Тут, как по заказу, зазвонил телефон.

– Джонни. – Голос теплый, озабоченный. – Томми мне все рассказал. Скажи мне, что это неправда.

– Нет. – По контрасту он был груб и лаконичен. – Это правда, милочка. У меня рак. Джону Уэйну не удалось с этим справиться, так что не думаю, что у меня есть шансы. Врач сказал, что, попади я в автомобильную катастрофу, они бы тут же догадались, что я курю по три пачки в день, лишь посмотрев на мои легкие при вскрытии. – Он начал смеяться, потом закашлялся и снова закурил.

– Может быть, я могу чем-нибудь помочь? Хоть чем-нибудь?

– Конечно, – ответил Джонни. – Разумеется, мне могут сделать операцию, но это будет прилично стоить.

– Сколько?

– Десять кусков за операцию. Господи, Китти, до чего же мерзко я себя чувствую.

– Послушай, Джонни, хоть ты и попал в беду, ты все еще отец Томми. Ты же знаешь, что он – единственное на свете, что мне дорого.

«Ну как же, – подумал он. – Только после твоей блестящей телевизионной карьеры». Но он смиренно проговорил:

– Я знаю, Китти, я знаю.

– Ты не хочешь, чтобы я к тебе приехала? Я сейчас в машине, еду домой. Если хочешь, я могу заглянуть на минутку.

– Нет, я не хочу, чтобы ты меня видела. Боюсь, ты будешь шокирована. – Он хихикнул и снова закашлялся.

– Слушай, я настаиваю на этой операции, Джонни, и я за нее заплачу ради Томми и ради самой себя, так что не спорь. Просто пересылай все врачебные счета мне. Или еще лучше Бретту, моему импресарио. Слушай, я уже почти дома, мне хотелось бы побыть с Томми. Я позвоню тебе завтра. До свидания, Джонни, поверь, мне очень жаль, что так получилось.

– Уж наверняка, – пробормотал он, приканчивая джин. – Уж наверняка.

Когда Катерин сказала своему импресарио, чтобы он оплатил больничные счета Джонни, тот насмешливо рассмеялся.

– Десять кусков, Китти? Откуда мне, черт побери, взять такие деньги?

– Ради Бога, Бретт, я зарабатываю почти сорок тысяч в неделю, разве не так?

– Ну да, и Дядя Сэм забирает себе сорок процентов. Твой агент берет десять, я беру пять, так что у тебя остается меньше восемнадцати тысяч в неделю. Раздели это на твоих адвокатов, дворецких, горничных, кухарку, экономку, да еще шофера, парикмахера, твоего спортивного гуру, психоаналитика, плату за школу Томми и…

– Ладно, Бретт, остынь. Я знаю, с деньгами сейчас туго, но в следующем сезоне, я надеюсь, мне повысят жалованье.

Как бы не так, подумал Бретт, взглянув на последний номер «Нэшнл тэттлер», где на первой полосе была напечатана еще одна убийственная статья про Катерин.

– Позаботься о Джонни, Бретт. Сделай это, хорошо? – Голос звучал холодно.

– Ну что же, нам, верно, придется еще раз перезаложить дом, – заявил он саркастически. – Когда ты решила вложить деньги в лампы от Тиффани, ампирные кресла и кофейные столики из бивней слонов, ты вроде не отдавала себе отчет, что деньгам может прийти конец.

– Я их заработала, верно, я заработала каждый проклятый цент, и я могу делать с ними все, что пожелаю.

– Все это очень хорошо, Китти, но ты не можешь продолжать так бездумно тратить. Ты ведь не Шер или Мадонна, зарабатывающие миллионы в год, ты на жалованье и, честно говоря, ты в это жалованье не укладываешься.

– Ну, за что же я тебе плачу? Возьми денег еще под одну закладную, Бретт, мне плевать. Заложи ты этот проклятый дом, перезаложи. Мне нужно закончить две последние недели съемок и взять отпуск. И не смей мне говорить, что у меня нет на это денег.

Он вздохнул.

– Ладно, ладно, я все сделаю, ты мой босс. Ну и какие новости про Эмму Гамильтон?

– Разве ты не слышал? Ее Великолепие, наша английская роза, сорвала эту сливу. – Катерин натянуто рассмеялась. – Но с'est la vie,[13] есть и другие роли.

Катерин отдавала себе отчет, что другие роли и хорошие сценарии последнее время вовсе не сыпались на нее градом. Когда попадались крутые, забористые роли, те, кто набирал актеров, считали Катерин слишком очевидной кандидатурой, но, с другой стороны, они же полагали, что она чересчур жесткая для более мягких ролей. В такой ситуации выиграть было невозможно. Катерин часто с горечью думала об этом, хотя и признавала, что ей по сравнению с другими актерами ужасно повезло.

– Да, кстати сказать, – заметила она резко, – я хочу, чтобы ты уволил моего агента.

– Уволил агента? Да этот кретин на тебя работает всего три месяца.

– Знаю. И за три месяца он не сделал ни одного предложения относительно того времени, когда я не занята в сериале. Так что делай как сказано, Бретт, уволь его.

– И к кому же ты теперь подашься? Ты уже прошла через Уильяма Морриса и пару других агентств. В городе уже почти не осталось приличных агентств.

– Это твоя забота, дорогой, – ласково сказала ему Катерин. – Ты берешь пять процентов от моих заработков, изволь найти мне нового агента. Мне же нужно налаживать свою жизнь и жизнь моего сына и пытаться удержаться на плаву. А если учесть все то дерьмо, которым меня забрасывают, это становится все труднее.

Томми так радовался предстоящей поездке в Европу, что позабыл, что надо быть грубым и агрессивным с матерью. Часто по вечерам они ели вкусную стряпню Марии и играли в игры. Однажды Томми предложил сыграть в скрэббл.[14]

– Я тут тренировался, думаю, теперь я смогу тебя обыграть.

Катерин рассмеялась.

– Ты же знаешь, что я чемпион, и предупреждаю, милости от меня не жди.

Томми унаследовал от Катерин страсть к соревнованиям. Они начали играть и долгое время шли вровень. Каждый набрал уже по две с половиной сотни очков, когда Томми сделал удачный ход и обыграл Катерин.

– Это впервые я тебя победил, мам, – возбужденно заметил он.

– И я уверена, что не последний. – Она улыбнулась и посмотрела на часы. – О Господи, уже половина десятого, пора спать. Мне еще текст учить. А тебе, мой самый главный сын, завтра в школу.

– Да, сэр, слушаюсь, мэм. – Он в шутку отсалютовал ей и ласково обнял. Так он ее уже давно не обнимал, с самого детства. Они вполне могли бы быть братом и сестрой, подумала Мария, убиравшая посуду.

– Спасибо, мам, – прошептал он, – за то, что ты делаешь для папы.

Она уткнулась носом ему в шею.

– Иди спать, детеныш, а завтра мы снова сыграем, и я тебя обставлю.

Благодаря нескольким ночам хорошего сна цвет лица Китти приобрел живой, матовый оттенок, к тому же она почувствовала, что вернулось ее желание заняться спортом. На следующее утро пораньше она пошла на пробежку. На середине каньона Бенедикт ей повстречался мужчина, бегущий в противоположном направлении. Он усмехнулся.

– Привет, я – Джейк Моффатт. Я только что переехал в дом в двух кварталах от вас.

– Привет, а я – Катерин Беннет.

– Да, я знаю, кто вы.

Имя Джейка Моффатта было знакомо Катерин; популярная в Англии британская рок-звезда, практически неизвестный в Штатах. Он был одним из любимых певцов Томми.

– Он староват, мам, но он по-настоящему клевый!

– Клевый?

– Да, ну понимаешь, клевый, сногсшибательный.

– А, поняла, клевый. Ясно.

Мелкие острые зубки на мордочке хорька, большие залысины и сбитое, но сухое тело. Он ни в малейшей степени не понравился Катерин, но, похоже, он ею заинтересовался, и в ближайшие три дня она постоянно с ним сталкивалась. В пятницу он протянул ей конверт.

– Приглашение на вечеринку, которую я устраиваю завтра, – объяснил он. – Надеюсь, вы сможете прийти. Там будет много ваших друзей, поскольку у меня праздник.

– А что вы празднуете? – поинтересовалась Катерин. Ей всегда нравились праздники, да и расслабиться бы не помешало.

– Я только что подписал контракт с «Фейс рекордс». Фантастическая сделка, так что я собираюсь предложить гостям какое-нибудь пойло и дохлое мясо на тостах.

– Я собираюсь на баскетбол с сыном, но, возможно, после игры и загляну.

Так вышло, что после матча Томми заявил, что идет на вечеринку к Тодду.

– Только не пей, пожалуйста, ладно? – попросила Катерин, в которой взыграли материнские инстинкты.

– Разумеется, не буду. Слушай, это все в прошлом. Все наши соберутся у Тодда, и вообще ведь суббота, самое время повеселиться. Почему бы тебе не пойти к Джейку? Развлекись немного ради разнообразия.

Когда Катерин появилась, вечеринка была в самом разгаре. Несколько десятков девушек, кое-кто актрисы, другие явные проститутки, в платьях с огромными декольте и такими короткими юбочками, что они едва прикрывали срам, крутились вокруг голливудских светских львов. Перед домом, оформленным в испанском стиле, бил винный фонтанчик. Джейк приветствовал ее чересчур фамильярным объятием. Она попыталась вырваться из его цепких рук, но он повернулся к фотографу, снимающему гостей, и сказал:

– Покажи-ка ему свои зубки, Китти.

Катерин слабо улыбнулась, стараясь скрыть раздражение, и приготовилась смешаться с толпой. Но тут она заметила нечто, что заставило ее сердце пропустить удар. Это был тот самый блондин с зелеными глазами, ее таинственный поклонник, и стоял он – это надо же! – рядом с Элеонор Норман! Катерин внимательно присмотрелась к ним. С виду они просто вежливо разговаривали, ничего больше, хотя Элеонор была явно им зачарована. А может, просто так кажется.

Сомнений не могло быть, Элеонор оделась, чтобы сражать наповал. Она не просто прихорошилась, она приукрасилась до такой степени, что почти превратилась в пародию на саму себя. Черное платье разрезано спереди до пупка, а сбоку – до середины бедра, демонстрируя всем шелковые кружевные чулки и красные подвязки. Ее пепельно-светлые волосы стояли вокруг головы пушистым нимбом, а серьги из горного хрусталя доставали до плеч цвета орехового дерева. Она смотрела в глаза незнакомцу и время от времени кокетливо касалась пальчиком борта его великолепно сшитого смокинга.

Катерин как завороженная уставилась на них, и вдруг, как бы почувствовав, что на него смотрят, он поднял голову и встретился с ней взглядом. Катерин почувствовала, словно ее ударили, сердце подпрыгнуло до горла. Ей хотелось бы поговорить с ним, но как это можно сделать, если он беседует с Элеонор? Он поднял бокал, улыбнулся, и на мгновение ей показалось, что он собирается подойти к ней. Но тут кто-то дотронулся до ее плеча, она повернулась, чтобы узнать, кто это, а когда снова поискала взглядом незнакомца, его уже поглотила толпа.