Джоан Коллинз - Чертовски знаменита

– Если ты так считаешь, то лучше всего тебе убираться отсюда и из моей жизни к чертям собачьим. – Сердце Китти колотилось, и она боялась, что с ней случится еще один приступ гастроэнтерита. – Пожалуйста, уходи отсюда и оставь меня в покое. Ради Бога, дай мне возможность закончить этот фильм и жить своей жизнью.

– Ты этого хочешь? Ты этого хочешь? – Глаза бешеные, голос пронзительный.

– Да, – слабым голосом подтвердила она, откидываясь в кресле. – Я именно этого хочу. С нашим браком все кончено. Я хочу, чтобы ты убрался из моей жизни навсегда, а отсюда – немедленно.

Раздался стук в дверь, и помощник режиссера неуверенно позвал:

– Вы нам срочно нужны, Катерин, все вас ждут.

– Плевать я на это хотел, – рявкнул Жан-Клод. – Убирайся отсюда. К чертовой матери. Я разговариваю со своей женой.

– Жан-Клод, ты не можешь больше задерживать съемку. – Грим Китти смазался, лицо покраснело.

– Да в гробу я это все видал! – заорал он. – Да мне эта идиотская картина, это дерьмо на дух не нужно! Все нарциссизм и мусор. Ты только взгляни на это, взгляни.

Он презрительно ткнул пальцем в огромный хрупкий парик Катерин. То было произведение искусства с маленькими птичками в клетках среди локонов и розами и жемчугом, вплетенными в волосы. Жан-Клод схватил ее за плечи и принялся яростно трясти, пока птички, жемчуг и цветы не посыпались на пол.

– Остановись, Жан-Клод, ради Бога, остановись, – закричала Катерин.

Он придвинулся к ней, он все больше расходился, и она ощутила настоящий страх.

– Сука. Глупая сука. Ты еще пожалеешь. Тебе никогда не найти никого такого, как я. Никогда.

Затем он схватил ее за шею и принялся трясти так сильно, что стены трейлера зашатались и лампы стали мигать.

– Ах ты слабоумная идиотка. Я твой муж. Твой муж навсегда! Только посмей еще раз пригрозить мне, что ты меня бросишь. Я тебя убью, ты слышишь?

Будучи не в состоянии дышать, не говоря уж о том, чтобы говорить, Катерин царапала руки Жан-Клода, чувствуя, что сейчас потеряет сознание. Перед глазами плыл красный туман, а сердце стучало так сильно, что, казалось, сейчас взорвется. Затем дверь трейлера распахнулась и в него ворвались Блэки и Стивен.

– Что здесь происходит, черт побери? – резко спросил Стивен.

Жан-Клод, стоящий к ним спиной, замер. Потом отпустил Китти и повернулся к мужчинам с любезной улыбкой.

– Добрый вечер, джентльмены, я помогаю своей жене приладить парик. – Он взял руку Китти и поцеловал тыльную сторону, прошептав: – Я вышлю чек Джону, immediatement[36], cherie. Не беспокойся, все будет в порядке. Аu 'voir mа belle. A tout a l'heure.[37] У дверей он обернулся и все еще с улыбкой добавил: – Завтра утром я лечу в Венецию, cherie. Мне потребуется пара дней, чтобы все организовать надлежащим образом до твоего приезда.

Катерин смогла лишь кивнуть; горло ей сжимали невыплаканные слезы, говорить она не могла. Жан-Клод с секунду презрительно смотрел на всех, потом ушел, громко хлопнув тонкой дверью трейлера.

Присутствующие почувствовали явное облегчение. Катерин откинулась в кресле и позволила Блэки остудить свое красное лицо примочками. На жалость к самой себе времени не было. Она не могла позволить себе потерять силы, почувствовать дурноту или упасть в обморок. Ей надо собраться, взять себя в руки для той сцены, которую они должны доснять сегодня. О Господи, только бы это было не так, и она не беременна его ребенком.

До рассвета оставалось меньше семи часов, они уже здорово опаздывали.

Вошла Бренда и принялась поднимать с пола детали парика Китти. Она молча передала их Моне, которая уже сняла парик с Катерин и приводила его в порядок на специальной подставке. Во время натурных съемок именно она следила за волосами и одеждой Катерин. Китти молча смотрела на свое измученное лицо, растрепанные волосы и шею в пятнах. У нее был такой вид, будто ее протащили сквозь колючую живую изгородь.

– Что случилось, черт побери? – спросила Бренда.

– Ничего, – ответила Катерин, затем умоляюще взглянула на Мону и Блэки. – Не могли бы вы все привести в порядок в соседнем трейлере? Мне надо минут пять поговорить с Брендой и Стивеном, ладно?

Блэки и Мона ушли, и Катерин принялась подправлять грим.

– Этот парень психопат, солнышко, я уверен, – сказал Стивен. – Психопат и садист. Мне приходилось знавать парочку таких, но этот даст им сто очков вперед. У таких людей нет абсолютно никакой морали, но, к сожалению, есть способность очаровывать всех и вся, стоит им захотеть.

– Как я могла быть такой дурой и попасться на его удочку? – прошептала Катерин. – Как это ему удалось?

– Господи, Китти, ты тут ни при чем, – сказал Стив. – Жан-Клод – классический пример социопсихопата. Он красив, со светским лоском, очарователен, нежен, но он не умеет чувствовать, не умеет считаться с чьими-либо желаниями, кроме своих собственных.

– Это верно, что у социопсихопатов раздвоенная личность, что иногда они могут даже дурачить ближайших друзей и членов семьи многие годы, не обнаруживая своего настоящего лица?

– Верно. Они не в состоянии сами разобраться в своем поведении. Если им пытаются что-то объяснять, они начинают все отрицать. Они необыкновенно хитроумны, великолепные лжецы, всегда считают, что правы они, сметут любого, кто встанет на их пути и будет мешать им достигнуть цели.

– И какая же у них цель? – спросила Катерин, которой стало еще более тошно.

– Обычно деньги или власть и полный контроль над всем и всеми вокруг них. Мне очень жаль, солнышко.

– Мне некого винить, кроме себя, за то, что я разрешила ему так глубоко влезть в мою жизнь, – прошептала она.

– Это не совсем так, детка. Не будь к себе столь сурова. У тебя был тяжелый период, он подвернулся под руку – причем сделал это блестяще. Он умный сукин сын, это следует признать, – заметила Бренда.

– Но что мне теперь делать, черт побери? – Катерин принялась мерить шагами крошечную комнатку трейлера. – У него в руках все. Все мои финансовые дела, контракты, деловые и банковские связи – все в его офисе, под его контролем. Сотни папок, компьютерные распечатки, все мои налоговые декларации. Он отказывается показывать что-либо моему юристу. Он не дает и мне заглянуть в папки, все они заперты в шкафу, а ключ он держит у себя.

– Ты хочешь сказать, он приволок все из Лос-Анджелеса? – Стивен протяжно свистнул. – И таскает все это добро сначала в Париж, потом в Ниццу, а теперь в Венецию?

– Да, и самолетом, ни больше ни меньше.

– Это уж совсем странно, черт побери.

– И у меня пропали деньги со счетов. Бренда это от меня скрывала, но я все равно узнала.

– Я теперь жалею, что сразу не сказала тебе, – пробормотала Бренда, – я все о фильме беспокоилась.

– Дьявол! – воскликнул Стив. – Поверить невозможно. И много денег?

– Ну, он соврал про те деньги, что должны были поступить из магазинов, сказал, что они еще не поступили, но я проверила, они определенно перевели их в банк. И оформили повторно документы на следующий же день.

– И где же они?

– Откуда мне знать? Когда я задала этот вопрос, Жан-Клод надулся и заявил, что я не понимаю, о чем говорю, что я дура. Потом потащил меня к компьютеру и показал мне все эти придуманные цифры и сказал: «Смотри, Китти. Вот где правда – у тебя сейчас больше миллиона долларов наличными, так что кончай скулить».

Стив покачал головой.

– Так бы и убил этого сукина сына.

– Какой-то замкнутый круг. Несколько дней назад он пригрозил уничтожить мои банковские счета и налоговые декларации, тогда бы у меня были неприятности с налоговым управлением. Уже потом я обнаружила, что не хватает не только моих режиссерских гонораров, но и сотен тысяч долларов со счетов. Мне необходима подробная информация о моих финансовых делах, но она вся в его идиотских папках. Я боюсь, что он может их уничтожить, чтобы замести следы.

– Черт, – воскликнул Стивен. – Все хуже и хуже.

– Ты можешь поверить, я должна спрашивать разрешения заглянуть в свои контракты по разным сделкам? А иногда он мне их не дает. Господи, это надо же быть такой дурой. Все скажут, что я это заслужила, но я так много работала и выпустила все из рук.

– Как ты можешь еще его любить? Он немыслимая сволочь.

– Я не люблю его больше, Стив, но, по-моему, как требуется время полюбить, так нужно время, чтобы разлюбить кого-то.

Послышался резкий стук в дверь.

– Мисс Беннет, нам необходимо снять эту сцену. – В голосе помощника режиссера сквозило беспокойство.

– Вот так оно и получается. – Катерин подвигала плечами, поудобнее пристраивая верх платья, а Мона подала ей парик.

– Вперед, детка, – сказал Стив. – Иди и работай. Я завтра возвращаюсь в Лос-Анджелес, надену там свою мыслительную шапочку и стану соображать, как вытащить тебя из этой заварухи.

– Спасибо, Стив, дорогой, что бы я без тебя делала? Выходя из трейлера, она коснулась губами его щеки. Стив долго смотрел ей вслед, потом повернулся к Бренде.

– Черт бы все побрал, кто-то должен сделать что-то с этим ублюдком, и, судя по всему, этот кто-то – я.

Сознание, что она, возможно, носит под сердцем ребенка Жан-Клода, наполняло Катерин ужасом. Осталось меньше недели съемок. Она должна продолжать этот фарс с браком до возвращения в Лос-Анджелес, а тогда начать заниматься разводом. Ей уже было совершенно безразлично, что подумают о ней все окружающие или кто-то конкретно. Она хотела освободиться любой ценой.

Но сначала необходимо узнать, куда он дел ее деньги. Катерин должна проникнуть в шкафы, найти дискеты и достать те документы, которые необходимы Кену Стрингеру для составления ее налоговых деклараций. Жан-Клод уверял ее, что не делает копий на дискетах, но все знали, что это вранье. У него все было, и необходимо это достать. Китти нужно было поделиться своими проблемами с кем-то, в ком она полностью уверена. Бренда была единственной скалой в том бурном море, в которое превратилась жизнь Китти. О матери сказать подобного было нельзя.