— Даша, пойдем! — послышался напряженный шепот охранника у девочки за спиной.

— Да, ты что, Костик! С дуба рухнул?!

— Пойдем, говорю! — Костя буквально на руках вынес трепыхающуюся девчонку из дома.

— Какого хрена! — возмутилась Даша. — Там Люба заболела, и я хочу…

— Ты сейчас лишняя. Не спорь.

Дашка злобно уставилась на мужчину, но потом все же сдалась. Сложила руки на груди, плюхнулась на лавку и надменно задрала нос. Тем временем в доме Ставр подошел к жене. Осторожно прижал ее к себе.

— Они вернулись, Ставр… Эти бабочки опять вернулись.

— Я знаю, милая…

— А я так надеялась, что нет…

— Я знаю. — Он отвел светлые пряди волос и запрокинул лицо жены. — Мы справимся с ними. Веришь? Мы победим твоих бабочек.

— Я хотела быть красивой на нашей свадьбе. А сейчас… Глупости, правда, переживать по поводу собственной внешности, когда можешь вообще умереть?

— Нет. Не глупости. Если бы я был такой красивый, как ты, я бы тоже переживал.

Любе стало смешно. Она рассмеялась сквозь слезы. И это был действительно радостный смех. Ставр делал ее счастливой даже сейчас, когда это, казалось бы, было совсем невозможно.

— И, знаешь, мне, наверное, давно тебе следовало сказать по поводу свадьбы…

— Что? — насторожилась Люба, совсем по-детски шмыгнув носом.

— Я немного не учел, что тебе захочется какое-то торжество, поэтому просто распорядился нас поженить.

Люба растерянно моргнула. Вытерла нос салфеткой, которую Ставр ей любезно предложил, и на всякий случай уточнила:

— Распорядился?

— Угу.

— То есть, мы уже женаты?

— Да, уже пять дней как.

Люба промолчала. Опустила голову на плечо мужу, обняла его за пояс.

— Я люблю тебя, Ставшая Любовь. И мы со всем справимся. Обещаю.

Она расплакалась. Потому что не было в ее жизни более трогательного момента. Потому что быть с ним, быть им любимой — это все равно, как неба коснуться. Это то, ради чего стоит жить и бороться. То, ради чего можно пожертвовать всем, что имеешь, и никогда об этом не пожалеть. Потому что без него жизнь теряет смысл. И ненужным становится все. Без него жизни в принципе нет. Его душа — океан. Он сам — стихия. Он — шторм, он — штиль, он — ливни и грозы, он — терпкая горечь знойного лета, он — лавина снега в горах… Он — вечность. Её вечность… Сколько бы времени ей ни отмерили — он ее вечность.

— Какие иммуносупрессоры ты принимаешь? — Люба снова рассмеялась сквозь слезы. Только Ставр, после признания в любви, мог спросить о таком. Впрочем, разве этот вопрос не был самым большим доказательством его чувств? Щемящая нежность подожгла пространство. Волной ворвалась в легкие, перекрывая доступ кислорода.

— Я люблю тебя, Ставр Ставший. А принимаю я белимумаб.

— Хорошо. Это хороший препарат.

— Да… — Люба вдруг отчетливо поняла, что муж уже давно озаботился вопросом ее болезни. Она бы не удивилась, если бы на нынешнем этапе он знал о ней даже больше ее самой. И это так много значило! Так бесценно много. Потому что отец и Бауман, они не знали практически ничего. Считали, что их функция заканчивается на оплате ее медицинских счетов. И только Ставр действительно разделил с ней боль.

— Ты горишь, и нам, наверное, нужно в больницу. — Наверное, да. Но не хотелось. Не хотелось размыкать объятья и идти в неизвестность. Хотелось побыть в тишине. — Ты в последнее время в столице лечилась, да?

— Угу. И немного в Израиле… У меня здесь хорошие врачи. Они держат руку на пульсе, и при необходимости консультируются с зарубежными специалистами. Я им доверяю.

— Хорошо. Значит, будем лечиться в столице.

— Я не хочу туда ехать.

— Значит, врачи приедут сюда. — Сказал, как отрезал. И Люба поняла, что да — они приедут. И сделают все необходимое, и помогут ей… — У тебя ведь есть их контакты?

— Угу… — Шепчет, а сама не хочет никуда звонить. Хотя становится все хуже, и тело начинает ломить. Он это, конечно же, замечает.

— Давай, славная, нам совершенно точно нужно поторапливаться.

Глава 26

Минула ровно неделя с начала рецидива. Они прошли все мыслимые и немыслимые обследования и безотлагательно приступили к лечению, но лучше Любе не становилось. Мало того, обследования показали, что в этот раз, помимо почек, волчанка атаковала еще и легкие Любы. Ставр выслушал врача молча. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Подтянувшийся к концу недели Аверин также молчал. Они покинули ординаторскую вместе, не обмолвившись друг с другом и словом. В полнейшей тишине разошлись по разным сторонам коридора. Одинаково сложили руки на груди, уставившись каждый в свое окно. Видел ли тесть в нем хоть что-то? Ставр — нет. Перед глазами был не серый больничный двор, а Люба… В горах. Почему-то первым вспомнился именно этот момент. Ее жизнерадостная улыбка, и руки, которыми она, казалось, пыталась обнять весь мир. Ее тонкие, исколотые иглами врачей руки…

Желудок снова пронзила боль. Боль такой силы, что он пошатнулся, и едва не упал, в последний момент ухватившись за подоконник.

— Эй, ты что?

Ну, кто бы мог подумать, что первым ему навстречу поспешит отец Любы?

— Нормально все.

— Вижу, как нормально. Сам-то давно в больничке парился?

— Давненько. — Ставр осел на обтянутую дерматином кушетку и устало откинул голову.

— Ты, если дуба врежешь, Любке не поможешь. А она с чего-то вдруг решила, что ты ее последняя любовь. Так что, ты это… Пойди и себе анализы какие сдай. А то выглядишь хе*ово — жуть.

— Угу. — Ставр, в принципе, понимал, что боли, которые его одолевали, нормальными не были. И понимал, что в словах Валерия была приличная такая доля истины. Да, только, что ему собственное здоровье, когда Люба… Нет, он даже думать об этом не мог. И потерять ее тоже не мог.

— Что будем с девочкой делать?

— Спасать, — ни секунды не раздумывая, ответил Ставр.

— В Израиль повезем, или в Штаты?

— Она доверяет своим, здешним докторам. Говорит, что они и так консультируются…

— Да. Но за бугром как-то надежней. Или это мы просто привыкли не доверять собственной медицине, как знать? — Аверин пожал плечами и снова отвернулся, и Ставру, наконец, удалось тихонько выдохнуть. Ну, не мог он дать другому мужчине почувствовать собственную слабость. И так уже сплоховал, дальше некуда.

— Что болит хоть?

— Да так. Ничего серьезного. Гастрит разыгрался, — соврал Ставр.

— Ну-ну. Ты все же покажись кому-нибудь толковому. И… Сам Любе все скажешь?

Ставр кинул.

— Она уже догадывается, что все плохо. Матери говорила. Не хотела тебя огорчать. Бестолочь.

Ставр прикрыл глаза. Он не был уверен, что сможет сейчас контролировать свои эмоции. А делиться ими не хотел. Ему следовало собраться с силами, чтобы поговорить с Любой, но он не мог. Как ей сказать? Как самому уложить в голове, что он в любой момент может ее потерять? Никто ведь не дает гарантий, что дальше не станет хуже. До настоящего момента болезнь не слишком поддавалась, и они приняли решение начать иммунодепрессивную терапию при помощи стволовых клеток. Но и тут никто не стал бы ручаться за стопроцентно положительный результат.

— Я сейчас поговорю с ней. Мы справимся.

Ставр встал со своего места и пошел к палате, которую они делили с Любовью. Палата была платной, и никто против их совместного проживания не возражал. Попробовали бы они… Люба спала, подключенная к очередной капельнице. Ставр закинул в рот пару таблеток обезболивающего и аккуратно прилег рядом. У них в палате было две кровати, и сейчас они были сдвинуты. Да, чего уж… Сдвигал он их самолично. Не представлял уже, как будет спать, если она не рядом. Разучился без Любы спать, жить, двигаться… Лежал бестолково, глядя на нее воспаленными глазами, и, казалось, вообще ничего не мог…

— Привет, — прошептала слабо.

— Привет, — улыбнулся Ставр.

— Я опять провалилась…

— Ничего, тебе нужен отдых.

— У нас плохи дела, да?

— Нормально. Справимся.

— Что на этот раз? — настаивала Любовь, и он не мог ей соврать. Не мог заставлять и дальше выпытывать, теряя последние силы.

— Легкие.

— Хорошо, что не сердце.

— Да…

— Мне жаль.

— Мы справимся, милая.

— Да… Знаешь, я хотела подарить тебе счастье…

— У тебя получилось, — снова улыбнулся Ставр. — А если ты будешь спорить, я тебя накажу.

— Как? — Голос становится едва слышным, силы покидают женщину, но она пытается бодриться. Ради него.

— Не знаю. Но я придумаю что-нибудь изощренное.

— Ты — коварен.

— Ты даже не представляешь, насколько. Спи. Завтра начинаем курс.

— Я буду бороться ради тебя…

Она замолкает, опускает дрожащие веки, а он… Если Любе хотелось подарить ему счастье, то Ставру… Ставру хотелось взять на себя ее боль. И он бы с честью держал удар. Беда в том, что он не мог этого сделать, как бы ни хотел. Как бы ни стремился защитить любимую женщину. В ситуации с болезнью он был абсолютно бессилен. Ни его власть, ни его деньги, ни его чувства — здесь не решали ровным счетом ничего. Да, возможно, давали немного больше шансов, но не становились стопроцентной панацеей. Все, что ему оставалось — быть рядом. И быть достаточно сильным. Сильным за них двоих.

Замигал телефон. Мужчина осторожно встал с постели и вышел в небольшой санузел, примыкающий к палате.

— Ставр Яныч, здесь Бауман. Он рвет и мечет, и требует с вами встречи.

— Тебе рассказать, куда его послать?

— Да, нет. И без того знаю адрес. Позвонил убедиться, что мы мыслим в одном направлении.

— Убедился?

— Само собой.