– У кого? Китти Беннет? Так скажи ей это. Или ты у нас робок?

– Робок – moi?[10]

Черные брови дугой поднялись над глазами такого ярко-зеленого цвета, что по сравнению с ними глаза Катерин показались бы бесцветными.

– Я уже говорил ей, что она прекрасна, но она не знает, кто я.

Жан-Клод вытащил из кармана фрака черный блокнот из крокодиловой кожи, обрамленный золотом, и ручкой с золотым пером от Картье написал черными чернилами: «Мисс Беннет, у вас самый красивый рот на земле».

Пока Билли Кристал разогревал аудиторию, официант принес записку Катерин. На вопрос, от кого она, официант жестом показал на угловой столик, откуда Жан-Клод все еще наблюдал за ней.

Катерин вгляделась, и сердце ее забилось чаще. Даже издали она могла разглядеть этого великолепного мужчину с удивительными глазами. Заметив ее взгляд, он отсалютовал ей бокалом шампанского. Она приподняла бокал в ответном жесте. «Почему бы и нет?» – подумала она. Где он был всю ее жизнь? Такие замечательные экземпляры не растут запросто на деревьях в центре Голливуда. Затем шеренга официантов скрыла от нее мужчину. Они ставили перед каждым первое блюдо, а когда она снова подняла глаза, его уже не было видно. Она почувствовала разочарование.

«У вас самый красивый рот на земле». Катерин улыбнулась и еще раз перечитала фразу, потом свернула записку и аккуратно положила ее в украшенную драгоценностями minaudiere от Юдифь Либер.

«Что же, мистер красавчик, – подумала она, – ты и сам весьма ничего».

Актеры сериала «Семья Скеффингтонов» уже знали, что победили. Гейб известил их, что Альберт Эмори примет желанную статуэтку от имени всех. Это устраивало всех, особенно Катерин, ненавидящую произносить речи.

Один за другим назывались победители по другим номинациям, которые поднимались на сцену, зачастую спотыкаясь, поскольку уже либо напились, либо накурились наркотиков. «Семья Скеффингтонов» оказалась победителем самой важной премии, и под восторженные крики аудитории Эмори повел всех десятерых участников сериала на сцену.

С этого момента все пошло вкривь и вкось. Блондинистая старлетка со статуэткой прошла мимо Альберта Эмори и Элеонор Норман, стоящих первыми, и вручила драгоценную награду Катерин, восторженно прошептав:

– Поздравляю, мисс Беннет, вы ее заслужили.

На секунду Катерин замерла, пораженная ошибкой девушки, но тут же сказалась ее театральная закалка, и, наклонившись к микрофону, она искренне проговорила:

– От имени всей нашей группы я хочу поблагодарить вас за эту огромную честь. А теперь я хочу вручить эту награду нашему бесстрашному предводителю.

Она протянула золотую статуэтку Альберту, но тот покачал головой, отказываясь принять награду из ее рук. Затем, без своего обычного savoir-faire,[11] прорычал в аудиторию:

– Мне нечего сказать, она уже все сказала.

– Послушай, Альберт, возьми ее, пожалуйста. Тебе полагалось ее получить. – Катерин поспешила за взбешенным стариком, направившимся прочь со сцены и теперь идущим по проходу, держась неестественно и напряженно. Не глядя на нее, он прошипел, скривив рот.

– Не выйдет. Ты эту проклятую штуку хотела, вот и держи ее сама.

– Я видела, как ты в нее вцепилась, – поддержала его Элеонор. – Уж больно ты лезешь вперед, Катерин.

Тони Бертолини сжал руку Катерин и прошептал:

– Не давай им себя достать, девочка. Я все видел. Ты выглядишь расстроенной… Не надо… Остынь. Держись спокойно.

– Как я могу быть спокойной, Тони? Ты же видел, что произошло? Эта малолетняя идиотка сунула приз прямо мне. Что я могла сделать, бросить на пол эту проклятую штуку?

– Ты все сделала, как надо, крошка, все нормально, – утешал он ее. – Теперь выпрямись и забудь обо всем. Нам надо встретиться с прессой, так что сиськи вперед и пусть этот стеклярус сияет; настал судный день, детка.

Душный вестибюль был битком набит сотнями фоторепортеров и таким же количеством журналистов. Катерин сунула статуэтку девушке из пресс-отдела, которой удалось уговорить Эмори взять ее, пока все вокруг улыбались и позировали.

– Эй, повернитесь сюда, пожалуйста.

– Ребята, взгляните в эту сторону. Улыбайся, Китти, улыбайся, Альберт. Спасибо, дамы и господа, большое спасибо. Спасибо, и всего вам хорошего.

Наконец-то все было позади. Катерин не могла дождаться того момента, когда можно будет выбраться из этого дурдома.

Она все еще не могла уйти. Она была убеждена, что у нее нет ни малейшего шанса, но ей надо было дождаться, когда объявят победительницу конкурса на самую любимую телевизионную актрису. К этому моменту она должна быть на своем месте и улыбаться.

Поговаривали, что победительница получит шанс сыграть роль Эммы Гамильтон в новом мини-сериале, который собиралась ставить студия. Агент Катерин верил, что у нее есть шанс и что студия заинтересована в ней. Однако все ждали результатов сегодняшнего конкурса, чтобы окончательно решить, кто будет играть эту роль.

Наконец наступил торжественный момент и Дон Джонсон, с великолепным загаром и в смокинге, объявил фамилии пятерых претенденток на звание лучшей актрисы.

Элеонор достала пудреницу, слизала помаду с зубов, снова щедро намазала губы и глубоко вздохнула. Самая молоденькая актриса, Пэтти О'Рурк, отпила глоток вина и хихикнула, повернувшись к своему приятелю, одному из «шайки», не удосужившемуся надеть на себя ничего более официального, чем черная майка, кожаный пиджак и красный платок на засаленных кудрях. Волосы Пэтти были заплетены в маленькие косички по всей голове. Она не была накрашена, под ее белым атласным платьем четко вырисовывались соски, на ногах – тяжелые ботинки от Дока Мартена.

Донна Миллс была довольна. Она знала, что не победит, поскольку завоевала этот приз в прошлом году, но приятно получить номинацию, тем более наряду с такими блестящими актрисами. Знаменитая нью-йоркская актриса Джесика Брэндон отпила маленький глоток вина и улыбнулась Гарольду Брэндону, уже пятьдесят лет бывшему ее мужем.

– Удачи, – произнес он одними губами.

Катерин поймала взгляд Жан-Клода Вальмера, который теперь сидел всего в трех столиках от них. Он снова поднял бокал, салютуя ей, и она вдруг почувствовала, что краснеет, как школьница.

– И победительницей в этом году стала…. – Катерин затаила дыхание, – Элеонор Норман. – Она беззвучно выдохнула.

– Да ладно, всех премий не завоюешь, – попытался утешить ее Тони, после того как Элеонор прошествовала на сцену и произнесла семиминутную речь.

– Неважно. Будут другие возможности.

Получи она этот приз, ее карьера была бы надолго обеспечена. Теперь уж ей никогда не сыграть Эмму Гамильтон. Несмотря на теплую ночь, она почувствовала озноб. Дули ветры перемен, и у нее не создавалось впечатления, что они несут ей удачу.

После присуждения последней премии лучшему актеру все стали расходиться, не дожидаясь осевшего шоколадного суфле и теплого кофе. Унося букеты со своих столов – ярко окрашенные незабудки и поникшие красные розы – богатые и знаменитые люди Голливуда потянулись к двери, хотя Билли Кристал все еще произносил свои заключительные остроты. Спешили так, будто бежали из Алькатраса.[12] Катерин затолкали в толпе, задергали взбесившиеся поклонники, а она все искала глазами великолепного блондина с зелеными глазами. Но так и не нашла.

– Вечно мне не везет, – печально призналась она Тони, когда они с облегчением опустились на заднее сиденье лимузина. – Мистер Красавчик просто растворился.

– Да он к тому же, скорее всего, голубой, – жизнерадостно утешил ее Тони. – В этом городе большинство красивых блондинов голубые, сама знаешь. Он или гей, или официант, или актер.

Катерин сморщила нос.

– Благодарю покорно, мне еще один из таких ни к чему. Большинство актеров не способны дарить любовь, потому что они отчаянно стремятся получить эту любовь от публики, поклонников, хоть от кого-нибудь.

– Да, я согласен с тобой, что все они эгоисты, не способные любить сами. А актрисы как, по-твоему?

– У всех свои недостатки, дорогой. Каждый из нас получает удовольствие от аплодисментов, даже если открыто в этом не признается. На самом деле – глупая профессия. Марлон был прав.

– Брандо определенно на ней неплохо заработал, что бы он там ни говорил. Еще пара недель этого дерьма, Китти, и ты будешь на пути в прекрасный Париж. Я уверен, что ты получишь огромное удовольствие от поездки, милая.

– Я тоже надеюсь, дорогой, еще как надеюсь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

На следующее утро на студии первое, что услышала Катерин, был голос матери по радиотелефону, упрекающий ее за то, что проиграла «этой потрепанной английской сучке-кокни», а первым, что она увидела, – связка шаров, подвешенная над тортом в форме приза, на котором две руки соединились как бы аплодируя. Трудно было не позавидовать.

Потом навалились фотографы. Сначала Элеонор со всей труппой, чтобы отметить победу сериала. Затем с Элеонор в центре, чтобы отметить ее личный успех. Из женщины, которую работники на съемочной площадке старались всячески избегать и даже прозвали Британской Щелью, она вдруг превратилась в королеву-мать, нежную и ласковую, самого верного друга для каждого.

Она попала в струю и понимала это. В обед позвонил ее агент и завопил:

– Все получилось, сладкая ты моя, мы добились. Ты будешь играть Эмму Гамильтон, радость моя. Еще раз поздравляю!

Катерин же во время обеденного перерыва узнала крайне огорчительные новости. Она жевала рисовую лепешку с белым мясом индейки в своей спартанской уборной и повторяла с Брендой диалог, когда зазвонил ее личный телефон.

– Мам, это ты, мам?

То был расстроенный голос Томми.

– Что спуталось, милый? В чем дело?

Она услышала, как ее сын пытается подавить рыдания и заговорить.

– Мам, это папа. Я только что разговаривал с ним по телефону, и он… и он…