Гарет пересек зал, направляясь к ней, и между ними произошел тихий, но явно очень горячий диалог. Он закончился тем, что Марли с досадой швырнула свое копье в зал. Один из пажей вовремя увернулся с бледным, как пепел, лицом. Копье вонзилось прямо в дубовую балку, к которой он только что прислонялся. Ровену передернуло от слов, которыми Марли громко и ясно выразила свое отношение к этой охоте. Она схватила бутыль с элем и, оглушительно топая, ушла из зала, продолжая сыпать еще долго слышимыми проклятиями.

Блэйн пожал плечами:

— Чего тут еще ожидать? Он позволяет ей вести себя как дикарка. Хорошая взбучка мигом исцелила бы ее.

Стоявший рядом оруженосец захихикал:

— Или хорошая…

Ровена кашлянула, собираясь вступиться за Марли. Оруженосец встретил ее холодный взгляд и отошел. Ровене и самой непонятно было ее стремление защищать Марли, хотя теперь Марли и Гарет были единственной семьей, к которой она принадлежала.

По сигналу Гарета двое мужчин рванули дверь, по счастью, открывавшуюся внутрь. На зал опустилась тишина, которой все они так упорно избегали.

Весь дверной проем был завален сугробом слежавшегося снега. Неистовый вой ветра за ним заглушил нервное биение сотни сердец. Мужчины стояли в неподвижности, как будто примерзли, пока крик Гарета не привел их в движение.

— Копья! Принесите все копья, которые можно найти!

Поднялся возбужденный говор. Наконец принесли копья. Женщины смотрели, как мужчины разваливали неожиданную преграду. Снег летел во все стороны пушистым облаком, и вот путь свободен. Все ликовали. Порывы ветра швыряли в зал заряды слепящего снега. Последние объятия — и, предводительствуемые Гаретом, мужчины взобрались на остатки снежного холма в дверном проеме и исчезли в белой пурге.

Ровена повернулась и побежала вверх по лестнице. Она мчалась по длинным коридорам и снова вверх по узкой винтовой лестнице, которая казалась ей нескончаемой. В холодном затхлом воздухе этих нежилых помещений ее частое прерывистое дыхание сразу превращалось в пар.

Она вбежала в северную башню и бросилась на колени перед узким низким окошком. Ее негнущиеся от холода пальцы ухватились за задвижку, но она не поддавалась, Ровена ударила кулаками по дереву, не ощущая боли. И с жалобным скрипом ставни раскрылись.

Ворвавшийся холодный воздух и головокружительная высота башни заставили Ровену отпрянуть. Ледяные иглы снега ослепляли ее, медленно тая и превращаясь в затуманивающие зрение слезы. Она вытерла глаза и, положив на ледяной каменный подоконник руки, наклонилась, пытаясь разглядеть что-нибудь в белом буране. Ее глаза щурились от ветра, а пальцы онемели от холода, но ей удалось все же различить размытые фигуры, спускающиеся с подъемного моста далеко внизу. Все ее внимание было сосредоточено на том, кто возглавлял охотников. Ветер хлестал с севера, скрыв из поля зрения всех на несколько мучительных секунд, но затем цепочка борющихся с пургой мужчин стала видна вновь. Ровена высунулась сильнее, следя за Гаретом жадным взором, пока ее волосы не смерзлись ледяными прядями. Но последняя темная фигура уже исчезала в лесу, едва угадывающемся за снежной пеленой.

Дрожа от холода, Ровена закрыла ставни. Они сразу дико застучали от порывов ветра. Ровена покинула башню, крепко закрыв дверь за собою. Она добралась до спальни, которую делила с Гаретом. Разведенный утром огонь догорел. Она подержала ладони над последним сиянием углей, чтобы ощутить хоть чуть-чуть тепла. Снег, осевший на ее волосах и платье, растаял, и вода капала на туфли. Она подобрала мех с пола, но он выпал из ее пальцев, когда ее задумчивый взгляд остановился на кровати, занимавшей большую часть спальни.

Ровена подняла одну из меховых шкур с постели Гарета и зарылась в нее лицом, закрыв глаза и ощущая приятный мускусный запах. Набросив тяжелую шкуру себе на плечи, она спустилась с лестницы, чтобы ожидать вместе с остальными женщинами возвращения мужчин.

По мере угасания дня и приближения сумерек болтовня женщин становилась все возбужденнее. Напряжение нарастало, и все чаще взгляды женщин обращались на входную двери. Смеющиеся служанки вымели снег, обвалившийся в зал, когда дверь открывали, но плотно закрыли створки, защищая зал от бьющего снаружи ветра. О битве со снежным зверем напоминала лишь темная лужица воды.

Проходили часы. Паузы становились все дольше, смех слышался все реже. Дамы склонили свои головы к рукоделию, стараясь не вздрагивать от любого доносившегося звука. Все ждали. Данла шаркала между ними, предлагая пирожки и медовый напиток, однако все это оставалось нетронутым.

В тишине, нарушаемой лишь завыванием ветра, Мортимер достал свою лютню и тихонько перебирал струны. Он был единственным мужчиной, оставленным в замке, не считая горстки пажей нежного возраста. Мортимер наигрывал начало одной мелодии, затем другой, стараясь больше для себя, чем для развлечения дам. У Ровены закружилась голова, когда ей почудились звуки той самой баллады, которую, казалось, она никогда не услышит вновь. Слова сами всплыли в ее памяти под музыку Мортимера, однако его пальцы вскоре перешли к припеву другой песенки. Ровена прижалась лицом к меху, взятому с постели Гарета, ища убежища от острого отчаяния, наполнившего ее душу.

Когда она подняла голову, то встретила взгляд леди Алисы, с холодным любопытством направленный на нес. Ровена ответила ей столь же немигающим взглядом, и Алиса вновь склонила голову к вышивке, лежащей на ее коленях.

Марли металась по залу, как волк в клетке. Дамы поспешно подбирали ноги, когда она проходила мимо.

Полная женщина, стянутая, как колбаса, коричневым шерстяным платьем, улыбнулась притворно веселой улыбкой.

— Как разумно было со стороны сэра Гарета и сэра Блэйна организовать охоту. Мужчины просто ненавидят сидеть взаперти.

Марли развернулась на ходу. Своей обычной развязной походкой она подошла к говорившей и наклонилась к ней, опершись руками на ручки кресла.

Ее необыкновенно вкрадчивый голос был слышен во всех углах зала.

— Глупая сучка. Можешь поверить, что умереть в снегах — гораздо хуже, чем сидеть взаперти даже с такой дурой, как ты. Твое толстое брюхо очень скоро потребует мяса. Мой брат взял ваших мужчин с собой для того, чтобы окрестные крестьяне не обнаружили замок, полный дворянских костей, когда настанет весенняя оттепель.

Бедная женщина уставилась на свои колени, губы ее дрожали. Иголка проткнула льняную ткань, на которой она вышивала, и впилась в подушечку ее пальца. Дама расплакалась. Марли отошла с презрительной ухмылкой.

Лютня Мортимера зазвучала неровно. Казалось, беспечная болтовня, разгоняющая страх, уже не возобновится. Марли прошествовала к лестнице, где куталась в меха Ровена, и села рядом с ней, похрустывая косточками пальцев, оцепеневших от холода. Ровена высвободила из-под себя край шкуры и набросила его, как полог, на плечи Марли. Они обе легко уместились под мехом.

Не говоря ни слова, Марли съежилась, прижавшись к теплому телу Ровены. Они долго сидели так, пока голова Ровены не склонилась на плечо Марли и Ровена забылась кратким тревожным сном.

Ровена очнулась, пробужденная тишиной, такой глубокой, что она показалась ей продолжением сна. Она открыла глаза и увидела насмешливый взгляд Марли. Безмолвие, разлитое кругом, не нарушалось ни шепотом, ни шорохом. Это была не просто тишина. Это было ужасное отсутствие звуков, как будто стихло даже биение сердец. Марли отбросила шкуру, и они взглянули наверх. Тени под стропилами не давали никакого ответа.

— Ветер, — раздался чей-то сдавленный шепот. — Ветер прекратился.

— Разве? — Голос, который произнес это, принадлежал той веснушчатой девушке, которая всунула свой платок в руку молодого рыцаря. — Он и правда прекратился или мы просто не слышим его? — В ее голосе слышались истерические нотки. — Может быть, мы уже засыпаны заживо и не можем ничего слышать. Может быть, мужчины стоят снаружи и умоляют нас впустить их, а мы не слышим. Может быть, они погибают прямо сейчас, когда мы сидим и шьем здесь. Может…

— Замолчи! — Марли мгновенно оказалась рядом с ней. В тишине раздался звук пощечины. Девушка опустилась прямо в объятия какой-то почтенной матроны.

Женщина в упор глядела на Марли.

— Я говорила моему мужу, что нам не следует приезжать сюда. Вся Англия знает, что твой брат сумасшедший. Распустил всех своих рыцарей. Живет как отшельник, которому прислуживают лишь уроды да крестьянские девки. Позволил тебе одичать, как зверю, вместо того чтобы запереть в монастырь, как и следовало бы. Карлеон проклят. Проклят темными делами его хозяина.

Шея Марли покрылась густой краской. Леди Алиса нервно сжимала кусок батиста тонкими пальцами, видя, как Ровена встала между Марли и вопящей матроной. Дамы, никогда не слышавшие от нее ни слова, напрягли слух.

— Вы не имеете права говорить так.

Злобный взгляд женщины обратился на Ровену.

— Кто ты такая, чтобы защищать его? Мы знаем, где он держит тебя по ночам. Прикованной к его кровати, принуждаемой удовлетворять его самые черные и неестественные желания. Ты должна бы всей душой желать его смерти. — Женщина погладила волосы рыдающей девушки, уткнувшейся ей в колени.

Ровена подавила возникшее на мгновение абсурдное желание расхохотаться, но жестокие слова и внезапное осознание ее собственных чувств не показались ей очень уж смешными.

Голос ее прозвучал слабо и тихо, как бы издалека.

— Вам придется извиниться перед сэром Гаретом, когда он вернется.

— Если он вернется, — прозвучал подавленный и полный горечи голос Марли.

В повисшей тишине послышался отдаленный звук, глубокий и низкий, как гул далекого океана. Нахмурившись, Ровена наклонила голову, напряженно прислушиваясь. Леди Алиса встала. Голоса. Мужские голоса, поднимающиеся в пении, грохочущие и вибрирующие. И за каждым вздымающимся припевом песни слышался удар, как будто гонг звучал где-то глубоко под водой.