Маргарита приняла графа, и тот, не теряя времени, заговорил о вопросе, имевшем столь важное значение для них обоих.

– Я приехал выразить свои симпатии вашему величеству, – сказал он, – и предложить вам свои услуги.

– Благодарю вас, милорд.

Маргарита знаком предложила ему сесть, изумляясь, как тот, кто еще вчера был лютым врагом, сегодня внезапно стал ее другом.

– Все доброжелатели вашего величества рады тому, что вы решили отказаться от Дугласа. Сударыня, мы давно знали, что этот человек не достоин вас.

– Увы, сама я слишком долго оставалась слепа, – ответила Маргарита, с чем Арран, склонив голову, выразил согласие. – Но теперь, – продолжала королева, – я вижу Ангуса таким, каков он на самом деле, и, поверьте, милорд, я не успокоюсь, пока не перестану называться его женой.

– Развод можно устроить довольно быстро. Дугласов следует лишить власти, полученной ими благодаря этому браку.

Маргарита, посмотрев па него, криво усмехнулась и про себя подумала: чтобы эта власть могла достаться Гамильтонам?

Гамильтоны, Дугласы, Хэпберны, Хьюмы – все они были дьявольски честолюбивы, все стремились получить милости, каковые усилили бы их семьи, сделали тот или иной клан сильнейшим в стране. Но и королева должна искать собственной выгоды точно так же, как они ищут своей. Гамильтоны, безусловно, были одной из самых могущественных семей Шотландии, и Арран ее возглавлял. Маргарите следует использовать этих людей, как они, имея подобную возможность, использовали бы ее.

Королева могла не только страстно любить, но не менее страстно ненавидеть; и сейчас ее желание избавиться от мужа, из-за которого на нее сначала свалились всевозможные напасти, а в награду за все перенесенные муки – еще и позор измены, расцвело так пышно, что почти сравнялось с желанием получить под свою опеку сына.

– Значит, в стране нет особого недовольства моим предполагаемым разводом? – спросила она.

– Напротив, великое ликование, ваше величество.

«Да, – подумала она, – среди врагов Дугласов». Она могла представить, какое смятение этот разрыв вызвал в семье мужа.

– Что ж, ваше величество, – продолжал Арран, – когда вы освободитесь от Дугласов, я не сомневаюсь, что ваши друзья пожелают видеть восстановленным то положение, какое вы занимали до этого неудачного брака. Я обсуждал этот вопрос с графом Ленноксом, и он вполне разделяет мое мнение; а епископы Галлоуэй и Аргайл точно так же с большим нетерпением ожидают, когда узы, связавшие вас с Ангусом, будут расторгнуты. Ваше величество увидит, что вас поддерживает немало могущественных друзей.

– Это придает мне уверенности, – ответила Маргарита.

– Не волнуйтесь, ваше величество. Это самый лучший ход из всех, что вы делали с тех пор, как вступили в этот брак; и, положа руку на сердце, я приехал сюда от имени ваших друзей, чтобы сказать вам, какую радость вы доставили им столь мудрым решением.

Они немного поговорили о делах в Шотландии, и Арран осведомился о здоровье маленькой леди Маргариты Дуглас.

Королева никогда не могла устоять перед желанием продемонстрировать, как она гордится своими детьми, и послала за ребенком, дабы Арран мог сам убедиться, сколь прелестна ее дочь.

Граф признался, что восхищен и очарован, а когда маленькая Маргарита их оставила, начал с глубокой нежностью рассказывать о своем сыне – и Маргарита почувствовала, на что он намекает. Гамильтон хотел дать понять, что в жилах его Якова, который в один прекрасный день станет графом Арраном, течет кровь королевского рода Стюартов; а поскольку рано или поздно возникнет необходимость найти мужа для леди Маргариты Дуглас, сына Якова Гамильтона не следует рассматривать как недостойную кандидатуру.

Маргарита дала понять собеседнику, что ухватила смысл его речей и восприняла их вполне благосклонно.

Когда Арран отбыл, королева поздравила себя с тем, что при поддержке влиятельных лордов у нее появились очень неплохие шансы вернуть себе регентство, а это означало и опеку над сыном. Что до Аррана, то он думал лишь о падении своего врага Ангуса.


Теперь в Шотландии боролись две партии. Одна – под предводительством Аррана, другая – Ангуса. Дугласы бушевали, поддерживая главу своего дома, среди них многие стали людьми влиятельными благодаря почестям, коими их осыпала Маргарита во времена страстного увлечения мужем.

Многие считали, что возвращение Олбани решительно необходимо для восстановления порядка; и ему отправили послания о борьбе между двумя самыми могущественными семьями в стране и о решимости королевы развестись с мужем; более того, слухи насчет обручения дочери Маргариты и сына Аррана до крайности настораживали, поскольку это могло объединить Дугласов и Гамильтонов против регента.

Но политическое положение изменилось, ибо теперь между Англией и Францией произошло сближение. Франциск и Генрих решили помириться и готовились к встрече в «Золотом лагере»: дочь Генриха, принцесса Мария, была обручена с дофином. Хотя Франциск желал возвращения Олбани в Шотландию, дабы блюсти там интересы Франции, он понимал, что Генриху приятнее видеть герцога при французском дворе. А сейчас дразнить английского короля не стоило.

Тем временем известие о намерении Маргариты развестись с Ангусом достигло английского двора.

Генрих, прочитав письмо сестры, побагровел от гнева.

Он не мог в это поверить, с горящими глазами отправился в покои жены и знаком приказал дамам удалиться. Екатерина, повергнутая в ужас видом супруга, поспешила к нему и стала умолять поведать ей, что за страшные новости он принес.

– Эта моя сестрица, – проскрежетал Генрих, – видно, совсем забыла о своем долге… о чести… чтобы вознамериться совершить подобный поступок!

– Ваше величество, Мария…

– Нет, не Мария, Маргарита! Послушайте это: «Я очень недовольна милордом Ангусом, с тех пор как вернулась в Шотландию, и с каждым днем – все больше и больше. Мы более не живем вместе в последние месяцы…» – Генрих замолчал: казалось, эти слова душат его.

– Увы, значит, она несчастлива в браке, – нежно проговорила Екатерина. – Бедная Маргарита! Мне ее жаль…

– Счастлива она или нет, нельзя же говорить… о разводе!

– О разводе! – воскликнула Екатерина, затрепетав от ужаса.

– Да, именно о разводе! Ангус, видите ли, ей больше не особенно нравится, и эта женщина надумала с ним развестись. Она обесчестит свои брачные обеты. Опозорит всех нас. Подумать только, моя сестра говорит о разводе!

– О, Генрих, мы должны убедить Маргариту, что это неправильно.

– Убедить? Я запрещу ей! Я заставлю свою сестрицу понять, в чем состоит ее долг перед семьей, – если уж она забыла о долге перед Господом и Церковью. Я не потерплю разводов в своей семье, уверяю вас! Нет, Кэйт, вы сейчас сядете и напишете Маргарите письмо. Я сделаю то же самое. Вы расскажете, как глубоко она ранила вас, как невероятно потрясла. Тем временем я… я напомню, что ее брат – король великой державы и, помимо этого, глава великого дома. В моей семье не будет никаких разводов. Я не вынесу позора.

– Генрих, вы совершенно правы… как всегда. Развод! Это так позорно, что и думать об этом – грех.

– Давайте, Кэйт. Напишите ей, и я сделаю то же самое. Потом мы отправим оба послания с особым гонцом, чтобы Маргарита могла сделать вывод и положить конец этим недостойным замыслам прежде, чем дело зайдет слишком далеко.


Маргарита, прочитав письма брата и невестки, лишь пожала плечами и отбросила их в сторону. Вольно им рассуждать о добродетели, если ни тот ни другая понятия не имеют, каково запутаться в сетях нежеланного брака.

Королева сама удивлялась, что способна кого-то ненавидеть столь яростно, как теперь ненавидела Ангуса. В этой ненависти она чувствовала гнев и на себя. Как она могла оказаться настолько глупой, чтобы утратить всякое чувство меры из-за мимолетного увлечения красивым мальчишкой?

Как отличался от этого ее первый брак! Яков временами унижал ее, но на людях неизменно выказывал жене почтение. Она вспомнила, как муж всегда снимал шляпу в ее присутствии. Он просил лишь одного: чтобы она смотрела сквозь пальцы на измены, от которых, как человек слишком чувственный, не мог удержаться. Яков никогда не бросил бы ее умирающей. И он соблюдал в своих любовных делах определенное достоинство. Да еще старался возместить недолгие отлучки, доставляя жене удовольствие; Ангус же украл у нее ренту.

Маргарита ненавидела Ангуса, и, даже понимая, что ненависть эта обращена к нему в основном как к живому напоминанию о своей собственной глупости, источнику всех последовавших за этим бед, она негодовала ничуть не меньше.

Но был человек, в представлении королевы сходный с ее первым мужем, – это Олбани. Оба они, эти Стюарты, обладали неким особым, совершенно уникальным качеством. Нет, Маргарита ни разу не встречала никого, наделенного таким же обаянием. У Якова оно проявлялось в высшей степени. У Олбани чуть меньше, но и он, безусловно, был очаровательным и галантным кавалером.

Если ты королева, надо выбирать мужа особенно мудро. Допустим, и Маргарита и Олбани свободны и могут вступить в брак – для Шотландии трудно представить более разумный союз, ибо таковые часто становились звеньями, связывающими страны, и способны превратить врагов в друзей. Стоит им с Олбани пожениться – и в Шотландии будет покончено с противоборством, а мать уже никто не отторгнет от сына: они с герцогом вместе станут опекать юного короля. Какое счастливое положение по сравнению с тем, в каком она сейчас пребывала!

Но еще не поздно исправить дело…

Королева твердо решила развестись с Ангусом, независимо от того, какие трудности возникнут на этом пути, а она знала, что преграды возникнут.

Маргарита как воочию видела брата Генриха: вот он отправляет посольство к папе с просьбой отказать в разводе его заблудшей сестре, оберегая честь дома Тюдоров. Маргарите придется выдержать битву за развод, но в конце концов она его получит. И тогда, если жена Олбани умрет (ведь сколько еще несчастная женщина может протянуть – она так долго болеет!), он тоже освободится.