просто недоразумение.

– Согласен. – Его голос становится тише, он подвигается ко мне ближе. Настолько близко, что я вижу крошечные золотистые пятнышки в его изумрудных глазах. – Значит, ты не злишься на меня?

– Нет, – качаю головой. – Вообще-то, я тобой горжусь. Ты выполнил все необходимые задания, чтобы подтянуть английский. Уже сейчас у тебя четверка с минусом.

Он самодовольно ухмыляется.

– Остался еще один тест. Готов поспорить, что смогу вытянуть предмет на четверку.

– Не сомневаюсь! А еще я слышала, что через несколько дней ты возвращаешься в команду.

Вытащив стул, на который опирался, он жестом предлагает мне сесть. Я повинуюсь, прекрасно понимая, что его руки лежат на спинке стула. Пододвинув его ближе к столу, он убирает руки, задев пальцами мое обнаженное плечо, отчего меня бросает в жар.

Если я загораюсь от одного невинного прикосновения, то тогда я в большой беде. Что же будет, если мы зайдем дальше?

Мечтать не вредно, Челси.

– Где слышала? – Он садится на стул рядом со мной, как в нашу первую встречу, когда взволновал меня не на шутку, находясь так близко ко мне.

У меня дежавю. Я снова таю. Если он придвинется еще ближе, то коснется меня. Я слабею от одной этой мысли.

– Сегодня утром я встречалась с твоим куратором. Кстати, она курирует еще нескольких моих учеников.

– Ты о старой доброй Долорес? – он усмехается и качает головой. – Как думаешь, сколько ей лет?

Бедная Долорес. В прошлом заядлая курильщица; лицо покрыто морщинами, а голос настолько хриплый, что я приняла ее за мужчину, когда говорила с ней по телефону. Она милая и, вероятно, должна была уйти на пенсию еще лет пять назад.

– Не знаю. Пятьдесят?

Он смеется и качает головой.

– Надеюсь, это шутка.

– Что и говорить! – я улыбаюсь и открываю рюкзак, роюсь в нем в поисках его учебного плана. – Слышала, ей за семьдесят.

– Я бы не удивился, будь ей за девяносто. – Он указывает подбородком на открытый файл. – А это зачем?

– Если ты разобрался с английским, то это не значит, что тебе больше нечего делать. – Я прижимаю край файла указательным пальцем. – Тебе еще нужно поработать над портфолио для курса по творческому письму.

– Да, – он качает головой. – Кстати, об этом. Могу я просто отказаться от курса? Он ведь по выбору?

– Ну, боюсь, что уже поздно. Если бросишь сейчас, в твоем аттестате появится большой уродливый прочерк, который испортит тебе общую картину успеваемости. – Я придвигаю файл к себе и просматриваю список заданий, которые ему нужно выполнить. Его нужно всего лишь немного подстегнуть. – Думаю, ты хорошо пишешь. Многое из того, что нужно сделать, не слишком сложно.

Он выпячивает грудь.

– Я пишу не просто хорошо, а отлично.

– Докажи. – Я подталкиваю лист с заданием к нему, чтобы он мог прочесть. – Напиши что-нибудь. Стихотворение или что-то в этом роде.

Он смотрит на список, затем на меня.

– Любишь писать стихи?

Я морщу нос. Я весьма далека от богемы и предпочитаю факты и цифры. Моя стихия – это математика и история. Хотя, если постараюсь, пишу неплохие сочинения. Откровенно говоря, не меня должны были назначить Оуэну в репетиторы. Для его случая я не самый лучший вариант, но из тех, кто готов был взяться за работу, выбрали меня.

– На самом деле нет.

– Думал, всем девушкам нравится писать о любви и печали.

Так вот о чем он пишет! Сомневаюсь. Хотя кто знает?

– Я не похожа на большинство девушек.

– Знаю. – Его улыбка становится нежнее, когда он смотрит прямо в глаза. – Это мне в тебе нравится больше всего.

Упс. Я пропала. Я на крючке.

Глава 9

«Прикосновение любви любого сделает поэтом».

– Платон[11]

Оуэн

Я ломаю голову над заданием. Обычно я не пишу стихи. Пытался, когда хотел во всем походить на Дрю Каллахана, но ничто и никто не вдохновляли моего внутреннего поэта, поэтому я забросил стихоплетство еще в конце первого курса.

До сих пор не могу поверить, что рассказал ей об этом. Словно перед приходом я принял сыворотку правды и теперь не могу соврать. Хотя не возражаю. Здорово, что можно не темнить и говорить то, что хочешь. То, что происходит между мной и Челси, не просто секс или мимолетное свидание, больше похоже на дружбу.

Верно. Я подружился с девушкой, но мне все же смертельно хочется ее раздеть. Ее свитер нереально сексуален. Постоянно сползает с плеча, обнажая молочно-белую кожу и лямочку кружевного лифчика. Пальцы так и чешутся отодвинуть ее и поцеловать кожу под ней…

Отстой.

– Должно быть что-то, о чем тебе хотелось бы написать стихотворение, – говорит Челси.

Подняв глаза, встречаю ее выжидательный взгляд, лучистые глаза и очаровательную улыбку. Я улыбаюсь в ответ, совершенно теряя дар речи. Мне нужна тема, и быстро. Ладно, что если она мне с этим поможет?

– А вот скажи мне, какое у тебя второе имя?

Она хмурится.

– Зачем тебе это?

– Ну все-таки?

– Хорошо. Роуз, – она закатывает глаза. – Меня назвали в честь бабушки.

– Челси Роуз. – Имя легко сходит с языка. Мне нравится.

– Дурацкое, правда? – от неловкости она смеется, и мне это не нравится. Хочу, чтобы рядом со мной ей было комфортно. Интересно, сколько у нее было парней? Такое чувство, что их число стремится к нулю. Узнай я такое о любой другой девушке, я бы просто сбежал от нее.

А вместо этого я сижу здесь, думая о том, чему мог бы научить Челси. Когда мы будем обнаженные. В моей кровати.

– Нет, совсем нет, – говорю я. – Оно красивое.

Она перестает смеяться.

– Правда?

– Правда, – уверенно говорю я. Неужели никто и никогда не делал ей комплиментов? Порой кажется, что она жаждет их услышать. Но не как истеричная девчонка, а, скорее, как медленно раскрывающийся цветок, который тем ярче и красивее, чем больше его поливают и разговаривают с ним…

Хм. Уму непостижимо.

Я думаю о татуировке Дрю, сделанной для Фэйбл. Он всегда писал ей маленькие стишки, в которых первые буквы строк составляли слова. Дурацкая, сопливая чушь, лишавшая Фэйбл самообладания и заставлявшая ее плакать и зацеловывать Дрю, лепеча разные глупости.