— Не могу в это поверить, Ли. Мне так скверно. — Сестра посмотрела на меня и впервые за все время, что я ее знаю, промолчала в ответ.

Когда я отперла дверь, Линус рванул вперед и уткнулся в колени Ли.

— Я этого не вынесу! Я этого не заслуживаю! Как ты мог? — визжала я, тыча пальцем в Гэйба.

Он раскинул руки и ждал — не знаю, чего именно. Потом он переступил с ноги на ногу и заорал:

— Может, хватит орать? Понятия не имею, о чем ты…

Я заколотила кулаками по его груди — даже, пожалуй, не столько колотила, сколько пихала. У меня было подсознательное оглушение, что так и следовало вести себя, уличив мужа в измене. Визжать и бить его. Мне не хотелось колотить Гэйба, но я не представляла, что еще можно сделать.

— Ли, останови ее, иначе я не выдержу и тоже ее ударю.

— Так тебе кажется, что ты причинил мне недостаточно боли?

— Да о чем ты? — Когда он мне ответил, в меня полетела слюна.

Он оторвал от себя мои руки и прижал их мне к груди.

— Кто такая Берни?

Гэйб озадаченно отпустил меня.

— Берни? Я не знаю никакой Берни. Что ты…

— Вот это! — Я схватила распечатанный мною е-мейл и сунула ему. — Я вот про это!

Некоторое время Гэйб изучал слова, которые я обнаружила и распечатала.

— Отвечай! Кто эта Берни?

Гэйб притих, словно я изо всех сил грохнула дверью.

— Ее зовут Берн. «И» на конце не произносится.

— Как город в Швейцарии, что ли? Ты что, шутишь?

— Ничего особенного не случилось, Стефани. Между нами ничего не было!

— Я же беременна, ты, поганец! — Я орала так, как будто меня грабили; у меня разрывалось горло. Я подбежала к входной двери и распахнула ее. — Габриель Розен, ты лжец и змея! Катись отсюда к чертовой матери!

— Заткнись, тупая латина! Не ори на весь дом! — Лицо Гэйба покраснело, а на виске пульсировала жилка.

— Гэйб, это уже слишком. — Ли встала между нами.

— Прости, Ли. Ты права.

— Ах, все так просто? — закричала я, пихнув его в плечо. — Что, если я скажу тебе, что ты низок, ты тут же извинишься? Нет, к дьяволу. Мне не нужны твои извинения! Как ты мог, Гэйб? — Теперь я всхлипывала. — Как ты мог? — прошептала я.

Во рту пересохло, я стояла и дрожала, опустив голову. Он прижал меня к себе.

— Стефани, мне очень жаль, — тихо проговорил он, — но у нас с ней ничего не было.

— Не пытайся обмануть меня. Я уже с ней разговаривала! Ты ходил с ней на прием! Ты уложил свою беременную жену в постель, а потом отправился развлекаться с ней и приятелями по клинике! Ты представил ее сослуживцам! Ты хоть понимаешь, как ты меня унизил? Они все, небось, думают, что я об этом знала. А ей ты даже не сказал, что женат. А потом ты приходишь сюда и пишешь ей письма о том, как ты о ней скучаешь! Как ты можешь?

Я знала, что унижение — слишком мелкое чувство в свете всего того, что со мной происходило, но именно оно меня сейчас охватило. Мне хотелось бы наплевать на то, как я выгляжу в глазах окружающих, но ничего из этого не получалось. Так вот странно проявляются душевные раны.

— Правда, Стефани, ты преувеличиваешь.

— Если у вас ничего не было, дай мне свой мобильник. — Внезапно я заговорила по-деловому, словно просила у него кусочек мела.

— Остановись, Стефани!

Я потянулась к сотовому телефону, но Гэйб схватил меня за руки.

— Если тебе нечего скрывать, дай мне телефон. Что боишься, что я найду там ее номер?

— Там нет ее номера. Она всегда просто посылала сообщения мне в клинику на пейджер.

Оказалось, что он познакомился с Берни, когда у ее дочери, всего двумя годами меня моложе, обнаружилось воспаление инфицированного лимфатического узла. Гэйб обследовал девушку, а потом переключился на мамашу. «Позвольте мне отблагодарить вас». Я представила, как она легонько притронулась к его руке. «Не сыграете ли со мной в гольф в загородном клубе?» Гэйб уступил ее просьбе. И продолжал уступать ей дни и ночи напролет, прямо после того, как оправдывался передо мной: «Прости, детка. Я увяз в делах клиники. Я исправлюсь. Обещаю тебе».

Выхватив у него телефон, я помчалась в ванную комнату и заперла дверь. Гэйб кинулся за мной, но не успел. Пока я просматривала телефонные номера и архивированные сообщения, он колотил в дверь. Он посылал ей эсэмэску из примерочной «Барнис», куда я ходила вместе с ним: мол, он предвкушает прием. Ну, еще бы.

Пока я сидела в ванной, телефон Гэйба задребезжал у меня в руке. На дисплее высветился номер Берни.

— Ты можешь сейчас говорить? — спросила она, прежде чем я успела произнести что-либо.

— Нет, он не может сейчас говорить. Он скандалит со своей женой. — Мне хотелось убить Гэйба.

Я распахнула дверь ванной комнаты.

— Только что звонила твоя подружка. Ну, знаешь, та самая, телефона которой у тебя нет.

— Ну ладно, тут я тебе соврал.

— Да неужели?!

— Но послушай, Стефани. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы были вместе. — Он был готов сделать или сказать что угодно, только бы я перестала плакать.

— Но почему именно она? — Я едва узнала свой собственный тихий голос.

— Послушай, я больше не скажу ей ни слова. Клянусь. — Гэйб провел ладонями по моей спине, от поясницы к затылку. — Я хочу этого, Стефани. Правда. Я люблю тебя.

Мне хотелось ему поверить, поверить в то, что произошла ошибка и я подняла бурю в стакане воды. Но ведь это лишь верхушка айсберга; в глубине души я знала, что были и другие женщины, которые помогали Гэйбу чувствовать себя значительным, а внимание других было ему нужнее, чем я. Но я не хотела, чтобы все вот так кончилось. Я любила спать с ним, любила его тело и дыхание глубокой ночью. Я не была готова отбросить его, поэтому сказала себе: «Может быть…» Может быть, он слишком нервничает из-за ответственности на работе? Может быть, ему требовалось выплеснуть нервную энергию? Вспомнить только, как он пытался справиться с ответственностью женитьбы. Может быть, его страшат перемены? Может быть, ему надо к психологу?

— Я сделаю все, чтобы исправить положение, — сказал Гэйб, — и снова завоевать твое доверие. Я скажу ей, что не хочу больше иметь с ней дело, и больше не буду с ней разговаривать. Я клянусь, милая.

— Но почему она?

— Честно? — Нет. Солги мне. — Благодаря ей я попал в потрясающие места. Самого меня никогда бы туда не пригласили. Тебе этого не понять.

— Нет. Ты хотел чувствовать себя свободным, вот в чем дело. И мое понимание здесь не при чем. Иначе ты рассказал бы ей обо мне. Ты и мне о ней не сказал, и ее уверил, что не женат. При чем тут непонимание? — Гэйб просто стоял и слушал, скрестив руки на груди. — И знаешь что? Ты просто поганец. — Я произнесла это совершенно спокойно, будто попросила мясника завернуть для меня ногу ягненка. — Я — твоя жена. С какой стати мне понимать, почему тебе хочется ходить по ночным клубам с другой женщиной? Извини, но брак не так устроен. Нет, это просто потрясающе, какой ты паршивец. — Я стала считать на пальцах. — Ты посылал ей е-мейлы из нашего дома, ты связывался с ней, когда был со мной, ты лгал мне в лицо, говоря, что идешь куда-то с друзьями, а при этом развлекался в ее обществе! И ты постоянно твердил, что у тебя нет для меня времени, но ты очень скучаешь по мне! А на деле именно она и была твоей «работой». — С тоскливого желания услышать все подробности я переключилась на гнев. — Выметайся, паршивец. — И Гэйб выполнил мой приказ.

Когда он ушел, я повернулась к Ли, рыдая:

— Не могу поверить, что он вот так просто ушел! Он о нас ни капли не беспокоится! Ли, я его ненавижу. Я ненавижу. Его. Изо всех. Сил.

Я еле дышала. Я рыдала, уткнувшись в колени Ли. Линус слизывал мои слезы. Отныне они стали моей семьей.

Следующие несколько недель, пока длился первый триместр моей беременности, я решала, что предпринять. Я обзвонила всех родных и близких, спрашивая совета. Мама посоветовала мне рожать.

— Гэйб еще не готов к роли отца, он просто выплеснул свою тревогу. Как только он увидит малыша, все наладится. — Кажется, я содрогнулась, услышав это. — Кто знает, когда ты сможешь снова забеременеть. Я бы не прерывала беременность, ведь ты так долго ее добивалась. — Однако мамины слова не показались мне разумными.

Я слышала ее, но не понимала. Она не представляла, за кого я вышла замуж. А я уже начинала это осознавать.

Я позвонила родителям Гэйба. Ром и Марвин ответили одновременно. Ну что ж, решила я, можно сказать им обоим сразу. Мне казалось, будто я ябедничаю. Звоню, чтобы сказать: «Видите, это не я плохая. Это все он! А вы должны поддержать меня!» Я жаждала сочувствия даже от них.

— Я чувствовала, что тут что-то не так, — заявила Ром после того, как услышала про мою беременность и про то, что Гэйб встречается с женщиной старше себя. — Я догадывалась, — добавила она после долгой паузы, — потому что мой друг Майрон упомянул, что видел Габриеля на матче «Никс» с этой самой Берни. Я спросила Габриеля, в чем дело, но он уставился на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Но я его предупредила. Я посоветовала ему быть осмотрительнее, думать о том, что он делает. У этой женщины ужасная репутация. Действительно ужасная. Он должен понимать, с кем имеет дело. — Тьфу ты черт.

Непонятно, что Ром разочаровывало — поведение сына или его вкус в отношении женщин. Поверить не могу, оказывается, его родители о чем-то догадывались. От этого разговора все происходящее стало казаться куда более реальным.

— Как ты намерена поступить с ребенком? — спросил Марвин.

— Пока не решила. Но если я его оставлю, вы сможете видеться со своим внуком, сколько хотите. — Мне полагалось это сказать.

Я намеренно употребила слово «внук». Я хотела, чтобы они почувствовали, в чем тут суть, почувствовали, что их сын испоганил будущее. Пусть они корят себя за то, что вырастили такого сына.