Кэти Летт - Чертовски сексуален

Безутешное горе острым ножом полоснуло по сердцу. Она чуть покачнулась, как будто незримая рука. нанесла ей пощёчину, и выронила бинокль, словно он обжигал ей руки. По щеке скатилась слеза – Шелли ощутила на губах ее соленый вкус.

Гаспар сунул ей в руку свою визитную карточку. Похоже, он спланировал события сегодняшнего вчера с той же четкостью, с которой укладывал на лысом черепе три прядки «экономного» зачеса.

– Что вы недавно говорили о полном доверии? – рассмеялся полицейский.

Шелли резко сорвалась с места и бросилась прочь с пляжа, даже не думая о том, что делает. Вся жизнь представилась ей сорвавшимся в пике «Боингом-747», пилот которого – ее обожаемый муженек. Вернувшись в бар в самом скверном расположении духа, она заказала коктейль, хотя в эти минуты предпочла бы держать в руке не бокал, а бутыль с «коктейлем Молотова». Боже, этот загадочный авантюрист очаровал ее, буквально вскружил ей голову. Увы, в действительности он оказался самым настоящим ничтожеством, самовлюбленным подлецом вроде ее папаши. Чувство обиды обрушилось на Шелли, как головная боль. Она ощутила себя капитаном и одновременно единственным матросом линкора «Отверженный».

Что ж, значит, перемирие в Войне Полов закончилось. Кит изменил ей с дурой минетчицей и к тому же вынудил ее, Шелли, заплатить за эту девку залог. Перемирие? Нет, откровенные боевые действия!

Шелли попыталась утопить свое унижение в стаканчике «Джека Дэниэлса» (любимый напиток ее папаши – тот именовал виски не иначе как «рок-н-ролльным эликсиром для полоскания рта») и одним глотком осушила его почти наполовину.

Кит ошибался. Неважно, полон стакан наполовину или наполовину пуст. Потому что его содержимое состояло из мышьяка со льдом.

На следующее утро Шелли проснулась в пляжном баре, мучимая жуткой головной болью. Тело ее покрывал, орнамент из расчесанных до размеров крупной горошины москитных укусов – здесь, на Реюньоне, приставучие насекомые могли соперничать габаритами с борцами сумо. Судя по всему, решила Шелли, похмелье потому оккупировало ее голову, что вчера вечером она использовала эту часть своего тела явно не по назначению. Какого черта она изливала душу этому виртуозу клиторной обработки?

Шелли вслушалась в чистое глиссандо птицы-пересмешника – не иначе как та высмеивает ее глупость. Добро пожаловать в Лопухвилль! Численность населения – один человек.

– Ничего, бывает, – донесся до сознания голос Габи. – Дурь… или извращение… Извините, миссис Кей, – режиссерша, протягивая Шелли бокал с шипучкой.

От напитка Шелли отказалась – ей был невыносим любой звук, даже еле слышное шипение пузырьков.

– Ну, так как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Габи.

– Самое время, чтобы с меня сняли ремень и вытащили из ботинок шнурки.

– Неужели так хреново? И что ты намерена делать?

– Вообще-то я уже подумываю о том, чтобы доковылять до ближайшей пустыни и отдать там Богу душу. Господи, как же мне погано! Если бы меня вырвало!.. Стой, я вспомнила хорошее средство. Прокрути-ка еще раз видеокассету с моей свадьбой!

В это время в бухте готовился к праздничной церемонии величественный французский клипер, тот самый, который они видели накануне. Шелли несколько секунд наблюдала за его маневрами, отчего ей стало совсем муторно, и крепко зажмурилась, надеясь, что таким образом мозг не вытечет через глаза.

– Сегодня я способна лишь на то, чтобы бегать до унитаза и обратно.

Габи убрала с лица Шелли взлохмаченные волосы. Несчастную страдалицу этот жест глубоко растрогал. Она всхлипнула, издав звук, похожий на писк голодного хомячка.

– Как он посмел?! С ней? С этой?!

– Поговори со мной, Шелли Грин! Облегчи душу! Ты же знаешь, что я на твоей стороне!

– Я про Коко! Эта девица – рекордсменка мира по части разговоров, в которых нет ни единого осмысленного слова. Что Кит нашел в этой увешанной бусами дурочке? Уши вянут, когда услышишь, как она несет свою белиберду!

Габи собралась что-то ответить, но ее прервали.

– Наверху вряд ли, но, черт возьми, загляни-ка на балкон!..

Услышав скрипучий голос, Шелли испуганно съежилась. Тягач, с его вечно сизым носом и испещренными прожилками кровеносных сосудов щеками, подкрался к ним сзади и теперь, держа в одной руке бокал с «Кровавой Мэри», другой снимал ее на видеокамеру. Рядом с ним, подобно сиамскому близнецу, маячил Молчун Майк.

– Так ты меня снимаешь?! Кто тебе позволил, сволочь?

– Тягач! А ну выключай свою хреновину! – во всю мощь легких гаркнула на австралийца Габи. – Женщина, понимаешь ли, на грани нервного срыва, а ты тут лезешь со своей мудацкой камерой! Мотай отсюда, да поскорее! Снимай этот чертов французский парусник! Жду от тебя материал в самые короткие сроки! Торопись, праздник начнется с минуты на минуту! Мне очень жаль, Шелли, что этот безмозглый придурок расстроил тебя, но ты, пожалуйста, не волнуйся. Я сотру с кассеты все, что он успел записать, договорились? Мы, девушки, должны быть заодно. Святой женский союз и все такое прочее.

– Спасибо тебе, Габи.

Жмурясь от слепящего солнца, Шелли увидела, что несносный австралиец зашагал в направлении берега. Вскоре он растворился в толпе сановных особ, приглашенных на торжественную церемонию.

У причала, покачиваясь на волнах, был пришвартован величественный старинный парусник. Наберегу, прямо на темном вулканическом песке, толпились мэр и прочие официальные лица французской национальности. Все до единого в строгих костюмах и при галстуках, они стояли, заведя руки за спину, на манер принца Филиппа. Высшее флотское начальство щеголяло в парадных мундирах и перчатках а-ля Микки-Маус. Военные изо всех сил старались не дать сильному ветру сорвать с голов фуражки и унести их в открытое море. Поблизости в беспорядке выстроился не слишком бравого вида оркестр, с нарочитым пафосом исполнявший «Марсельезу».

– Ну, так как ваш с Китом роман? Приказал долго жить? – озабоченно полюбопытствовала Габи.

– Пока не совсем. Однако уже не способен самостоятельно дышать без искусственного вентилирования легких.

– Эй, привет! О, дорогая, я вижу, вы страдаете от похмелья! Испробуйте мою макаронину! – С этими словами Доминик бросил Шелли прямо в руки длинное тонкое плавсредство ядовитого розового цвета. – Примите участие сразу после праздника в моем уроке аквааэробики! Поплавайте вволю!

– Поплавать?! Здесь? – переспросила Шелли, указывая через плечо большим пальцем на внушительных размеров помойку слущенного кожного эпителия, волос и прочей заразы, именуемую гостиничным бассейном. По какой-то необъяснимой причине ей совсем не улыбалось полоскаться в детской моче.

– Физическая нагрузка – единственный способ восстановить душевное равновесие после эмоционального срыва, cherie. – Хотя Доминик был французом, говорил он на языке калифорнийских психоаналитиков – исключительно с сочувственно-трогательной интонацией. – Ну а затем вам непременно нужно развлечься. Сегодня вечером вы должны пойти вместе со мной на костюмированный бал!

Доминик, как всегда, находился в состоянии патологически приподнятого настроения. Шелли решила про себя, что не иначе как у него приапизм собственного «я».

– Вам иногда бывает тяжко на душе? – с грустью в голосе спросила она, страстно желая, чтобы Доминик хотя бы немного, пусть даже на короткое время, утратил свой шарм.

Француз поклонился, взял Шелли за руку и поцеловал ее так пылко, что она даже испугалась за сохранность лака на ногтях.

– Почту за честь, дорогая, если вы составите мне компанию!

Шелли настолько не привыкла к подобным куртуазным любезностям со стороны мужчин, что растерялась, не зная, как реагировать.

– Ответьте мне, Доминик, вы прибыли сюда из тринадцатого столетия с коротким визитом или же намереваетесь пожить здесь у нас еще какое-то время?

Ответа она не дождалась, потому что Доминик уже исчез, растворившись в толпе участников праздника.

– Смею надеяться, героиня моего реалити-шоу еще не потерпела фиаско в любви, – заметила Габи, задумчиво потирая подбородок. – Девушке не к лицу размазывать тушь для глаз, проливая слезы по мужику. Она обязана крикнуть: «Следующий!»

– Нет, Габи. Этот слишком молод. Сколько ему? Двадцать один, двадцать два?

– Молодой, тупой, полон спермой по уши. Как еще можно заставить ревновать придурка постарше? Кстати, ты видела Доминика в плавках? Это нечто. Нет, не он сам, как ты понимаешь, а то, что под плавками.

Габи бросилась на поиски Тягача, чтобы объявить оператору о новом телевизионном замысле. Ее слова Шелли тут же выбросила из головы, потому что не могла думать ни о чем другом, кроме восхитительных губ Кита. Его прекрасных лживых уст. Интересно, где сейчас этот обольстительный мерзавец? Шелли отчаянно захотелось снова увидеть своего так называемого мужа – чтобы сообщить ему, что она больше не желает его видеть. Однако она была все еще пьяна со вчерашнего, причем настолько, что вряд л и сумела бы разобрать, где дверь, а где дверная ручка. Глаза ее опухли и слипались, и потому она не сразу заметила приближение блудного супруга.

Только тогда, когда он по-ковбойски прислонился к стойке бара – одна нога на перекладине табурета, левая рука засунута за пояс джинсов, большой палец небрежно зацеплен за «собачку» ремня, улыбка мощностью в сто ватт устремлена на Шелли, – она наконец разглядела его.

Если лучезарное обаяние Доминика своим блеском напоминало золотые цепочки с бриллиантами, болтавшиеся у него на шее, то Кит без всяких усилий приковывал к себе внимание, даже будучи одетым в скромные джинсы на пуговицах, разорванные чуть пониже седалища, и темно-синюю рубашку с воротничком, напоминающим закрылки «кадиллака». Приковывала взгляд и его загорелая кожа оттенка скрипичной деки, и слегка выгоревшие на солнце темные волосы. Единственное, чего ему, пожалуй, не хватало, – это татуировки на лбу – трех шестерок. Даже в его улыбке было что-то дьявольское.