Сэр Эндрю, убрав руку, твердо отчеканил:

– Я не отец вашего высочества, но его преданный слуга и до самой смерти останусь врагом тех, кто не верен королю.

– Если вам известно, где сейчас король, в ваших же интересах сказать об этом, – бросил Драммонд.

– Я не знаю об этом, – ответил сэр Эндрю.

– Но кое-кто из людей моего отца нашел убежище на ваших кораблях? – с нетерпением вставил Яков.

– Это так, милорд.

– А вы уверены, что моего отца нет среди них? – умоляюще спросил юноша.

– Да, милорд. Богом клянусь, я был бы счастлив сказать вам, что король у нас и в безопасности, но его нет ни на одном корабле, и я не знаю, где он. Знай я это, непременно сказал бы вам. Увы, я опасаюсь самого худшего, но верю: наступит день, когда изменники, жестоко погубившие короля, окажутся на виселице!

– Моего отца убили? – вскричал юноша, и его лицо побелело от ужаса.

Но лорды схватили Эндрю Вуда и выволокли из покоев принца.


«Убийство!» – размышлял Яков, и тогда начинались угрызения совести.

Прошло несколько дней, прежде чем юноша узнал, что на самом деле произошло с его отцом в Сочиберне, и его замутило от ужаса, когда ему рассказали эту историю. Отец покинул поле битвы еще до конца сражения, следуя совету своих генералов мчаться в Форт, где он пока еще мог найти пристанище на кораблях Вуда. Остаться – означало погибнуть в бою, спастись бегством – позволяло дожить до дня следующей битвы.

В нескольких милях от поля боя, у ручья возле мельницы, король встретил женщину с кувшином – она шла за водой. Увидев скакавшего навстречу всадника, крестьянка испугалась, как бы ее не затоптали, а потому, бросив кувшин, сбежала. Посудина покатилась под копыта лошади и так напугала измученное животное, что оно прянуло и споткнулось, сбросив усталого седока в пыль, где тот и остался лежать без сознания. А лошадь поскакала дальше.

Рассказ складывался по кусочкам, из воспоминаний случайных свидетелей. Яков узнал, как с мельницы пришли работники и отнесли короля в дом, как он пришел в себя, а когда жена мельника – женщина с характером – спросила его имя, ответил: «Меня зовут Яков Стюарт, и еще сегодня утром я был вашим королем».

– Святые небеса! – воскликнула мельничиха. – Под нашей крышей – король! Может быть, ОН умирает… Священника! Приведите для короля священника!

Она выбежала с мельницы и бросилась к дому пастыря, но, не успев до него добраться, увидела всадника, скачущего со стороны Сочиберна.

– Стойте! – закричала женщина. – На нашей мельнице король. Он тяжело ранен и нуждается в помощи святого отца.

Незнакомец остановился.

– Я священник, – сказал он. – Ведите меня к королю.

Мельничиха повела его в дом, крикнув мальчику, чтобы тот взял лошадь, а потом проводила туда, где на полу лежал король.

– Я священник, – сказал мужчина, опускаясь на колени подле короля.

– Добро пожаловать, – прошептал тот.

– Вы смертельно ранены?

– Не думаю, но хотел бы исповедоваться в грехах и попросить прощения за все ошибки, что сделал в жизни.

И вот, так быстро, что никто из стоящих вокруг не понял, что происходит, пока все не было копчено, незнакомец выхватил меч и со словами «Вот твое прощение!» пронзил сердце короля.

Вытащив меч, убийца покинул мельницу, взял у мальчика своего коня, вскочил на него и ускакал. И никто так и не узнал его имени.


Юный Яков был у себя в покоях замка Стерлинг, когда к нему явились главы самых знатных фамилий. Юношу удивил их торжественный вид.

– Что нового? – спросил он.

Лорд Драммонд преклонил перед ним колени, и по всей комнате разнесся громовой клич: «Да здравствует король!»

Яков насторожился.

– Мой отец?.. – начал он.

– Сир, у вас более нет отца. Да здравствует Яков IV, король Шотландии и островов!

Тогда-то Яков и услышал рассказ о кончине отца, но он не мог разделить восторг присутствующих и только с грустью подумал, что никогда больше не будет вглядываться в лица красивых незнакомых мужчин и гадать, встретил ли наконец-то своего отца.

Уже тогда Яков как будто бы ощутил на голове всю тяжесть короны. Бедный отец, побежденный своими врагами и убитый ими! Только в эту минуту юноша осознал, что они вовлекли его в изменнический заговор. И в понимании этого была глубокая скорбь. Его отец мертв, и у Якова возникло ощущение, что он сам несет определенную ответственность за эту смерть.

«Я знаю, что больше никогда мне не ведать мира и покоя в душе», – сказал он себе.


В недели, последовавшие за восшествием па престол, Якова так мучило раскаяние, что он забыл даже о Маргарите: днем и ночью молился о душе убиенного родителя в Королевской часовне замка Стирлинг.

– Как мне заслужить прощение за отца? – потребовал он ответа у исповедника.

– Молитесь… молитесь о прощении, – ответствовал тот.

Но Яков находил в молитве лишь недолгое успокоение, а вскоре стал носить под дублетом вериги, очень тяжелые и причинявшие массу неудобств.


Все это произошло давным-давно, а человек не может горевать вечно. Яков быстро выяснил, как приятно быть королем. Его друзья, такие важные персоны, как Аргайл, Хэйлс, Лайл и Хьюм, очень хотели, чтобы юноша наслаждался жизнью, а им предоставил утомительные государственные дела.

– Вы ведь король, – твердили они, – а разве в замке Стирлинг у вас были какие-нибудь возможности повеселиться всласть?

Король изменился; он больше не был затворником, а вдруг почувствовал себя полным сил и радости бытия юнцом. В великолепных загородных имениях можно было охотиться среди лесных зарослей и с соколами; можно было устраивать балы и пиршества, смотреть, как танцуют, и танцевать самому. Отец был торжественно погребен в аббатстве Кэмбаскеннет рядом со своей супругой, и сын больше ничего не мог для него сделать, кроме как время от времени носить вериги, дабы напомнить себе и миру, что все еще сожалеет о том, какая смерть постигла его родителя.

Иногда радость не покидала короля целыми днями. Яков помнил случай, когда Маргарита Драммонд приехала к нему в замок Линлитгоу, и он приказал сшить ей платье из золотой, лазурной и серебряной ткани, потрясавшее всех, кто его видел. А потом Маргарита сидела рядом с королем на почетном месте, и певцы, лютнисты и арфисты в масках играли только для них одних.

Будь король волен следовать собственным желаниям, он тотчас женился бы на Маргарите, как и обещал; но вокруг толпились завистники, решительно настроенные не допустить, чтобы Драммонды обрели чрезмерное могущество, и, хотя им с Маргаритой не мешали наслаждаться обществом друг друга первые недели после восшествия Якова на престол, вскоре эти люди нашли повод их разлучить.

И король допустил это – так же, как позволил врагам отца поставить себя во главе мятежа. Он всегда мог найти себе оправдание: я был тогда просто мальчишкой. А то, что Яков стал королем, естественным образом совершенно захватило столь юное создание. И вполне понятно, что новая жизнь казалась куда увлекательнее той, которую принц вел в замке Стирлинг или в Стобхолле. Короля заинтересовало управление государством – лэрды Шотландии были слишком задиристы даже для того, чтобы ладить между собой, так что в стране шла постоянная грызня. Не по этой ли причине Яков позволил себе отдалиться от Маргариты? Или он просто понял, что желания, каковые будила в нем девушка, можно испытать (пусть не столь трепетно и вдохновенно) с любой другой хорошенькой юной особой? Теперь, когда он стал королем, очень многие улыбались ему.

Женщины, гораздо опытнее Маргариты, постоянно осаждали короля. Какое-то время он колебался, вспоминая первую любовь; потом отбросил колебания, поняв, что из всех излюбленных видов спорта и увеселений ничто не может соперничать с чувственными утехами.

Его советники посмеивались. Это устраивало их как нельзя больше. Пусть себе король бегает за женщинами и тратит на них уйму времени, так что и ему будет некогда вмешиваться в государственные дела.

«Это так по-королевски – любить женщин, – толковали они. – Таков обычай всех добрых королей, и Стюарты его всегда соблюдали».

А потому не стоит ни в чем раскаиваться. Яков забыл, как вздыхал о Маргарите, забыл даже о своей скорби из-за гибели отца. Это были беззаботные годы.

Женщины! Длинная вереница женщин – высокородные леди и девки из таверн. Король очень изменился и совсем не походил на того неопытного мальчика, что гулял с Маргаритой Драммонд по берегу реки Тэй.

Но, будучи сентиментален, Яков вечно искал одну-единственную, особенную женщину. Женщины у него были всегда, но среди них король хотел найти совершенную возлюбленную. Он думал, что обрел таковую в лице Мэриан Бойд, дочери лэрда Боншо, – миловидной, остроумной и очаровательной любовницы. Он хранил верность Мэриан месяцами, и она родила ему двоих детей, коими король весьма гордился. Он дал Александру и Екатерине имя Стюартов, ибо ничуть не стыдился признать их своими. Король отрывал время от государственных обязанностей и частенько их навещал, так как любил играть с детьми, и твердо решил, что никогда не будет относиться к ним так, как его собственный отец.

Мэриан могла бы и дальше оставаться фавориткой монарха, если бы не Джэнет Кеннеди.

Джэнет не походила ни па одну знакомую королю женщину. Эта рыжеволосая и темпераментная особа уже была любовницей Арчибальда Дугласа, графа Ангуса, известного как Великий Граф и Кот-с-Колокольчиком, – в общем, обладателя довольно скандальной славы среди лэрдов Шотландии. Следовательно, для Якова было достижением отобрать пассию у Ангуса, несмотря на то, что он был королем, а Ангус – только графом.

Ангус всегда был лидером среди шотландских лэрдов, а кличку Кот-с-Колокольчиком, известную повсеместно, получил несколькими годами раньше, когда англичане грозили напасть на Шотландию, а кое-кто из вельмож отказался объединить силы с Яковом III, чтобы вместе отразить нападения врага. Когда Яков готовился идти к границе, некоторые из его соотечественников – такие как Хантли, Ангус, Леннокс, Грей и Лайл – собрали армию, решив догнать короля и предъявить ему определенные требования, прежде чем совместными усилиями дать Англии бой. Когда лэрды спорили, кто именно предъявит упомянутые требования, лорд Грей рассказал басню о мышах, задумавших привязать коту на шею колокольчик, каковой предупреждал бы их об опасности. Все это замечательно, но вот вопрос – кто отважится нацепить на кота это украшение? И тут Ангус изрек: «Я привяжу коту колокольчик!» И с тех пор прозвище прилипло намертво. Умный, блистательный Ангус никогда не упускал ни единой возможности продвинуть семейство Дугласов.