Джоанна Борн - Черный ястреб

— Ты никуда не пойдешь. Нельзя бродить по улицам в таком состоянии. Ты наверняка свалишься в Сену и утонешь.

Хоукер вновь зевнул во весь рот.

— Мне нельзя здесь оставаться. Я должен…

— Ты должен посидеть и помолчать. Мне необходимо еще раз прочитать письмо. — Жюстина нетерпеливо посмотрела на молодого человека. — Нет. Лучше ложись. Нет необходимости куда-то идти. Кроме того, у меня могут появиться дополнительные вопросы. Больше у тебя ничего нет? Кроме этого письма?

— Нет, только письмо. Дюжина слов, неосторожно оброненных в ресторане Пале-Рояля или за игрой в карты рядом с идиотом, который с трудом говорит по-французски.

— Слишком мало для того, чтобы начать работать.

— Не просто мало, а почти ничего. Боги, должно быть, любят войны. Именно поэтому они приложили все усилия к тому, чтобы так сложно было остановить очередную.

Хоукер позволил Жюстине уложить себя на кровать и закинуть ноги на одеяло. Его мускулы превратились в желе, поэтому Хоукер оставил попытки подняться. Он закрыл глаза.

Постель оказалась не такой уж мягкой. Жюстина никогда не спала в мягкой постели. Но жесткие льняные простыни стали нежными и шелковистыми после того, как она ночь за ночью ворочалась на них с боку на бок. Подушка тоже пахла Жюстиной.

Раздался шорох бумаги. Сова сидела за столом и читала письмо, вновь и вновь вдумываясь в каждое слово.

— Не думаю, что этот месье Миллиан ошибся в слове Anglais[15]. Он наверняка слышал его довольно часто, — произнесла она.

— Да, тут он, пожалуй, прав.

— Возможно, это какой-то шифр. «Англичанин все организует». Это вполне может означать приезд какого-то эмигранта или ящики с оружием, спрятанные на складе в Дижоне. Во Франции видимо-невидимо затаивших обиду роялистов. Так что речь в письме может идти о банде, а не о каком-то человеке.

— Может быть.

Хоукер услышал, как Жюстина откупорила бутылку, а потом заскрипела пером по бумаге.

— Август.

— Сегодня десятое число, — подсказал Хоукер, хотя знал, что в этом нет необходимости.

— Раз это произойдет в августе, то у нас всего двадцать один день. — Скрип пера по бумаге не стихал. — Я буду очень осторожна с этой информацией. Среди моих соратников есть и такие, кто будет рад возобновлению войны. Впрочем, такие люди найдутся и в Англии.

— Да.

Жюстина поднялась со стула, пересекла комнату и подошла к кровати. Шелковая ткань пеньюара лизнула руку Хоукера подобно морской волне, когда Жюстина накрыла его одеялом. Он так устал, что не в силах был произнести ни слова.

Жюстина переписала письмо месье Миллиаиа шесть раз, старательно передав особенности его почерка, сохранив порядок строк и слов, соблюдая пробелы на случай, если текст окажется шифром, ключ к которому в расположении слов. Эти копии должны были немедленно оказаться у троих представителей тайной полиции. Жюстина должна была так же сделать копию письма и для Леблана. Он совершенно бесполезен, но не уведомить его было нельзя. Еще одну копии» она пошлет Сулье — главе тайной полиции в Лондоне. И одну копию необходимо оставить себе.

Наполеон не должен умереть.

Мысль об этом не покидала Жюстину на протяжении всей работы над двумя первыми копиями письма. Только Наполеон удерживал Францию в руках. Он был великим человеком своего времени. Отказался от многих крайностей, провозглашенных республикой, но сохранил ее достижения. Только благодаря Наполеону голосовать могли все — евреи, негры, наибеднейшие крестьяне. Ведь все они были провозглашены французами и свободными людьми. Он даже позволил вернуться эмигрантам. С тем лишь условием, что они откажутся от привилегий, налагаемых на них благородным происхождением.

За свое существование республика расплатилась реками крови. И только Наполеон мог ее сохранить.

Жюстина защитит его и республику.

Продолжая писать, она старалась не думать о Хоукере. Жюстине не впервой было забывать о боли ради дела. Ведь это делает человека сильнее.

Спустя час она закончила копировать письмо и разложила сушиться исписанные страницы.

Жюстина держала в руке перо, наблюдая за тем, как на его кончике растет чернильная капля.

«Мой любовник — англичанин. Необходимо положить этому конец».

Полуобнаженный Хоукер лежал на спине, повернув голову в сторону Жюстины и положив руку на грудь поверх одеяла. Вряд ли он сломал ребра, но даже во сне его мучила боль.

Он так обессилел, что провалился в тяжелый сон мгновенно. Он напоминал хорошо заточенный меч, который кто-то осторожно положил на землю. Иногда, когда они не виделись слишком долго, Жюстина даже забывала, насколько красив этот мужчина.

Образовавшаяся на кончике пера капля грозила сорваться и испортить лежащий перед Жюстиной лист бумаги. Поэтому она поспешно поднесла перо к горлышку бутыли с чернилами.

«Наши с ним страны скоро снова вступят в бой. Это неизбежно».

Каждый день Франция доказывала то, что люди могут быть свободными. Правящие в Европе короли не могли этого позволить. Они вознамерились уничтожить республику. Если какой-то англичанин совершит покушение на Наполеона, то только затем, чтобы вновь втянуть Европу в войну.

«Мы с Хоукером станем врагами, когда этот день придет».

Во сне Хоукер не двигался и не издавал ни малейшего звука. Мысль о том, что он может вот так спокойно и крепко спать в ее постели, поразила Жюстину, точно удар ножа. Но такое случилось в последний раз.

«Все кончено. Мы больше не глупые дети, пренебрегающие опасностью».

И положить конец этим отношениям должна была она, Жюстина. Ведь из них двоих она наиболее практична.

Но теперь, когда наступил подходящий момент, Жюстина не нашла в себе сил сообщить Хоукеру об этом. Она подвинула к себе чистый лист бумаги и принялась писать. Элегантный почерк не принадлежал ей, и она не обращалась к Хоукеру по имени. Подобные предосторожности за многие годы стали се второй натурой. Ведь зачастую письма могли навлечь на голову адресата огромные неприятности.

«Мой друг!

Отведенное нам время закончилось. С самого начала мы оба знали, что такой день настанет, и мы вынуждены будем навсегда забыть о том, что было между нами. Так давай же расстанемся теперь, пока нам еще не о чем сожалеть и не в чем раскаиваться.

Я дам знать, если в нашем деле появятся какие-то новые обстоятельства. Ты знаешь, где оставить письмо для меня.

«.

Буква С означала chouette, то есть Сова. Хоукер часто так ее называл.

Жюстина встала из-за стола. Она сложила одежду Хоукера. положила ее на стул, а потом подошла к зеркалу и поправила прическу. Она всегда считала, что женщины, рассказывая о своем разбитом сердце, просто красуются перед другими. Но только теперь она поняла, что это не так. Жюстина отчетливо ощутила, как что-то надломилось в ее душе.

С этого момента она будет спать одна в холодной постели, потому что больше никто из мужчин ей не нужен.

Она сложила копии письма мистера Миллиана вчетверо, чтобы забрать с собой, а оригинал оставила на столе.

Ее письмо к Хоукеру оказалось сухим и лишенным каких бы то ни было эмоций. Жюстина положила его поверх сложенной одежды теперь уже бывшего любовника и вышла из комнаты.

Жюстина стояла перед столом в кабинете Леблана. От усталости болело все тело. И сердце болело тоже, но Жюстина не позволяла себе думать об этом. Она исходила вдоль и поперек весь Париж, разнося предупреждения важным людям, которым совсем не понравилось, что их разбудили с рассветом. В перерывах между этими малоприятными посещениями Жюстине удалось выпить четыре кружки очень крепкого кофе. А может быть, пять. И теперь в уголках ее глаз дрожали яркие точки, затуманивая взор.

Леблан был последним, кому следовало отнести копию письма Миллиана, и наиболее неприятным из всех. И все же Жюстине могли потребоваться его люди и возможности. Да и потом неприятные люди встречаются на разных этапах жизни, и ничего с этим не поделаешь. Так уж устроен мир.

Кабинет Леблана располагался на втором этаже дворца Тюильри, поэтому из окна открывался прекрасный вид на Лувр.

— …вы называете личной переписку, — Леблан насмешливо посмотрел на копию письма Миллиана. — между дипломатом в Париже и министерством иностранных дел в Лондоне. Отправлено дипломатической почтой.

— Скорее всего, так и есть.

— Письмо переправили с величайшими предосторожностями, старательно держа сам факт его существования в тайне. И все же вы с легкостью перехватили его.

— Не с такой уж легкостью. Оно не упало мне в руки как цветок с вишни.

— Тогда каким образом оно к вам попало?

Леблан мог заставить се стоять здесь несколько часов без видимой причины. Он наверняка начнет задавать глупые вопросы, на которые, как он знает, Жюстина все равно не даст ответа, только для того, чтобы лишний раз продемонстрировать свою власть.

— Я спросил, каким образом вы завладели этим письмом, — повторил Леблан. — Кто дал вам его?

Жюстина должна была вести себя уважительно. Ведь он старше ее по положению.

— У меня есть особый источник. — «Которого я тебе никогда не открою». — Оно подлинное.

— Я получу имя вашего источника.

— Мои источники также принадлежат Мадам. Не думаю, что ей понравится, если я поделюсь информацией с вами. Я не ваш агент, месье.

— Верно. Только никому не ведомо, что ждет нас в будущем, мадемуазель Жюстина. Запомните это.

Леблан не оставлял попыток раскрыть источники Мадам, а та была в Италии на протяжении вот уже нескольких месяцев. Возможно, он надеялся, что в отсутствие Мадам Жюстина потеряет бдительность, станет уязвимой или просто испугается. Но он ошибался.