Что бы подумала бедная мама о своей заблудшей дочери сейчас, когда та переключилась на электрогитару?

Хуже того, по глупости она выскочила замуж за развязного, грубого и самоуверенного клона своего беспутного папаши.

Завязывая шнурки кроссовок, Шелли почувствовала, как ее охватывает депрессия. Она, словно в плащ, завернулась в разочарование и со вздохомотметила, что для тропиков этот наряд совсем не годится.

Ее душевные страдания прервал стон, донесшийся из соседней комнаты для допросов. Шелли заглянула за перегородку, отделявшую помещения. Соседнюю камеру освещала одна-единственная лампочка, под которой капитан французской полиции и два сержанта в солнечных очках допрашивали мужчину-креола лет двадцати пяти. Капитан кивнул, и один из полицейских пнул задержанного в живот. Удар был настолько сильным, что бедолага полетел на пол. Капитан кивнул еще раз, и второй полицейский ударил креола ногой по почкам. Все это произошло молниеносно и показалось Шелли тщательно отрепетированным спектаклем. Креол дрожал всем телом, как выброшенная на берег тропическая рыба.

Единственный эпизод в жизни Шелли, когда она сталкивалась с людьми, одетыми в полицейскую форму, имел место в учительской – для именинницы на вечеринку пригласили профессионального стриптизера. Ну что ей было делать? Не совать же в липкую лапу легавого двадцатифунтовую купюру?! Может, стоит на английский манер изобразить праведный гнев, и тогда блюстители порядка воздержатся от дальнейших действий по превращению внутренностей и половых органов допрашиваемого в подобие паштета из гусиной печенки?

– Эй! – позвала Шелли через плотную металлическую сетку.

Истязатели мгновенно обернулись. Нет, она и впрямь горела негодованием, желая стать на защиту несчастного человека, однако диплом преподавательницы классической музыки не вполне подготовил ее к рукопашной схватке с хорошо вооруженными жандармами. И если удар в живот – не самая худшая вещь в мире, он определенно мог подпортить медовый месяц.

Трое вооруженных дубинками полицейских одновременно шагнули к решетке. Шелли бросилась в дверь и… угодила прямехонько в объятия своей недавней мучительницы. Ей в голову уже закралось подозрение, что отдых на райском острове был забронирован через агентство «Говенные дыры третьего мира, инкорпорейтед», но тут представительница погранслужбы проводила туристку через таможню в желанную духоту зала прилетов с его нескончаемым гамом и толкотней. Тут были и респектабельные плейбои в одежках от Гуччи, и народ попроще с рюкзаками за спиной, и бизнесмены, торгующие непонятно чем, и усталые матери, поспешно затыкавшие бутылочками с детским питанием рты своим хныкающим чадам. В следующее мгновение Шелли с тревогой заметила, как прямо на нее движется тот самый капитан полиции. Такому типу не требовалось демонстрировать полицейский жетон, чтобы объяснять, кто он такой. Страж порядка шагал с видом человека, уверенного в своей исключительности. Шелли с испугом отметила, что, проходя мимо, полицейский одарил ее рекламной «колгейтовской» улыбкой, способной смутить кого угодно наигранным дружелюбием. Его красную физиономию было невозможно забыть: невольно возникала мысль, что когда-то она загорелась, но кто-то погасил огонь саперной лопаткой.

Отыскав в толпе нескольких знакомых, Шелли хотела сообщить им, какую жуткую картину она только что видела, однако все были заняты своим багажом, пытаясь протолкнуть тележки сквозь вращающиеся двери. На площади перед аэропортом, отпихивая назойливых таксистов, Шелли снова попыталась вступить в разговор, но на сей раз ее спутники оказались оглушены волной раскаленного воздуха. Тропическое пекло обрушилось на них с такой силой и столь неожиданно, что Шелли испугалась, как бы все вокруг не вспыхнуло. Куры на Реюньоне скорее всего откладывают уже сваренные вкрутую яйца, а коровы дают кипяченое молоко. Садясь в такси, она обожгла руку о ручку дверцы. Наконец она кое-как втиснулась внутрь, где оказалась зажата между обливавшимся потом Тягачом, Габи, тощим звукооператором Майклом Муром по прозвищу Молчун Майк («Он пребывает в своем собственном мирке, но в этом нет ничего страшного, его здесь все знают», – объяснила Габи) и ящиками с телевизионным оборудованием. Бравая команда отправилась преодолевать последний этап путешествия.

У Шелли была еще одна причина испытывать благодарность пакостникам ученикам. Она уже давно подозревала, что за пределами Кардиффа раскинулось огромное, неведомое ей, но манящее место, известное под названием «Окружающий мир». Хотя Шелли и считала себя – благодаря матери и четырем годам учебы в колледже – особой образованной и начитанной, карьеру пыталась сделать в заурядных оркестриках, а необходимость погашать ссуду, взятую для получения образования, практически ставила крест на личных познаниях по части этого самого окружающего мира.

Читая между строк путеводителя «Одинокая планета» (экземплярами которого завалены книжные магазины), она выудила ряд интересных фактов. Например, большинство островов Индийского океана в течение многих столетий переходили от французов к англичанам и обратно. Что касается англичан, то эта вечная географическая борьба, как правило, благополучно разрешалась: аборигены получали остров в полное свое распоряжение; а жители туманного Альбиона приезжали сюда либо спиваться, либо терять девственность. Однако когда английский стал языком всепобеждающего Интернета, французы принялись навязчиво цепляться за фантазии о былой имперской славе, лишь бы не выпустить из рук свои немногочисленные колониальные владения: Папаэте, Новую Каледонию, Мартинику, Доминику, Майотт, Французскую Гвиану, Гваделупу, Сен-Бар, Сен-Пьер и Реюньон.

Остров Реюньон, лежащий к востоку от Африки, между Маврикием и Мадагаскаром, – это верхушка гигантского подводного вулкана. Шелли с интересом разглядывала унылый ландшафт, мелькавший за окном автомобиля. В скалах то тут, то там зияли разверстые раны ущелий, куда с горных высот обрушивались мощные водопады. Затем ее взгляд выхватил три крайне неуютных на вид горных цирка, этакие гигантские природные амфитеатры, образованные извержениями вулканической лавы. Маленькие городки, прилепившиеся к самому краю острова у подножия горных пиков, казалось, жили в вечном страхе соскользнуть прямиком в океан.

Очевидно, руль автомобиля был раскален до такой степени, что таксист предпочитал управлять машиной двумя пальцами. Когда же на очередном повороте тормоза такси беспомощно взвизгнули и они едва-едва не врезались во встречный полицейский фургон, Шелли решила, что до места назначения добраться им, судя по всему, не светит. Занервничала даже непробиваемая Габи. – Боже! Никак не пойму, какое у них движение: правостороннее или левостороннее? – недоумевала она, закрывая глаза всякий раз, когда им навстречу из-за поворота неожиданно вылетали-бесконечные «ситроены» и «пежо».

– Они же французы, – ответила Шелли, – поэтому и ездят по обеим сторонам дороги.

– Эй, давай-ка помедленнее, как там тебя! – рявкнул прямо в ухо водителю Тягач. – Мне не в кайф полететь в море на четвертой скорости!

Дымивший «Голуазом» водитель что-то недовольно фыркнул в ответ. Шелли заподозрила, что местные колонисты, именовавшиеся в путеводителе «колонами», столь же суровы и неприветливы, как и здешняя природа. О французах Шелли знала только то, что их отличает гипертрофированное самомнение и они ненавидят абсолютно всех. Еще ей было известно, что отличить французский фильм от кинопродукции других стран можно по обилию ведущихся в нем разговоров. Эти разговоры, в силу их редкостной «глубины», всегда были выше ее понимания, даже если сопровождались субтитрами внизу экрана. Если они не были экзистенциалистскими, то непременно оказывались элитарными.

Лавируя по шоссе с опасной небрежностью, от которой внутренности пассажиров стягивались в тугой узел, такси летело мимо дорожных указателей без привычных изображений-пиктограмм, алишьс неразборчивыми французскими надписями вроде «Interdit d'entree», «Ferme» и «Sens interdit». Все они означали примерно следующее: «Англичанам это трудно перевести без картинки», однако были понятны настолько, что Шелли решила, пока не поздно, заполнить карточку донора внутренних органов. Да, видимо, единственный способ остаться в живых во время медового месяца – это двигаться по дорогам с черепашьей скоростью.

И все-таки в ее планы не входило выбрасывать белый флаг. Было бы в корне неверно назвать борьбу между мужчинами и женщинами битвой полов. Битва продолжается всего четыре-пять дней. Борьба же – вещь куда более масштабная и началась еще на заре времен, вылившись в нескончаемую войну. Шелли, со своей стороны, выполнила условия сделки: она поверила Киту и затянула семейный узел (эх, если бы она знала, что ему суждено затянуться на ее шее!). И вот теперь настало время, когда доктор Кинкейд должен обсудить с ней условия капитуляции. В ознаменование находки водителем третьей передачи «дворники» вяло отсалютовали шквалам тропического ливня, внезапно обрушившегося на такси. Пока машина толчками двигалась по прибрежной дороге, что вилась вокруг головокружительных скал, рискуя каждую секунду слететь в море, Шелли пыталась сосредоточиться на мыслях о том, с каким нетерпением она ждет встречи со своим загадочным женихом. Она представила себе высокие веснушчатые скулы Кита Кинкейда, его сочные губы, лукавый бесшабашный взгляд – короче говоря, вид настоящего пирата-варвара из учебника истории. Да, решила она, когда такси в очередной раз едва не сорвалось в пропасть, перед ней открывается совершенно новый мир – неизвестный и пугающий, как разверстая могила.


Половые различия:

Секс.

Мужчина. Дорогая, я у тебя первый?

Женщина. Конечно. Ума не приложу, почему мужчины всегда задают один и тот же глупый вопрос?

Глава 5

Правила ведения боя

Человеческие существа слишком иррациональны, чтобы отказаться от брака по причине нравов века или десяти ужасных личных ошибок. Именно поэтому, по мере того как Шелли приближалась к отелю, где ей предстояло провести медовый месяц, она внезапно почувствовала себя окрыленной надеждой или на крайний случай ожиданием.