Леди подобрала юбки, и обе придворные красавицы удалились.

Глава 17

В гостиной нового дома на Кинг-стрит Аннунсиата принимала посетителей после церемонии крещения. Комната была прекрасно обставлена, и именно желание показать ее заставляло чету Баллинкри откладывать крестины до переезда в новый дом. Высокие окна этой просторной и светлой комнаты выходили на реку. Стены были обиты золотисто-зеленой парчой; висящие на окнах шторы из зеленого, вышитого золотом шелка слишком отличались от тяжелых портьер и гобеленов, к которым Аннунсиата привыкла дома. Полы покрывал блестящий наборный паркет, поверх которого лежали толстые китайские ковры светлых оттенков. В гостиной было два огромных зеркала – четыре фута шириной и высотой до потолка, в тяжелых позолоченных рамах. В зеркалах отражалась мебель, которую Хьюго купил или привез из своих дворцовых апартаментов – мебель из эбенового, сандалового и орехового дерева, легкая и изящная; небольшие французские кресла розового дерева с гнутыми ножками были обиты парчой в тон обивке стен и шторам.

Все соглашались, что комната очаровательна и удивительно подходит в качестве фона для собрания драгоценных безделушек Хьюго, с любовью расставленных по столикам – мраморных статуэток, фигурок из серебра, хрусталя, золота, фарфора, перламутра, индийских раковин. Над камином висел портрет Аннунсиаты, законченный как раз перед переездом – она смотрела на гостей сверху вниз огромными, темными, блестящими глазами; ее стройная шея и плечи поднимались из складок свободного дымчато-голубого платья, волосы спадали на плечи. На ее коленях сидел Шарлемань, положив лапу на запястье хозяйки – как будто желая привлечь ее внимание; белая рука Аннунсиаты покоилась на маленьком столике рядом с креслом, где лежали открытая книга, золотой крест и медальон с портретом принцессы Генриетты. Портрет был великолепен, его сходство с оригиналом приводило в изумление, и гости открыто восхищались им и тихо перешептывались о том, что лицо на портрете похоже не только на леди Баллинкри, но и на известную высокопоставленную особу.

Аннунсиата радушно принимала своих тщательно выбранных гостей, старательно скрывая свое беспокойство и неуверенность. Она не стала говорить с Хьюго об обвинениях – или откровениях? – леди Шрусбери и ее подруги. Сам Хьюго, казалось, ничуть не изменился – он был таким же заботливым и любящим, восхищался детьми, осыпал похвалами жену, смеялся и болтал с ней, но Аннунсиата испытывала совершенно другие чувства, чем прежде. Когда Хьюго уезжал по делу, поиграть в теннис или встретиться с человеком, который должен был продать ему очередную редкую безделушку, Аннунсиата думала, что дела мужа – всего лишь предлог. Когда он возвращался, Аннунсиата изумлялась тому, каким свежим он появлялся перед нею после свидания с другой женщиной. Ревность была новым чувством – Аннунсиата привыкла возбуждать ревность, а не страдать от нее – и она обнаружила, как уязвлены ее сердце и гордость. Она не могла заговорить об этом с мужем, и преграда между ними постепенно росла. Сознание того, что Хьюго даже не замечает эту преграду, заставляло Аннунсиату испытывать горькие муки.

Как и многие женщины, она искала прибежища в светских развлечениях и собственном успехе. Она уделяла уйму времени своим нарядам – миссис Блейк оказалась настоящим гением, если у нее была возможность работать с лучшими тканями и получать баснословные деньги, поэтому у Аннунсиаты часто пытались выведать имя ее портнихи, но безуспешно. Ее сегодняшнее платье было сшито из серебряной парчи, нижняя юбка – из плотной сиреневой тафты, а лиф и рукава были отделаны серебристым кружевом; Аннунсиата надела жемчужный браслет, подарок короля, и ожерелье из жемчуга и аметистов, подаренное Хьюго, ее волосы, уложенные в римский узел, перевивала нить жемчуга, сияющая среди темной массы кудрей. Аннунсиата выглядела величественной и прекрасной, и этот ее облик безуспешно старались воспроизвести все придворные дамы. Главное, что отличало Аннунсиату, была ее неподражаемая индивидуальность.

Детей, одетых в крестильные рубашечки, присланные королем, во время тоста внесли в зал две новые няни, выбранные Джейн Берч. Король первым поднял кубок, и Аннунсиата с Хьюго стояли рядом, улыбаясь друг другу и гостям – счастливые и гордые родители двух крошек, которые обещали быть более чем удачливыми не только потому, что были красивы, здоровы и знатны, но и имели высокопоставленных и влиятельных восприемников – герцога и герцогиню Йоркских, принца Руперта, леди Кларендон, герцога Элбермарла и, по доверенности, принцессу Генриетту, герцогиню Орлеанскую. Тост был провозглашен под громкие одобрения, дети проснулись, заплакали и были поспешно унесены из зала. Потом общество разбилось на небольшие группки, наслаждаясь едой и вином радушных хозяев, а также сплетнями – под звуки оркестра, сидящего на возвышении в дальнем конце зала.

Король и принц Руперт подошли к хозяевам поговорить, ибо скоро им надо было покинуть общество. Принц выглядел обеспокоенным и отстраненным – его мать, королева Елизавета, болела, и сейчас они вместе с королем собирались покинуть прием по случаю крестин, чтобы навестить больную.

– Надеюсь, вскоре ей станет лучше, ваша милость, – попыталась успокоить принца Аннунсиата.

Принц Руперт взглянул на нее с высоты своего роста, и его темные глаза заметно потеплели.

– Благодарю вас, мадам, но признаюсь, что меня тревожит ее болезнь. Она уже немолода и сильно утомлена, у нее часто бывают затяжные простуды.

– Зимой у всех бывают простуды, – подтвердил король, стараясь выглядеть жизнерадостным. – В самом деле, странная погода! Но она поправится, Руперт, не бойся. Я уже отправил Фразера за моим излюбленным лекарством, и он обещал вылечить тетю.

Подобие улыбки скользнуло по губам Руперта.

– Вы ведь знаете, моя мать не признает других средств медицины, кроме кровопусканий.

– Ну, вряд ли Фразер станет отворять ей кровь, Руперт. И правильно сделает... – король остановился, вспомнив об Аннунсиате, и галантно поклонился ей. – Я совсем забыл о правилах приличия. Прошу простить меня, леди Баллинкри, – должно быть, вам было слишком утомительно слушать наш разговор.

– Я знаю, как вы интересуетесь медициной, ваше величество, – серьезно заметила Аннунсиата. – Мне пришло в голову попросить у вас совета относительно моих родных из Йоркшира – в последнем письме они сообщали, что их мучают простуды и кашель...

– Она поддела вас, Карл, – улыбаясь, произнес принц Руперт.

Карл нежно взглянул на Аннунсиату.

– Она может дразнить меня, как только пожелает. А теперь нам пора идти – боюсь, сегодня у нас будет немало хлопот. Посол из Португалии уже три дня преследует меня как тень, и я не могу больше откладывать встречу с ним.

– Как продвигаются переговоры, ваше Величество? – поинтересовался Хьюго.

Карл состроил гримасу.

– Еле-еле. Я надеялся, что невеста будет здесь еще до Пасхи, но теперь, вероятно, ее прибытие передвинется на май или даже июнь. Ну что же, зато я успею подготовить апартаменты для будущей королевы. Прежняя их владелица сделала там несколько любопытных изменений.

Все засмеялись, ибо при республиканцах жена Кромвеля была печально известна своей скупостью и чудаковатыми выдумками.

– Вероятно, они найдут применение, сир, – заметил Хьюго, – если настоящий владелец в самом деле так беден, как заявляет.

– Однако он не сможет получить кредит, если не будет жить на широкую ногу, – любезно возразил Карл. – Но довольно об этом – Руперт уже беспокоится. Нам придется поблагодарить вас и покинуть этот гостеприимный дом. Миледи, не соблаговолите ли поохотиться со мной завтра утром? Мы собираемся загнать оленя в Эппинге.

– С величайшим удовольствием, ваше величество, – Аннунсиата опустилась в реверансе.

– Руперт, тебе тоже не мешает присоединиться к нам – ты слишком много работаешь. Мы выедем очень рано – можно, я отправлю за вами карету, миледи? Отлично. Тогда до завтра.

К тому времени как ушел последний гость, Аннунсиата страшно устала. Она не так давно оправилась после родов и быстро утомлялась. Когда они с мужем остались одни, Аннунсиата зевнула и выпрямила ноющую спину, повернувшись к Хьюго, который изучал маленькое, почти незаметное пятнышко на одной из мраморных статуэток.

– Все прошло отлично, не правда ли, Хьюго? О Господи, как я устала! Не принять ли мне ванну? Раз мы остались одни, я заказала ужин попроще. Думаю, мы можем поужинать в спальне, только надо затопить там камин. После заката в комнатах по ту сторону коридора становится сыро, даже если день был жарким. И, думаю...

Хьюго повернулся к ней с непонятным выражением на лице.

– Странно, я думал, вы знаете, – заметил он, – я приглашен на ужин к Кларендонам.

– Нет, об этом я не знала, – ответила Аннунсиата, чувствуя, как внутри нее поднимается раздражение. – Почему же они не упомянули об этом, когда были здесь? Мне не понадобится много времени, чтобы вымыться и переодеться. Куда же мы поедем ужинать? Домой к Кларендонам?

– Нет, дорогая, не мы – я приглашен один, – Аннунсиата удивленно подняла глаза на мужа и он пожал плечами. – Это деловой визит. У меня так много дел с...

– Я вам не верю, – перебила Аннунсиата, и Хьюго замолчал. Он терпеливо выжидал, как будто совсем не был обижен или удивлен, и его терпение еще сильнее разозлило Аннунсиату. – Значит, если теперь вы не можете пользоваться моим положением для оправдания, вы стали называть это «делами». Я знаю, какие у вас дела, причем совсем не в доме у Кларендонов, а в Уайтхолле.

– Откуда вам знать обо всех моих делах? – спокойно заметил Хьюго, все еще стараясь сдержаться.

Аннунсиата сжала кулаки, вспоминая все вечера, которые она провела одна, будучи на последних неделях беременности.

– Я знаю больше, чем вы думаете. К примеру, я знаю, какие у вас дела с Бесс Гамильтон.

Хьюго приподнял бровь и криво улыбнулся.