— Не собирался я его, не искал, в смысле, специально, и планы никакие не вынашивал… Оно само как-то вышло. Когда сидел, много времени подумать было, осмыслить. Даже простить помышлял, в церковь при тюрьме ходил, успокоения искал… не нашел. Не простил, не получилось. Оно, конечно, ему моё прощение даром не нужно, сам хотел, по-христиански вроде, — рассудил Анатолий Степанович и горько так ухмыльнулся: — Непутевый из меня христианин вышел. Третьего числа дочке пятнадцать исполнилось бы, я на кладбище ездил, выходной брал, помните?

Я уставилась на Диму, как будто от его подтверждения что-то зависело. Понятно и без того, ветеринар не врет. Димка кивком подтвердил, а потом добавил «помню». Анатолий прижал кулаки к глазам и зубы стиснул.

— Я на могилках убрался, цветы полил, у меня там анютины глазки да настурция высажены, отдохнуть сел, девочкам своим про житье-бытье рассказать. И уйти не могу, не отпускает. Жмёт в груди. Она бы паспорт получила, понимаете? Мы бы непременно вместе пошли. Татьяна, я и Анечка. Анечка бы забегала вперед и оборачивалась всякий раз, поторапливала. Хотя, четырнадцать уже, наверное, просто шла. А в уши себе наушники вложила, песни слушала. Они сейчас все с ними ходят, я подметил. Небезопасно ведь это, да? Мы с Татьяной отчитывать стали, просили дорогу переходить без постороннего шума в ушах, а она сделала вид, что послушна…

Видеть его было невыносимо. Я украдкой смахнула непрошенную слезу и отвернулась к окну. Настоять или попросить «ближе к теме», ни один из нас не рискнул. Ветеринар делился своей иллюзией, своей утопией. Казалось, он окончательно заговорится и сбежит от нас в только ему известную, параллельную реальность.

— До темноты почти у них просидел, — в какой-то момент произнес он, а я вновь повернулась. Он провел рукой по волосам и резко опустил её, словно силы держать иссякли. Рука покачнулась маятником. — Они считают им дозволено многое, раз у них деньги есть. Покупают, продают, за руль пьяными садятся. Мне ноги зажало, понимаете, а она ещё жива была, Анечка, я слышал. Я ему кричу — скорую вызови, друг, а «друг» мне виски в горло заливает, как бы я не сплевывал. Так-то… Экспертиза показала два с половиной промилле, пьян. Да я и был пьян, до одурения, только не от виски их паршивого, а от горя. До самого суда как во сне. А потом тюкнуло: у них документы все чистые, включая экспертизу, свидетелей каких-то нашли, только не было там людей на объездной, позже уже пара машин тормознуло, перед приездом скорой. Тюкнуло, да поздно, слушать меня никто не стал, наговариваю, мол, в тюрьму не хочется. А мне, что в тюрьму, что в ад. Вас он искал, по ферме шастал. В офис сунулся — я закрыл уже к тому. Я у колеса сидел, пробило, и домкрат наготове, он меня не сразу заметил даже. Увидел, вас спрашивает и не узнал. Не узнал, представляете? Всё потому что плевали они. И думать уже забыл он душах загубленных, и во сне ему никто не является, и спит он спокойно, мягко, кусок поперек не встает, и кушает вдоволь… Домкратом я его, он и не ожидал. Не узнал, говорю же.

Он поднялся, сходил за сумкой. В полицию собрался, сдаваться. И я и Димка по большей части молчали, предложив лишь посидеть «на дорожку».

Шагать ему никуда не пришлось, не успели мы переступить порог его дома, подъехала машина, как по заказу. Следователь, помощник и участковый. Мы поспешили ретироваться, усиленно делая вид, что заглядывали в гости.

Глава 37


Ужин нас не поджидал, даже маломальского перекуса сестрица не сообразила. Видимо её подвигов хватило только на утренние блинчики. Впрочем, особого аппетита не наблюдалось, у меня-то уж точно. Я попила водички и прошлепала в комнату, которую считала здесь своей и негласно делила с Димкой. Жанка отлепилась от телевизора и полезла к Щурову с расспросами. Я слышала, как они переговариваются в кухне — Димка вводил её в курс дела — но особо в разговор не вникала, в том плане, что слух не напрягала, пытаясь уловить каждое слово.

Ветеринар спутал все карты. Во-первых, очень жаль, что этот, в сущности, милый человек оказался самым настоящим убийцей. Во-вторых, я рассчитывала, стоит узнать убийцу, все последующие действия выстроятся в четкую слаженную линию. Как минимум, я пойму, какие шаги следует предпринять. В отношении Жанны, диска и вообще всей этой истории. А теперь что же получается? Убийца найден, только мне с него, пардон, как с козла молока. Я по-прежнему ума не приложу, что делать с сестрицей и как ей выпутываться. Сдаваться мужу, бегать от него? Один вариант щекотливый, возможно, опасный, второй донельзя глупый.

В какой-то момент до меня донеслось кокетливое: «Димочка, я рассчитываю на твою защиту, хотя бы, в память о нашей пылкой дружбе». Ха! Вспомнила она! А чем закончилась та дружба, ты не забыла, часом? Я присела на край кровати, собираясь идти к ним, но сказала себе — стоп. Куда поскакала, соревноваться с ней собралась? Ну, уж нет. Он мальчик взрослый, в присмотре не нуждается.

— В память о нашей пылкой дружбе, я всё ещё не выставил тебя за эту дверь, этого более чем достаточно, — ответил ей Димка. — За мясом смотри, я баню проверю.

Я все-таки вышла в кухню и, пользуясь тем, что Димка вышел, поинтересовалась:

— Всё клинья к Димке подбиваешь, совести ни на грош?

— Нужен мне твой Димка, своих девать некуда! Диск мне до зарезу необходим.

— Диск-диск, чего ты заладила! Найдешь ты его и что станешь с ним делать? Уж не шантажом ли сама промышлять, — усмехнулась я.

— Зря смеешься, на этом можно прилично заработать.

— Ты серьезно сейчас?

— Да, шучу я, шучу, — рявкнула она, но не слишком-то убедила. Я с подозрением покосилась на неё, Жанна следом выпучила глаза и дернула подбородком, чего мол, уставилась.

— Глупая женщина, — покачала я головой и направилась обратно, в комнату.

— Эй, убогая! Где ты тут женщину увидела? — возмутилась она, оставив без внимания прилагательное. Видимо, слыть дурой ей не так обидно.


На следующее утро, едва проснувшись, я схватилась за телефон. Один пропущенный от Валерика, одно сообщение на мессенджер — «Игноришь?». Два последние два дня он набирал меня три раза и всякий раз его звонки оставались без ответа. Сообщать ему, что его предложение отвергнуто по телефону, я сочла некорректным, а праздно болтать и делать вид, что всё гуд у меня просто не получится. Я оставила сообщение непрочитанным, заглянула в интересующую меня сеть и возликовала — знак от Дюши получен, хоть одна приятная новость. Одноклассник не подвел, справился в минимальный срок. Что делать с копией диска я ещё не придумала, просто решив — так надо. Не помешает.

Пребывание в этом доме делалось невыносимым… неправильным что ли. Он чужой и, несмотря на свою уютность, скучный. И добро торчи мы тут с Димкой вдвоем, уверена дом сразу приобрел бы очарование, набрав кучу дополнительных очков, так нет же, с нами сестрица. А с ней как на вулкане. Она то мела хвостом перед Щуровым, то огрызалась. Ближе к обеду усадила нас за столом, нервно дернув плечом. А-ля, семейный совет, который сразу не задался.

— Ну, вот что, мне надоело, отираться тут не вижу никакого смысла. Сдается мне, один из вас темнит. Я не в курсе кто именно, но уверена диск у кого-то из вас. Не исключаю, что темните оба. — Мы переглянулись с Димкой, он улыбнулся мне и подмигнул. Нарочно, из шалости. Этого хватило. Жанна вспыхнула, соскочила со стула и уперлась руками в край столешницы, взвизгнув: — Какого хрена, что за игру вы ведете, сволочи!?

— Тпру, попридержи коней, дорогуша, — осадил её Димка. — С оскорблениями завязывай, иначе выставлю тебя вон, без капли сожаления. Надоело — вали, никто не держит. Баба с возу, кобыле легче.

— Господи… — закатила сестрица глазищи. — Кобылы, бабы, кони… похоже, ты вконец поехал кукушкой на своей ферме. Знаешь, чему я сейчас радуюсь? — спросила она его. Он кивнул, а ну-ка, мол, давай, жги. Жанна тряхнула волосами и выдала: — Я просто счастлива, что в свое время не разглядела перспектив и избавилась от тебя!

Я мельком взглянула на Димку и отвела взгляд, почувствовав дискомфорт. Ощущение, что я присутствую при семейных разборках, усилилось. В этих разборках я лишняя, я не хочу это слышать. Не хочу. Эти признания, недосказанность слишком интимны. Они для двоих. У меня появилось острое желание вручить Жанне диск, пусть катится к чертям собачьим…

— Поразительно неинтересная информация! — воскликнул Димка, а я выдохнула. Неловкость схлынула, ему безразлично. Вся эта мышиная возня сестрицы то с кнутом, то с пряником ему до лампочки. В подтверждение моих мыслей, Димка мазнул по ней равнодушным взглядом и встал из-за стола. Миновал Жанку, но перед входом в комнату притормозил и в тон ей заметил: — А знаешь, я тоже счастлив. И в отличие от твоего, моё счастье не фальшиво. Я рад, что оказался не подходящим для тебя. И очень порадуюсь, если твой муженек хорошенько надерет твою задницу. Может ты, наконец, поймешь, что этот мир не вокруг тебя вертится и не за ради тебя одной придуман.

— Да пошел ты! — неслось ему вслед. Он и ушел. В комнату. Кому-то звонил, разговаривал. Спокойным, невозмутимым голосом. Я подняла на неё полный укора взгляд, она округлила глаза и рявкнула: — Что?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— В один прекрасный день, ты останешься одна, если продолжишь в таком духе. Оглянись, возможно, он неумолимо наступает на пятки.

Остаток дня мы провели вдвоем, почти не разговаривая. Димка уехал сразу, как только закончил говорить по телефону. Вернулся уже ночью, усталый, сразу завалился спать, шепнув лишь одно — нанял Анатолию адвоката. Я, напротив, долго не могла уснуть, размышляя. Как-то всё по-дурацки… Мы вроде бы вместе, лежим вон в одной постели, а вроде и нет. С таким же успехом он мог расположиться на диване, а я спать с сестрой, раз уж между нами которую ночь ничего не происходит. Причем, не усни он, а задумай заняться со мной сексом, я непременно бы ему отказала и виной тому Жанна, точнее её присутствие за стенкой. Она, как ледяной айсберг из популярной песни, выросший из тумана и разделявший нас. И боюсь даже богу неизвестно, каким течением и в какие края её унесет. Это же Жанка!