— У тебя ничего не выйдет.

— А ты испытай меня!

Александр резко развернулся и сбежал со ступенек веранды, специально задев Ставра плечом. Как в детском саду, а с виду вроде взрослый мужик…

Они молчали, пока Александр с охраной не скрылся за деревьями.

— Ставр…

— Потом, Люба.

Он даже не захотел с нею разговаривать… Ушел. А Люба не знала, в чем ее вина. Точнее, знала, но если бы Ставр ее выслушал, то понял бы, что не все так однозначно. Она не была избалованной светской львицей, которая от нечего делать закрутила роман, будучи замужем. У нее была совершенно другая история. Почему он вынес приговор, не дослушав?

— Ты захотела развлечься? Или… что это было? — Раздалось за спиной.

Люба резко повернулась. Хвост, в который были собраны ее волосы, больно хлестнул по лицу. Поймала ставший родным взгляд. Все-таки она не ошиблась в Ставре — он предпочел не делать поспешных выводов. Вспылил, да, но вовремя взял себя в руки. И этот порыв, которому он и сам, она уверена, удивился, лишний раз доказывал, что Люба не ошиблась в его интересе. Хороший, родной, её…

— Нет, Ставр. Для меня это не развлечение.

— Тогда почему? У вас так в семье заведено?

— Да нет у нас семьи. Давно уже нет. Не нужна я ему, и мне он не нужен.

— Разведись.

— Не все так просто.

— Почему?

— Ты ведь слышал — выборы. Ему необходим имидж примерного семьянина.

— Глупости, сейчас никого не удивишь разводом.

— Почитай его предвыборную программу — и все поймешь. К тому же, бизнес Баумана тесно связан с бизнесом отца. Он не даст мне просто уйти.

— Значит, уйди не просто.

Любовь смотрела на мужчину. Взвешивала в голове все «за» и «против».

— Он не даст нам жизни, Ставр. Будет палки в колеса вставлять твоему бизнесу и…

— Этот вопрос оставь мне.

Люба закусила губу:

— Он очень и очень влиятельный. Я понимаю твою мотивацию, и благодарна тебе, но, поверь, ему практически невозможно противостоять.

— Этот вопрос оставь мне. — Он просто повторил уже сказанную фразу. Но сделал это как-то так… Ох, кто же ты, Ставр? Какие хранишь секреты?

— Он очень плохой человек. Не гнушается никакими методами.

— Ты его боишься?

— Нет. Я боюсь только смерти, — тихо повторяет однажды сказанную фразу.

— Я помню.

Взгляд Ставра, как обычно, безмятежен. Он изучает ее, сканирует все эмоции.

— Ты для меня не развлечение. Не прихоть, не порыв… — Она ужасно волнуется. Не представляет, как все объяснить, и надо ли… Он молчит. Ничем не облегчая ее признания. Молчит… и пристально за ней наблюдает. — Ты мне так нужен, Ставр… Не знаю, как это случилось, и даже не хочу выведывать. Ты просто стал моим воздухом. Так просто…

— Я не буду вторым. С тобой — нет.

Ставр не врал. Для нее он хотел быть единственным. Когда это стало так важно? Сегодня, вчера? Не имеет значения… Он был уверен, что ни за что на свете не станет делить с кем-то третьим Любовь.

— Не хочу тебя делить. Ни с кем.

Боже… Люба знает его всего несколько дней, но сейчас кажется, что эти слова она ждала всю свою жизнь. И его тоже… ждала. Она подходит вплотную к Ставру, обнимает руками за пояс… Сейчас ей следует быть откровенной. После слов мужчины она не имеет права и дальше молчать. Любе нужно набраться мужества и рассказать обо всем…

— Боюсь, это невозможно. К сожалению, ко мне прилагается не только муж, с которым можно развестись… — горько пошутила Люба, поймав его напряжённый взгляд.

— Ты о чем? — спросил, и затаил дыхание.

— Я больна, Ставр. В комплекте со мной идёт Либман-Сакс.

Мужчина не сводил с Любы глаз и молчал, обдумывая её слова. Больна? Он догадывался. Чувствовал в ней надломленность, свойственную людям, близко соприкоснувшимся со смертью, но гнал от себя эти мысли. Не хотел отравлять ими душу. Глупец. И что теперь? Он даже не знает толком, насколько все серьёзно. Понятия не имеет, что это за зверь такой — Либман-Сакс, и как с ним бороться? Скорее всего, что-то редкое, иначе бы название было знакомо…

— Болезнь Либмана-Сакса, больше известная, как системная красная волчанка… — прошептала Люба. Не вынесет… Не вынесет жалости! Господи, пожалуйста, только бы не увидеть жалости в его безмятежных, серых, как здешнее грозовое небо, глазах.

— Это что-то аутоиммунное? — уточняет, нахмурив брови.

— Да. Мои взбесившиеся антитела атакуют здоровые клетки, повреждая их ДНК.

— Прогноз?

— Никто не может сказать точно. По статистике, через десять лет после постановки диагноза выживает восемьдесят процентов больных, через двадцать — шестьдесят. Есть случаи выживаемости и после двадцати пяти, тридцати лет… Как повезёт.

— Как давно ты узнала?

— Три года. Я была беременна в тот момент. — Голос, как шелест волн в океане боли. Черт! Она не хочет жалости, но сама же на неё и давит. Злится на себя, на собственную слабость…

— Люба…

— Только не жалей, не жалей, пожалуйста. Я не вынесу…

— Не буду, Люба. Ну же… Успокойся, девочка…

Только после его слов понимает, насколько сильно ее трясёт. Буквально подкидывает на месте. Обхватывает себя руками в попытке усмирить собственную истерику. Нервы ни к черту. Поверх её рук ложатся его. Запрокидывает голову. Жалости нет. Тревога, собранность, сила… Он уже готов вступить в бой. Любу накрывает боль. Она бы хотела стать его счастьем, судьбой, любовью… А стала…

— Не думай так… — тут же считывает ее мысли Ставр.

— Ты просто не знаешь, что происходит, когда болезнь обостряется… Я покрываюсь ранами. Лицо, Ставр… Я могу быть изуродована… Помимо того, что болезнь разрушает меня изнутри…

— Тшшш…

Ставр растерян. Никогда в жизни он не чувствовал такой растерянности. В его голове не может уложиться, как он так быстро в нее пророс? Погрузился в происходящее настолько, что без вопросов согласился принять любой вызов, вступить в самую кровавую схватку, не считаясь с собственными потерями. Но это потом… Сейчас ему, по крайней мере, следует хоть как-то успокоить Любу.

— Даже если что-то случится с твоим прекрасным лицом, мне это только на руку. Разве ты не понимаешь?

— Нет, — как ребенок, замотала головой Люба.

— Так ты будешь не так сильно выделяться на фоне такой старой развалины, как я.

Глава 7

Ставр ее рассмешил. Наверное, на это и были рассчитаны его слова, и Люба была ему очень благодарна за это.

— Старый, да? — улыбнулась она и снова обняла мужчину.

— Угу. Еще какой.

— Что, и мамонтов видел? — продолжала куражиться.

— Угу. — Кивнул, втягивая носом аромат, который, казалось, навсегда въелся в подкорку, — вот, прям, как тебя и видел.

Люба рассмеялась. Ставр прижал ее к себе чуть сильнее. Уткнулся в волосы лицом, собираясь с силами. Нужно узнать побольше о ее болезни. Потому что он не сможет потерять Любовь. Ну и что, что знает ее третью неделю. Много ли нужно времени, чтобы жизнь навсегда изменилась? Мгновение… Для него все поменялось в тот момент, когда он впервые увидел грустные Любины глаза…

— Пойдем в дом?

— Ты не замерзла? — забеспокоился Ставр и поспешно открыл перед Любой дверь. Прошел в дом, включил чайник. Потом его вдруг осенило. — Люба… А горячка вчерашней ночью, это…

— Все в порядке. Я действительно простыла.

— Почему ты так в этом уверена? Или… твой Либман-Сакс не сопровождается повышением температуры?

— Наоборот — это один из самых первых симптомов. Поэтому, когда у меня начался жар, я сразу же поехала в лабораторию. В случае чего, меры нужно принимать незамедлительно, — пояснила она.

— В этот раз точно не волчанка?

— Не-а. Анализы вполне приличные. И бабочки нет.

— Бабочки? Тебе они снятся в кошмарах, — тут же вспомнил Ставр. — Причем здесь они?

— Это тоже один из симптомов. Высыпания появляются на лице, и напоминают по форме крылья бабочки. Впрочем, у средневековых людей эта сыпь не вызывала таких поэтических ассоциаций. Места поражения сравнивались с волчьими укусами. Отсюда пошло название — волчанка.

Люба прошла по комнате и села на стул. Открывать свою душу Ставру было легко, но все равно разговор ее измотал. Мужчина это заметил. И не стал больше ничего выпытывать. Гугл в помощь, как говорится. Если Люба захочет, сама расскажет, как все случилось. Только один момент стоит прояснить прямо сейчас:

— Ты говорила, что была беременна…

— Да, — прошептала она и поежилась, будто бы ей стало холодно. Ставр тут же пожалел о вырвавшемся вопросе. Нельзя было спрашивать… — Моя дочь погибла. На двадцать девятой неделе мой организм отторг плод.

— Извини, я…

— Нет-нет. Все нормально! — вскочила Люба. — Правда, Ставр. Нам действительно стоит это прояснить. Вдруг ты захочешь ребенка? А я не смогу родить, понимаешь? — закусила губу женщина. — Или у тебя уже есть дети? — вдруг осенило ее. Ставр находился в таком возрасте, когда за плечами вполне могли быть и брак, и дети. Которые, кстати, могли оказаться Любиными ровесниками.

Ставр хмыкнул. Нет, детей у него не было. И уже, конечно, он о них не мечтал.

— Нет. Я бездетен.

— Я не смогу родить, — зачем-то повторила Люба. — Точнее, смогла бы, но я не буду больше рисковать. Это моя категорическая позиция. Даже если я выношу ребенка, и не умру, неизвестно, какие гены я ему передам, понимаешь? — Она как будто оправдывалась, и ненавидела себя за это.

— Это твое право.

— А что, если ты захочешь…

— Пятьдесят три года не хотел, а тут вдруг надумаю? — скептически улыбнулся Ставр и вплотную подошел к женщине.

— Ох, Ставр… Не ищешь ты легких путей, да?