– Ну что же, придется начать репетировать песнопения сирены.

– Не думаю, что вам стоит утруждать себя. Наивные купцы отдадут все свое золото за один куплет. Кого вы хотели бы видеть в походе? Я осмелился пригласить мисс Розмари, ее сестра как раз собирается навестить подругу за городом.

Он не пригласил Аннабеллу? Я никак не ожидала такого поворота. А может, он действительно увлечен Розмари и потому не шутит с нею?

– Ее пение привлекло бы гораздо больше купцов – вы поступаете неосмотрительно. На какой час назначено отплытие?

– Что же, золота будет меньше – кораблю легче держаться на воде. Я думаю пригласить еще Морланда и приятельницу мисс Розмари. Отплываем в девять. Кстати, ваш сон по утрам так сладок или вы не хотите совершать моцион вместе со мной?

Я не знала, что ответить. Лгать – не хотелось, сказать правду – было невозможно. Пришлось ограничиться шуткой:

– Я думала, вы совершаете моцион по вечерам, и у вас не хватает сил еще и на утро. Я же действительно отдыхала эти несколько дней.

– Вечером я провожу время в восхитительном обществе, и только безумец мог бы желать лучшего. Видимо, я и есть этот безумец, поскольку мне не хватает общения с вами.

– Я польщена, сэр. Но общество безумца меня скорее испугает, чем обрадует.

Он улыбнулся:

– Я обещаю держать себя в рамках разумного поведения.

– Только не становитесь скучным. Разум в чистом виде – тоже не лучший вариант.

– Я все время вызываю ваше недовольство. Что мне сделать, чтобы вы могли лучше меня понять? – Его слова были шутливыми, но он выглядел серьезнее, чем хотел показать.

– Общаться с непонятным человеком гораздо интереснее: тайна всегда притягивает, а ее открытие разочаровывает.

– Ваши философские заключения делают вам честь и несут мне облегчение, поскольку я все же предпочитаю быть таким, какой есть.

Я не успела ответить, вошедший слуга доложил о появлении гостей. В комнату стремительно ворвалась Аннабелла, за ней едва поспевали Морланд и еще один молодой человек.

– Мистер Филсби! Наконец-то мы нашли вас! Мы собираемся покататься по набережной, посмотреть на закат, и ждали только вас. Едемте, пока еще не слишком поздно! – Она была, видимо, настолько раздосадована, что застала его у меня, что не смогла хранить личину паиньки.

– Добрый вечер, миссис Дэшвилл. – Морланд явно был смущен ее натиском.

– Добрый вечер, господа, – любезно ответила я и повернулась к Россетеру: – Приятно было побеседовать, ваше сиятельство.

Он поднялся и поклонился Аннабелле, после чего протянул мне руку:

– Надеюсь, вы составите нам компанию.

– Но все мы не поместимся в коляске Морланда! – вскричала Аннабелла.

– Не беспокойтесь, мы с миссис Дэшвилл поедем вслед за вами в моем экипаже. – Он явно забавлялся ее ревнивым гневом.

– Вечер прохладный, как бы миссис Дэшвилл не простудилась, граф не простит нам эту оплошность. – Мисс Гринхауз так не хотела моего участия в прогулке, что я решила непременно поехать.

– Миссис Дэшвилл очень любит гулять у моря, свежий воздух полезен для дамского румянца. – Россетер лукаво улыбнулся мне, явно намекая на утренний променад.

– Все замечательно устроилось. Едем, пока солнце не село, – тут же заключил барон Морланд, которого явно устраивал предложенный герцогом план.

Аннабелла первой вышла из комнаты, не говоря ни слова. Однако на улице она неожиданно повернулась к Россетеру:

– Пожалуй, я поеду в вашем экипаже, коляска Морланда слишком тесная для нас троих.

– Как вам будет угодно, – Филсби совершенно не удивился, словно ожидал от нее именно этого шага.

Прогулка получилась весьма приятной, хотя я преимущественно молчала, не без удовольствия наблюдая за поведением своих попутчиков. Можно было подумать, что Аннабелла уже обручена, так собственнически она разговаривала с герцогом. Он же изображал ее вассала столь естественно, словно не имел ничего против. Раздосадованный Морланд вскоре отправился со своим спутником куда-то в глубь улиц, а мы продолжали кататься по набережной, пока не стало настолько темно и прохладно, что даже лошади впали в уныние и вяло тащились вперед, наверняка мечтая о теплой конюшне.

Аннабелла первая предложила отправиться домой, вдруг озаботившись моим самочувствием. Она мило предложила сначала отвезти меня, хотя мы жили на равном расстоянии от моря, но Россетер решительно отказался:

– Я не могу позволить вам рисковать репутацией, оставаясь в карете вдвоем с мужчиной. Сначала я отвезу вас, а потом доставлю миссис Дэшвилл.

– Ее репутация вас не беспокоит? – ядовито осведомилась разочарованная Аннабелла.

– Миссис Дэшвилл – замужняя женщина, а я – родственник ее супруга, можно сказать, племянник. Не думаю, что кто-то сочтет неприличным, если племянник отвезет домой свою тетушку.

«Ну за тетушку он мне ответит», – подумала я, но не стала вступать в разговор, предоставив им препираться без помех. Аннабелла разозлилась, но не нашла что сказать, однако по мере приближения к ее дому она повеселела. Видимо, ей пришла в голову мысль о том, что я не представляю для нее угрозы, являясь родственницей герцога. Хотя она навряд ли была способна видеть в ком-либо угрозу своим планам, так, разве что досадную помеху. Со мной мисс Гринхауз простилась холодно, а герцога принялась уговаривать вернуться к ним выпить чаю. Он не отказался и не согласился, поцеловал ей руку и вернулся в экипаж.

– Надеюсь, вы не приняли всерьез мое навязанное родство? – осведомился он немедленно.

– Напротив, совершенно серьезно. Не могла же я предположить, что вы станете лгать одной красивой женщине о другой в ее присутствии.

– Что ж, раз так, буду называть вас тетей Эммой. – Он взял мою руку и поцеловал, задержав ее в своих руках дольше, чем следовало (видимо, по-родственному).

– Это ваше право. В таком случае вам придется носить за мной веер и корзиночку с вышиванием.

– Что-то я не видел у вас никакой корзиночки. – Его смех был так заразителен, что я не смогла не поддержать его.

– Да, я слишком ленива для занятий, требующих усидчивости.

– Вы слишком молоды. – Он сказал это неожиданно серьезно и до самого моего подъезда (целых две минуты) не произнес больше ни слова.

Я не предложила ему зайти и попрощалась у дверей.

– До свидания, племянник. Кстати, если я эльф, то кто же вы? Может быть, гоблин?

Он вдруг резко наклонился ко мне и коснулся губами моей шеи.

– Предпочитаю быть графом Дракулой. – Его таинственный шепот еще звучал у меня в ушах, а он уже влез в экипаж и отъехал.

Глава 20

Совершенно ошарашенная, сидела я в своем любимом кресле, забыв о тарелке с пирожными. Что это значит? Как посмел он поцеловать меня? Значит ли это, что я ему нравлюсь как женщина, а не как друг? Или он просто пошутил, изображая вампира?

Ко всему остальному, впечатление от прикосновения его губ оказалось приятным, хотя и было очень кратким. Я скрепя сердце признала, что меня по-прежнему интересует мир чувств, воспоминания о пережитом болезненном приключении несколько сгладились.

Я чувствовала, что не буду сердиться, если он поцелует меня еще раз, но становиться очередной его победой было как-то неприятно. Мда-а… если мне суждено полюбить мужчину, этим мужчиной вполне может оказаться Россетер. Никто не нравился мне так, как он, да еще к тому же и он уделял мне внимание. Я вспомнила свои летние размышления о том, что гораздо сложнее соблазнить ради своих целей любимого мужчину. А если он будет соблазнять меня – это же уже совсем другая картина. Можно убить сразу трех зайцев – испытать все сладости любви, произвести на свет наследника и наполнить жизнь своего супруга радостью.

Вот только не стану ли я страдать позже, заточенная в Эммерли с мужем и ребенком, зная, что где-то есть человек, которого я люблю и с которым не смогу быть вместе?

Я хотела любить и боялась этого чувства. Пока сердце мое было свободно от переживаний, я представляла себе любовь идеализированно, в виде счастливого брака. Но сейчас передо мной рисовалась перспектива любви тернистой и скорее всего несчастной. Притворяться, встречаться тайно, сомневаться в верности возлюбленного – во что превратятся радости любви? Я не была возвышенной героиней романа и не мечтала о любви идеальной, неразделенной, любви ради самой любви. У меня, правда, оставалась надежда, что, если родится ребенок, мое сердце будет занято только им и романтические порывы уступят место материнскому чувству.

Словом, я чувствовала, что запуталась, и решила оставить все как есть. Скоро мы уедем, и образ герцога Россетера не успеет слишком прочно укорениться в моей душе.

Когда она приходит, эта любовь, и как определить час ее появления и закрыть дверь у нее перед носом? Может быть, я уже опоздала и впустила ее?

Хотя навряд ли. Иначе я не желала бы Розмари счастья с сэром Филсби и не чувствовала бы себя с ним так легко и свободно, а краснела и теряла дар речи всякий раз, как он заговаривал бы со мной о видах на дождь. А может, у всех разная любовь и ее проявления нельзя вписать в рамки общеизвестных глупостей?

Я перевела взгляд на пирожные, и их аппетитный вид наконец заставил позабыть о сумбурных размышлениях. Мне необходим здоровый сон и какие-то полезные занятия, не хватало еще погрязнуть в софистике!

Однако сон был не слишком здоровый, ибо снилось мне нечто совершенно непристойное… нет уж, не буду описывать, все равно это был только сон. Полезные же занятия заключались в чтении трудов древних философов. Последнее время мы с графом увлеклись дискуссиями – я выступала в роли древнего грека и защищала его идею, а супруг изображал просвещенного человека наших дней. Попутно он разъяснял мне то, чего я не понимала, и часто грек оказывался побит и перетянут в лагерь противника.

День был дождливый, и мы просидели в библиотеке среди книг и неизменных пирожных, строя предположения насчет завтрашней погоды, до тех пор, пока навестить меня не пришла Розмари. Она была в расстройстве и явно плакала всю дорогу к нам.