– Я не слишком утомил вас, может быть, вы хотите что-нибудь съесть или выпить?

– Я с удовольствием выпью чаю, если вы не против, – ответила я, стараясь быть поприветливее с графом, который вызывал у меня теперь сочувствие как человек, много страдавший, и как старик, который сознает, что прожил жизнь не так, как должно, и не имеет времени исправить ошибки юности.

Граф позвонил и велел слуге накрыть маленький столик к чаю. Слуга не удивился такому требованию в столь позднее время, из чего можно было сделать вывод, что граф человек с причудами и слуги к ним привыкли. Должна буду привыкнуть и я.

Вскоре столик был накрыт, и я принялась уплетать остаток торта, а граф, улыбнувшись моему аппетиту, заговорил снова:

– С вашего позволения, я продолжу. Итак, я вел легкомысленную жизнь до тех пор, пока был полон сил и привлекателен. Когда же мне минуло сорок пять лет, у меня достало ума прекратить играть роль ловеласа и оставить о себе приятную память в свете, не омраченную насмешками молодых над стареющим повесой. Я вернулся в свое поместье и на свежем воздухе деревни стал размышлять о прожитых годах…

Он снова сделал паузу, и я невольно отставила тарелочку с тортом, чувствуя себя смущенной и озадаченной. Мне не терпелось, чтобы граф перешел наконец к вопросам, касающимся нашего брака, но приличия не позволяли торопить его, тем более что он сам предупредил мои попытки своим вступлением.

– Постепенно я остепенился, стал заниматься делами поместья, пришедшими в беспорядок из-за моего малого в них участия, и через несколько лет прошлая жизнь стала казаться мне прочитанным когда-то романом. Я много читал, стал бывать за границей, покупать картины, занялся благотворительностью – в общем, превратился в достойного пожилого джентльмена. – Тут он усмехнулся и опять лукаво посмотрел на меня.

«Старик-то еще и шутник, оказывается», – подумала я, снова принявшись за пирожное.

– Дорогая, как бы вам не стало дурно от неумеренного потребления сладостей, – с шутливым беспокойством заметил граф.

– Не беспокойтесь, сэр, вы и сами знаете, что я за свою жизнь съела очень мало сладостей и теперь хочу восполнить этот недостаток.

– Ну что же, вы, конечно, правы, и вряд ли вам угрожает излишняя полнота, я просто волнуюсь, а вдруг от переедания торты будут вызывать у вас отвращение? Даже жаждущему в пустыне не дают столько воды, сколько он просит, – заметил граф.

– Мне трудно заглядывать вперед, не имея вашего жизненного опыта, но если завтра мне не захочется торта, я признаю, что вы были правы, и начну есть мороженое, – весело отвечала я, удивляясь про себя, что так свободно разговариваю с графом. Надо же, стоит посидеть с человеком за чайным столом, как он начинает казаться ближе и даже приятнее.

– Ну что же, поживем – увидим, – философски заметил граф, – а я, с вашего позволения, продолжу надоедать вам своими россказнями… Итак, жизнь моя текла теперь ровно и спокойно, но вскоре меня стали посещать мысли о том, что не так далек тот день, когда придется покинуть этот мир, а кому я оставлю все, что имею, – я не мог ответить. Вот когда я пожалел по-настоящему, что не внял родителям и не женился. К этому времени моя давняя возлюбленная овдовела, и мы с ней стали добрыми друзьями. Ее счастье в браке оказалось недолгим, но я не злорадствовал по этому поводу. Мне было жаль ее и жаль себя. Из нежной скромной девушки она превратилась в серьезную и решительную даму и во вторую же нашу встречу прямо попеняла мне, что я не позаботился до сих пор о продолжении рода. Я был бы счастлив жениться на ней, чтобы провести оставшиеся годы вместе, но она категорически отказала мне, отказала во второй раз! Но на этот раз она оказалась права – она бы не смогла подарить мне ребенка и заставляла выбрать жену помоложе. Но, к сожалению, бурные годы молодости оставили на моем здоровье свой отпечаток, время было упущено, и я уже не мог произвести на свет наследника.

Граф опять замолчал, а я все пыталась понять, зачем он в таком случае женился, мог бы усыновить какого-нибудь бедного племянника, у богатого дяди такие всегда найдутся.

– И вот тогда мне пришел в голову этот план. Я прекрасно сознаю, что он не слишком красив с точки зрения морали и нравственности, но я столько страдал в юности, что, надеюсь, мне простятся не только прошлые, но и будущие прегрешения. Итак, я решил жениться на небогатой молодой девушке, помочь ее семье, хотя бы этим частично искупив свою вину перед ее загубленной юностью, а взамен попросить ее подарить мне наследника. Подождите, прошу вас! – с горячностью воскликнул он, ибо я опять хотела вставить свою реплику, боюсь, не слишком обдуманную. – Я скоро закончу, и вы в полной мере сможете излить на меня свое негодование, – продолжал он. – Я понимал, что не смогу исполнять свой супружеский долг, но молодая жена старого мужа вряд ли долго будет хранить ему верность. Она, скорее всего, найдет себе любовника. И тут я подумал – а почему бы ей не родить ребенка от любимого человека? Я признаю его своим наследником, у меня будет продолжатель рода, моя жена обретет счастье в любви, а я – в сыне или дочери, и все будут довольны. Я выбрал вас, потому что вы молоды, красивы, а главное, умны и обладаете чувством юмора. Я надеюсь, все эти качества помогут вам понять меня и преодолеть отвращение ко мне и моей просьбе… А теперь я жду вашего суда. – Он нахмурился и внимательно посмотрел на меня, ожидая моей реакции.

Первыми моими словами было:

– Это просто чудовищно! Как смеет джентльмен делать такое предложение леди, которую он назвал своей женой?! Тут есть только два объяснения: либо он не джентльмен, либо не считает ее леди. Что может быть ужаснее мужа, который толкает жену на измену!

– Я смиренно прошу простить меня, хотя и не очень надеюсь на ваше прощение. И все же не верю, что ваше суждение окончательно. По-моему, это справедливо – устраниться и позволить женщине обрести счастье, которое не может дать ей муж. Пройдет время, может быть, годы, и вы полюбите кого-нибудь, вы не сможете прожить без любви всю жизнь. И тогда, может быть, случится так, как я мечтаю… Если только я доживу до этого. В случае, если вы овдовеете раньше, я завещаю свое имя и титул вашему ребенку, даже если вы вступите во вторичный брак. Но мне очень хотелось бы…

– А вы не подумали о том, что я не смогу завести себе любовника, так как я воспитана в почтении к браку и не приемлю супружеских измен? Как вы, должно быть, презираете женщин, если считаете каждую способной на подобный низкий поступок!

Граф побледнел, на лице его появилось выражение страдания.

– Как же я ошибся в вас! Вы казались мне живой, немного легкомысленной и упрямой, и мне показалось, что вы не потерпите такой жизни, какую мог предложить вам старый муж, взбунтуетесь и обязательно влюбитесь в какого-нибудь молодого светского красавца или даже слугу, хотя бы назло мужу!

Я почувствовала, что краснею. Он словно прочел мысли, которые витали в моей голове утром, когда я ехала в церковь и размышляла о побеге с молодым конюхом.

В глазах его блеснули слезы.

– Я снова прошу вас простить меня. Я, видимо, действительно слишком стар, чтобы разобраться в юной душе, я совершил непоправимое – обрек вас на тоску и одиночество, и это будет мучить меня до самой смерти. Я ошибся и должен быть наказан за это – я дам вам развод. – Голос его дрогнул, он резко встал из-за стола и подошел к камину.

– Вы снова оскорбляете меня, и все ваше раскаяние не дает вам права на это! Нас соединили перед алтарем, и я не соглашусь на развод, несмотря на все, что услышала от вас. – Я чуть ли не кричала, впервые почувствовав, что необходимость самой решать свою судьбу, не опираясь ни на чьи советы, – тяжелое бремя. До этого я всегда мечтала поскорее вырасти и быть самостоятельной…

Граф покачал головой:

– Я уже и сам не знаю, что говорю. Мы оба слишком взволнованны. Идите спать, дорогая, завтра мы отправимся в наше поместье, и там, на природе, я надеюсь, мы оба успокоимся и вернемся к этому разговору. Сейчас вы полны эмоций, и я думаю, со временем мы разрешим наш конфликт. Я попрошу Гилмора позвать к вам Джейн. Мы выезжаем в десять, завтрак будет подан в половине девятого. Отдохните хорошенько – дорога предстоит дальняя. Доброй ночи.

Он сухо поклонился и вышел. Я вскочила и принялась расхаживать по комнате, совершенно ошеломленная. Каких только огорчений не сулил мне этот брак, но такого не смогла бы, наверное, вообразить даже мисс Радклифф. Вот сюжет для романа, достойный ее пера. Если мои внуки однажды спросят меня, какой я была в молодости, я напишу всю правду о своей жизни. (Если когда-нибудь эта история увидит свет, значит, мне довелось все-таки воспитывать внуков.)

Появление Джейн прервало мою «прогулку». Девушка проводила меня в спальню, я переоделась и улеглась в уютную кровать с небольшим балдахином из серо-голубого бархата, хотя была уверена, что вряд ли смогу уснуть в чужом доме, да еще после такого долгого и сумбурного дня.

Джейн пожелала мне доброй ночи и оставила меня в тишине размышлять обо всем случившемся.

Самое странное, что я не знала, радоваться мне или огорчаться от того, что мне не придется делить ложе с графом. Конечно, я должна была испытывать облегчение после его откровения и испытывала его, но причина, по которой я была избавлена от этой неприятности, порадовать меня не могла.

Как! Считать меня настолько безнравственной, чтобы думать, будто я могу изменять мужу! Какое же впечатление я произвела на графа, если он выбрал именно меня для осуществления своих мечтаний. Правда, я никогда не пыталась произвести на графа хоть какое-то впечатление. Он был для меня просто одним из знакомых, сочувствующих нашему положению. Когда тетя впервые предположила, что граф может сделать мне предложение, я только посмеялась. Поэтому манера моего поведения с графом не изменилась – я не пыталась ни привлечь его, ни оттолкнуть, как поступила бы более серьезная девушка в зависимости от того, хочет она замуж или нет.