Т. Смит - Черный

— Эти девчонки готовы что угодно сделать ради дозы… — из ее рта снова выходит клубок дыма, — и они делают… — объясняет она, бросает окурок на пол и затаптывает его, после чего удаляется, покачивая бедрами.

Она из тех девчонок, которых трахнул и забыл. Мне нравятся такие, я бы не прочь еще разок ее «отведать».

Обернувшись последний раз, я вижу, что глаза Роуз открыты, и она смотрит прямо на меня. Она моргает. Один раз, второй…

Блядь!

Поднимаю ее и перекидываю через плечо. Она почти ничего не весит, как ребенок. Она не издает ни звука, пока я несу ее. Джейк замечает меня и сразу же подходит. Смотрит на меня, затем на нее.

— Мне нужна твоя тачка, — говорю я ему.

— Сучка истекает кровью. Она не сядет в мою машину, — Джейк качает головой так, будто не понимает, как мне вообще пришло в голову обратиться к нему с такой просьбой.

— Я оплачу мойку. А теперь дай мне ключи, — я протягиваю руку, и он неохотно вытаскивает ключи из кармана.

— Что за телка? — интересуется он, кивнув головой на Роуз. Схватив ключи, я иду к его пикапу с двойным рядом сидений. Открываю заднюю дверь и швыряю Роуз внутрь. Я не веду себя нежно, она в нежности не нуждается.

С заднего сиденья не раздается ни звука, она даже не стонет. Когда я, наконец-то, добираюсь до дома, мне приходится проверить, жива ли она еще. Она тяжело и прерывисто дышит. Я беру ее на руки и несу в дом, хотя мне чертовски неприятен запах, исходящий от нее.

На первом этаже у меня есть спальня, если эту комнату можно назвать таковой. Там почти пусто: узкая металлическая кровать, туалет, душевая и собственно больше ничего и нет. Стены выкрашены в скучный однотонный цвет.

Я опускаю ее ноги на пол; моя белая рубашка пропиталась ее кровью. Она переворачивается, когда я опускаю ее на кровать. Выхожу из комнаты и нахожу наручники и веревку. Вернувшись, вижу, что ее голова свешивается с края кровати и ее выворачивает наизнанку. Ей нечем рвать, так что это скорее сухие рвотные позывы. Грубо укладываю ее обратно на кровать. Не давая пошевелиться, хватаю за руку и приковываю наручниками к спинке кровати, затем проделываю то же самое со второй рукой. Веревкой привязываю ноги к изножью кровати, кладу под голову подушку, на случай, если ее снова вырвет.

Подойдя к двери, оборачиваюсь посмотреть на нее. Кровь, стекавшая по ноге, остановилась — похоже, у нее там глубокая рваная рана. Платье на ней короткое и грязное. Внешне она напоминает бомжующую проститутку, которая не зарабатывает ни гроша.

Голова у меня болит, прямо раскалывается. Слишком много забот, впереди куча дел и у меня совершенно нет времени нянчиться с наркоманкой. Особенно, если эта наркоманка — призрак из моего прошлого.

Оставляю ее в комнатушке, привязанную к кровати, без единой возможности сбежать, и плетусь в свою спальню на втором этаже. В доме темно, но я знаю, что в кухне кто-то есть. Этот кто-то ведет себя тихо, как мышка, пытаясь понять, смогу ли я догадаться, что он в доме. А я могу, мне просто нравится позволять ему думать, что он может подкрасться ко мне, что может переиграть меня в том, в чем я лучше всех.

— Иди домой, — велю я ему. Он выходит из темноты, и теперь я могу разглядеть его лицо. Он напоминает мне меня, когда я был в его возрасте — весь избытый, в синяках. Решаю не замечать всего этого и просто качаю головой из стороны в сторону. Мне все это не нужно. Почему сегодня все так дерьмово?

— Можешь переночевать на диване, но если только сунешься в комнату на первом этаже, будешь умолять меня о смерти.

Парнишка согласно кивает, светлые локоны подпрыгивают в такт движениям его головы.

— Держишь там женщину или что-то в этом духе? — шутит он. Он и не догадывается, что только что попал в самую точку.

— Утром проваливай. Иди в школу, — велю я и швыряю ему банкноту в двадцать баксов. Пацан улыбается, и когда я сажусь, врубает телек.

Я познакомился с Хайденом, когда он пытался забраться в мой дом. Местная шпана сказала ему, что если он сделает это, то они заплатят ему сто баксов. Он забрался в дом, не зная, кому тот принадлежит, но те пацаны-то знали. И как только он оказался внутри, они разбежались врассыпную, как котята.

Он успел добраться до кухни, прежде чем я схватил его за воротник футболки так, что он закричал. Он не думал, что кто-то есть дома, так как свет нигде не горел. Он думал, что зарабатывает себе баллы, пытаясь влиться в крутую тусовку из школы. Но не получил ничего, кроме надувательства малолеток и шанса того, что папаша изобьет его. Впрочем, могло быть и хуже. Я знаю много людей, у которых все складывалось гораздо хуже.

Голова болит, нога болит, плечи болят. Все болит. Я пытаюсь сесть, но не могу пошевелиться. Ноги и руки не слушаются меня. Пробую еще раз — безрезультатно. Солнце садится. Жарко, и я вся вспотела. Я озираюсь вокруг и только теперь замечаю, что руки и ноги у меня привязаны к спинкам кровати. Дергаюсь, кричу и пытаюсь высвободиться, но сил не хватает. Я слишком слаба. Мне кое-что нужно — очередная доза. Она нужна мне сильнее, чем еда, которую требует желудок.

Слышу какой-то шум и закрываю глаза. Делая вид, что сплю, я вслушиваюсь в каждый тяжелый шаг приближающегося ко мне человека. Шаги стихают рядом со мной, и я еще крепче зажмуриваюсь, не понимая, кто этот человек или чего он хочет.

— Не делай мне больно, — шепотом прошу я и открываю глаза. Передо мной стоит очень высокий и опасный на вид мужчина. Он вселяет страх, а мне знаком страх благодаря тем людям, с которыми я проводила время. Поза мужчины, стоящего напротив меня, уверенная, мужественная и элегантная. Его окружает аура самоуверенности, на лице застыло выражение «лучше не связывайся со мной», и от его вида мой страх только усиливается.

Одет он с иголочки: пиджак, черные брюки, белоснежная рубашка. Хотя кажется странным, что на нем нет галстука. Видимо, это не в его стиле. Он приподнимает руку, и я замечаю у него на запястье очень дорогие часы. Они инкрустированы бриллиантами, и я сразу же начинаю обдумывать, как мне их украсть и сколько денег я смогу выручить за такие часики.

Мужчина приближается, его губы плотно сжаты. У него длинная кокетливо подстриженная борода, волосы тоже длинные, чем-то напоминают мне ирокез, впрочем, выглядит его прическа стильно. Его лицо не выражает никаких эмоций, он просто смотрит на меня так, будто может видеть насквозь.

— Я сделаю все, что скажешь, — обещаю я, натягивая цепи наручников. Он наклоняется ко мне, опускает то, что у него в руке, и другую руку подсовывает мне под шею. Приподняв меня, он прижимает стакан с водой к моим губам. Я бросаю на него последний взгляд и припадаю губами к краю стакана. Его глаза кажутся мне знакомыми, уверена, что знаю их. Они зеленого цвета, в них есть что-то еще, но я не могу понять что.

Я выпиваю все до капли и он, проверив стакан, встает. Ни разу не оглянувшись, он выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь, после чего я слышу, как в замке поворачивается ключ.

Отлично! Я, черт возьми, его пленница.

Он приходит снова на следующий день, но я мало что помню. Голова и все тело болит. Он отводит меня в ванную, а я пытаюсь ударить его по ноге. Он не обращает на это внимания, вообще никакого. Словно я не прикасалась к нему.

Я кричу во всю силу легких.

— Всего одну дозу! — кричу я в отчаянии. Мне нужна доза, мое тело нуждается в ней.

— Я все что угодно сделаю, — снова кричу я, надеясь, что он услышит меня и проявит сострадание. Никакой реакции, он вообще не возвращается в этот день. Я так и лежу, привязанная к кровати, вся потная, в собственной рвоте и продрогшая.

Все дни проходят одинаково: вода, хлеб, поход в туалет. Один раз в день, больше он не позволяет мне ничего.

Я кричу и кричу, кричу громко, но все мои крики остаются без ответа. Никто не слышит их.

Где-то с неделю я лежу привязанная к кровати, и едва помню, как он приходит. Мне кажется, что прошла неделя, но все вполне может тянуться не один месяц. Я не знаю точно.

Мозг играет со мной злую шутку, и я вспоминаю все плохое, все то, что отчаянно пытаюсь забыть. Все то, с чем мне не под силу справиться.

Я лежу и считаю трещинки в стенах и на потолке. Я готова на все что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей, мучающих меня.

Как-то раз, когда дверь открывается, в комнату входит девушка. Она что-то напевает себе под нос и улыбается. Подойдя к кровати, она придвигает к ней стул и садится. Меня трясет, как будто я замерзла. Мне нужно хоть немножечко, хотя бы одну дозу.

Почему я здесь? Меня удерживают в заложниках?

— Я пришла искупать тебя. Предупреждаю, если… попробуешь выкинуть какой-нибудь фокус, я сделаю тебе очень-очень больно! — она откидывается на спинку стула и упирается ногами в край кровати.

Я киваю, и тогда она улыбается и встает. Снова напевая себе под нос, она сначала развязывает мои ноги. Между грудей у нее болтается ключик. Она улыбается мне и открывает замок на наручниках. Она стоит очень близко ко мне, когда тянется освободить вторую руку. Именно тогда она чувствует исходящий от меня запашок и закашливается, стараясь сдержать рвотные позывы.

— Встать сможешь? — спрашивает она, нависая надо мной. Она кажется огромной, но, может быть, мне только так кажется из моего положения на кровати. В целом, все это не имеет значения, так как я понятия не имею, где нахожусь. Кивнув, я свешиваю ноги с кровати. Пытаюсь встать, но ничего не получается — ноги как ватные, будто не мне принадлежат.