Она – моя дурная привычка, от которой я никак не могу избавиться.

Недовольный своей слабохарактерностью и глупостью, я возвращаюсь в гостиную и вижу, что мама нервно меряет ее шагами, словно не может остановиться, и то и дело потирает руки, словно пытается отмахнуться от ползущего по коже насекомого. Она еще не заметила меня, и я с ужасом смотрю на нее. Не хочу это видеть. У меня мало времени, хочется просто всучить ей деньги и выпроводить, но это не решит проблему. Я не могу закрывать глаза на то, как мама губит себя.

Ей нужно помочь. Можно ли вообще ей помочь?

– Вот. – Я подхожу к ней, хватаю за запястье и вкладываю деньги в раскрытую ладонь. Она мгновенно сжимает их в кулаке, превратив купюры в зеленоватый комок.

– В ближайшие две недели даже не думай возвращаться. Я не твой персональный банк.

– Черт бы тебя побрал, – шипит она, перед тем как развернуться и выскочить вон.

Стою словно громом пораженный и смотрю на открытую дверь. Она ушла так же, как и пришла. Ни спасибо, ни «ты самый лучший сын», ничего. Просто потребовала денег, затем послала к дьяволу, и это все, чего я заслуживаю.

Большего идиота, чем я, и не сыскать в мире.

Гнев кипятит кровь, заставляя меня метаться по дому со сжатыми кулаками и бешено бьющимся сердцем. Почему, черт возьми, она так поступает со мной? Почему я каждый раз позволяю ей это? Хотел бы я быть как Фэйбл. Она без сожалений выбросила мать из собственной жизни. Просто пошла дальше с тем, кого любит, кто заботится о ней. Создала собственную семью. И хоть я тоже часть этой семьи, но знаю, как все непросто. Расстояние между нами только все усложняет.

Я здесь, а они там. Дрю, Фэйбл и Отэм. А раньше было: Дрю, Фэйбл и Оуэн.

Теперь я сам по себе.

Мне тяжело с этим смириться. Нужно расти и двигаться дальше, но при этом быть одиноким. Я словно прокладываю себе путь во тьме, постоянно спотыкаясь. Черт.

Мне нужно расслабиться.

Взглянув на часы микроволновки, я вижу, что до прихода Челси осталось менее пяти минут. Этого вполне достаточно, чтобы раскурить косячок и пару раз затянуться. У меня уже есть готовый, я забил его пару дней назад и спрятал в верхнем ящике комода. Как в бреду я подхожу к нему, выдвигаю ящик, достаю косячок, беру зажигалку и щелкаю снова и снова, пока не появится пламя.

Прикуриваю. Вдыхаю дым, позволяя ему заполнить горло и проникнуть в легкие, даря знакомое приятное покалывание. Затем выдыхаю. Тонкие струйки дыма тянутся изо рта, и я на миг закрываю глаза. Позволяю дурману унести меня туда, где проблемы не лежат тяжелым грузом на сердце.

Затягиваюсь еще раз и тушу косяк о стенку комода – плевать, что он будет испорчен. Прячу остатки и чувствую, как кайф разливается по венам, достигает моего перегруженного волнениями мозга и растворяет их. Меня окутывает теплый уютный туман, я словно цепенею. Хочу забыть о маме и Фэйбл, своих оценках, работе и футболе. Хочу сосредоточиться на девушке по имени Челси, которая думает, что придет сюда помогать мне с уроками.

Это последнее, чем я хочу с ней заняться. Но боюсь, это все, что мне светит.

– Привет. Кто-нибудь дома?

Я выхожу из комнаты навстречу нежному голосу и вижу Челси, стоящую посреди гостиной и смущенно озирающуюся. Заметив меня, она облегченно вздыхает, и я улыбаюсь ей. Я чувствую себя уверенно, словно никто и ничто не может противостоять мне. Не теперь, когда Челси здесь, освещая комнату своей чистой, неподдельной красотой.

– Эй, – говорю я, беззастенчиво разглядывая ее.

На ней джинсы и белая обтягивающая кофта, вызывающая у меня едва преодолимое желание дотронуться до ее груди. Она приветливо улыбается, снимает с плеча громоздкий и, похоже, тяжелый рюкзак и ставит его на пол рядом с диваном.

– Привет. Входная дверь была распахнута настежь, поэтому я вошла сама. Надеюсь, ты не против, – говорит она, махая рукой в сторону теперь уже закрытой двери.

– Без проблем. Молодец, что зашла, – говорю совершенно искренне. Я просто счастлив, что она здесь. Если бы она не пришла, я бы полез на стену от тоски.

– Готов к работе? – Она легонько пинает рюкзак. – Я распечатала кое-какие материалы, но, надеюсь, ты знаешь, что делать.

– Да, я точно знаю, что делать. – Машу рукой, отгоняя ее беспокойство как муху, и иду к ней. Она чуть отступает назад, и я проскальзываю мимо нее, сгорая от желания протянуть руку, схватить ее и поцеловать.

Это все действие травки. Наверное.

Она с подозрением наблюдает за мной, пока я иду к обеденному столу за папкой с заданиями.

– С тобой все в порядке?

– Да, в полном порядке. Просто зашибись! – Оборачиваюсь к ней и вижу, что она смотрит на меня как на безумца. Может, она и права. Сперва мама, потом косячок, теперь вот она здесь – Челси просто бесконечно мила, от этого я теряю контроль над собой.

Она морщится от моего набора слов, затем наклоняется и расстегивает рюкзак, думаю, в поиске обещанных распечаток. Я разглядываю задницу, слегка наклонив голову для лучшего обзора, и тут она поворачивается и застает меня за этим занятием.

Прищуривает глаза. Какая подозрительная малышка.

– Ты что, разглядываешь меня?

Решаю не скрывать очевидное. Никаких дурацких игр сегодня.

– Да. – Медленно поднимаю голову, словно она весит по меньшей мере тонну. Обычно травка не лишает меня красноречия, но сегодня язык меня почему-то совсем не слушается. – У тебя просто отлич…

– Отлично что? – Она выпрямилась, уперла руки в бока и ждет моего ответа.

– Все отличное, – увиливаю я, не желая делать акцент на заднице. У Челси есть нечто большее, чем просто красивая фигура. – Я прямо подыхаю с голоду. Давай закажем пиццу?

Ну вот, она снова скривилась от моей грубости. Это так мило, что заставляет меня продолжать говорить таким образом, чтобы снова увидеть это выражение лица.

– Есть хорошая китайская закусочная. Мне нравится их еда. Ты любишь китайскую кухню?

– Конечно, – пожимаю плечами, стараясь не замечать урчание в животе. Я так голоден, что съел бы сейчас и кусок картона. – Звучит здорово. Номер есть?

– Могу я заказать? – она вопросительно смотрит, покусывая нижнюю губу таким невинным, но чертовски сексуальным образом, что, глядя на нее, мне самому хочется укусить ее за эту пухлую губку. Захватывать и тянуть зубами, пока она не начнет стонать, а затем успокоить боль языком…

– Как пожелаешь, – говорю я как под гипнозом. Эта девчонка словно околдовала меня. Непонятно лишь, как. Или почему.

Она улыбается, хватает рюкзак, плюхает его на стол и начинает копаться в нем.

– У них довольно недорогая еда. Я знаю, что заказать. Я заплачу.

– Черта с два, – хватаю ее за запястье, когда она вытаскивает руку с телефоном из недр рюкзака. – Ты точно не станешь платить, потому что плачу я.

– Я не против. – Она смотрит на свою руку, которую я продолжаю держать. Интересно, она чувствует то же, что и я? – Но ведь идея с китайской едой моя.

– Мне тоже хочется китайской еды. – Я обхватываю пальцами ее тонкое запястье и чувствую, как под кожей бьется пульс. Мне хочется намного больше, чем китайской еды. Мы словно говорим на некоем секретном языке. Говорим одно, но подразумеваем совсем другое. Во всяком случае, я.

– Ладно. Я заказываю, а ты платишь. – Она не пытается вырваться, и я, пользуясь ситуацией, медленно и легонько поглаживаю большим пальцем внутреннюю сторону запястья. Клянусь, что чувствую, как она дрожит, а когда поднимаю глаза, то вижу, что она смотрит на меня так жадно, словно готова проглотить.

– Договорились. – Я отпускаю руку, и меня накрывает волна разочарования.

Невероятно, но между нами есть некая химия. Если сегодня ничего не случится, боюсь, я взорвусь. По крайней мере, после ее ухода мне придется дрочить, словно я ненормальный извращенец, нуждающийся в постоянном облегчении.

Я хочу ее, но не могу получить. Меня влечет к ней, хотя и не должно. Я под кайфом, но дело не в травке.

Меня прет от Челси.

Челси

Он выполняет задания быстрее, чем я думала. Конечно, Оуэн умный. Я достаточно осведомлена о его успеваемости, чтобы понимать: ему просто не хватает усердия и сосредоточенности. Его прошлые оценки это доказывают. Учеба в колледже расставляет все по местам. Это тяжело, но ты либо преуспеваешь, либо проваливаешься.

Я вырвалась вперед. Учебная программа и сложность курсов сразу дали мне такую мотивацию, что я с головой ушла в учебу и беспрестанно грызу гранит науки. Никому нет дела до того, сколько мне лет; прошлое не имеет значения. Я могла бы вписаться в новую среду, стать иным, совершенно свободным человеком.

Но я не свободна. Я все еще связана по рукам и ногам чувством вины перед матерью и гневом к отцу. В глубине души я все еще испуганная, чересчур умная пай-девочка, которая боится окунуться в реальную жизнь, опасаясь почувствовать боль.

От мальчишек одни проблемы, поговаривала мама. А когда они становятся мужчинами, то доставляют еще больше неприятностей. Будь сама по себе, милая. И рассчитывай только на себя. Все остальные тебя просто разочаруют.

Мне было пятнадцать, когда мама поделилась со мной этими так называемыми житейскими премудростями. Это случилось за год до окончания средней школы. Я знала, что у родителей не все гладко. Лет в одиннадцать я подслушала тайный разговор между папой и одной из его любовниц и поняла: он изменяет маме.

Он не любил ее. А если он не любил ее, то не любил и меня. Вот во что я верила в пятнадцать. Я слушала маму, когда она говорила, что мужчины – зло, что они ужасно относятся к женщинам. Она говорила так от злости, потому что он ее обманывал. Но потом он ласковыми речами убеждал ее, что она одна-единственная у него, и она тут же менялась. Ее противоречивое отношение к отцу, их вечные ссоры и разногласия вызывали у меня недоумение, особенно по части отношений с мужчинами.