При воспоминании об этом у Ровены сжались губы.

— Да, это он.

Гарет закончил одну косу и приступил к другой.

— Скажи мне, Ровена, твой дражайший помолвленный касался тебя когда-нибудь неподобающим образом?

Ровена вырвала свою косу у него из рук.

— Никогда! Я разбила бы ему голову, если бы он попробовал.

Гарет обнажил в улыбке белые зубы.

— Умоляю, не разбивай мою голову за этот вопрос. Ты уже в возрасте, подходящем для замужества. Тут нет ничего нескромного. — Он спокойно вытащил косу из ее сжатого кулачка и начал исправлять то, что она испортила.

Ровена фыркнула, предоставив ему доделывать начатое.

— Для вас, может быть, в этом и нет ничего нескромного. Но в нашей семье, возможно, сохранилась моральная стойкость, которой лишены ваши друзья.

— Поверь мне, моя дорогая, моральная стойкость не так уж неистовствует в вашей семье.

— А в вашей, значит, цветет пышным цветом?! Вместе с игрой в кости, нападением на людей с деревьев и похищениями. — Она глядела на лес, ожидая, что он выбросит ее из окна за дерзость, но все равно не могла остановиться. — Я нахожусь в неведении относительно цели моего пребывания в Карлеоне.

Гарет закончил заплетать косу. Насмешливым тоном, поддразнивая Ровену, он сказал:

— В этом мы не можем сравниться с Ревелвудом. Там, наверное, у каждого есть своя цель.

— Конечно, — ответила она, как будто мысль, что кто-либо может вести бесцельное существование, была смехотворной для нее. — Я охочусь. Маленький Фредди готовит и плетет корзины. Большой Фредди с братьями копают огород и выращивают овощи. А папа… — Она замолчала, мучительно думая.

Гарет язвительно улыбнулся.

— Папа проигрывает в кости свою единственную дочь распутному господину.

— Что возвращает нас к цели моего пребывания здесь. — Ее яркие голубые глаза изучающе глядели ему в лицо. — Я должна стать вашей шлюхой, милорд?

Гарет смущенно откашлялся. Он был мужчиной, привыкшим тратить тысячи слов, чтобы в долгой пикировке с женщинами добиваться заранее понятной цели.

Прямолинейность Ровены обезоружила его.

Он пошел к столу, на котором лежали его нарукавники, и начал делать из их кожаных шнурков завязки для кос.

Запинаясь, она продолжала:

— Просто я больше гожусь для охоты, чем для этого. Боюсь, что сильно разочарую вас.

Гарет аж язык прикусил. Он как раз перегрызал зубами ремешок на две части. Он вернулся к Ровене и стал закреплять концы ее кос, но его точные движения утратили былое ленивое спокойствие.

— Ты можешь поразиться, моя дорогая, узнав, сколько в этом мире дам — да и мужчин — существуют без какой-либо цели.

Это было слабым утешением для нее и уж точно не отвечало на вопрос, но иного ответа он дать не мог. Ровена опустила глаза, прежде чем он смог поймать ее взгляд. Его пальцы на мгновение сжались.

Он все еще держал ее за косу, когда дверь с треском распахнулась и в спальню ворвалась Марли.

— Я не слышала мычания, стонов или вскриков, поэтому решила, что можно войти.

Гарет выпустил косу Ровены из рук. Марли отметила его движение ядовитой усмешкой.

— Как прекрасно! Он одевает тебя? Я думала, что ты — разумеется, в качестве его оруженосца должна одевать его. Или он предпочитает, чтобы ты его раздевала?

— Доброе тебе утро, Марли. — Гарет встал с подоконника.

Марли была теперь без доспехов и без оружия, кроме кинжала за поясом. Черная туника и бриджи висели на ней мятыми складками, как будто она спала в них. По наложенным неумело заплатам Ровена поняла, что одежда эта, очевидно, принадлежала когда-то Гарету. Потрескавшиеся кожаные перчатки закрывали руки до локтей, что выглядело нелепо при ярком солнце, пробившемся сквозь туман и постепенно заливающем комнату. Ее волосы висели жалкими спутанными прядями, как и прежде закрывая лицо.

Она рыскала по комнате, как голодный крадущийся медведь.

Марли подобрала кинжал Гарета, сделала им несколько выпадов в воздухе, затем отбросила его. Ногой разбросала меха рядом с кроватью.

— Постель для твоего нового щенка, братец? Теплая подстилка и несколько кусков с твоего стола, я готова спорить, что она будет вертеться у твоих ног, как течная сучка, всегда жаждущая…

— Марли, — предупредил Гарет.

Марли подошла к Ровене. Из-за черного занавеса волос выглядывал уголок насмешливых губ.

— Можно погладить ее хорошенькую маленькую головку?

Марли не успела пошевелиться, как рука Ровены резким движением схватила ее за запястье. Проблеск сомнения промелькнул в единственном бывшем на виду глазу Марли. Ровена дернула руку Марли вниз и отпустила ее, почти бросив.

Марли с оскорбленной миной потерла руку.

— Будь осторожен, братец. Твой щеночек клыкастый.

Гарет поднял бровь.

— Я думал, ты усвоила это, когда она дала тебе по голове вчера вечером.

— Может быть, удар выбил из меня память.

— Ну, надеюсь, что не совсем. У меня есть задание для тебя, и твоя память как раз пригодится. — Он отбросил крышку сундука и, достав простую черную тунику, натянул ее на себя. Потом опять залез в сундук, на сей раз поглубже, и выпрямился с крошечной серебряной флейтой в руках.

— Что тебя интересует, Ровена? Музыка? Вышивка? Танцы? — спросил он.

Ровена молчала, озадаченная. В Ревелвуде она не знала никаких интересов, кроме доблестного добывания пищи для общего стола. Гарет помахал перед ее носом куском полотна с вышитыми на нем танцующими фазанами.

— Жаркое из фазанов, — неожиданно сказала она. — Это меня интересует.

Рука с полотном бессильно опустилась. Гарет нахмурился.

— Ты говорила, что Ирвин рассказывал тебе сказки. Любишь ты песенки, романсы?

Она протестующе подняла ладони. Ей нравились истории про чудовищ и героев, но она не поняла, что именно об этом он и спрашивал ее. Гарет раздраженно хмыкнул.

— Ты любишь что-нибудь, чего нельзя съесть?

Марли пробормотала что-то себе под нос, заслужив испепеляющий взгляд брата. Он вытащил кремовый лист пергаментной бумаги, коровий рог и гусиное перо.

— Ты можешь найти доброе применение своей дерзости, сестра. Будешь учить Ровену писать.

Марли открыла рот от неожиданности.

— Я ненавижу писать. И ненавижу возиться с твоими шлюхами. Если тебе не по вкусу необразованная деревенщина, найми священника. Он подучит для тебя твоих девок. Мне же кажется, она знает все необходимое. Некоторые знания приходят сами собой. Если она может лежать на спине и раздвигать ноги, значит, она способна…

— Леди Ровена — не крестьянка. Она — дочь барона, — прервал Гарет, видя, как бледное лицо Ровены медленно розовеет, а затем заливается пурпуром. — Не ее вина, что ее образованием пренебрегали.

Марли скрестила руки на груди.

— Все равно, прикажи сельскому священнику приходить и обучать ее. Он и так слишком долго бездельничает.

— Ты же знаешь, что это невозможно. — Гарет проскользнул за ее спину и наклонился, что-то шепча сквозь ее густые волосы. Потом его слова стали слышны во всей спальне. — Я думаю, тебе лучше выполнять мои желания. В следующий раз, когда ты устроишь мне засаду, я ведь могу совершенно случайно забыть, что это моя возлюбленная маленькая сестренка напала на меня, и пронзить ее. Разумеется, потом я буду очень сожалеть об этом, но сделанного не вернешь.

Марли сжала пальцы в кулак. Гарет, повернувшись к ней спиной, преспокойно опоясывался своим серебряным поясом. Насвистывая веселенький мотив, он двинулся к двери.

— Если ты радуешься хорошему впечатлению, которое он произвел на тебя, — бросила Марли Ровене, — то не обольщайся. Он может и убить с такой же покоряющей всех обольстительностью.

Гарет задержался на момент, заполнив своими широкими плечами весь дверной проем. Затем он вышел, и грубый смех Марли наполнил комнату.

Ровена украдкой подошла к Марли сбоку, пытаясь разглядеть, какое уродство скрывает эта молодая девушка, никому не показывающая своего лица. Может быть, заячью губу или, возможно, молочно-белую катаракту на глазу.

Марли наклонила голову ниже. Новые пряди упали, как занавес, скрывающий ее злость.

— Ты бы поспешила прервать свой ночной пост, — пробормотала она, — пока Данла не выбросила твою овсянку свиньям.

Воспоминание о рычащих собаках, завтракающих остатками кутежа в Ардендоне, заставило Ровену забыть о тайнах лица Марли и броситься к двери. В дверях она задержалась.

Предвидя ее вопрос, Марли с издевкой подсказала ей направление:

— Налево, направо, вниз, на север, затем налево и на восток. Постарайся не потеряться. Мы до сих пор не обнаружили костей последней крошки, которая заблудилась в замке.

Глаза Ровены расширились. Она вышла за дверь и повернула направо. Вслед ей донесся невеселый смех Марли.

Ровена бесконечно блуждала по замку, не находя выхода из лабиринта коридоров. Она бежала, выбиваясь из сил, но боялась сесть и отдохнуть, вспоминая последние слова Марли о так и не найденном скелете разумеется, она шутила, но шутки у нес очень уж своеобразные. Ровена дважды натыкалась на дверь спальни Гарета, прежде чем не споткнулась о широкую каменную ступень, оказавшуюся началом лестницы, заворачивающей вниз, в сердце замка.

Впечатление огромного пространства, создавшееся у нее прошлой ночью, усилилось теперь благодаря лучам солнечного света, бьющего сквозь узкие щели: большой зал Карлеона, расположенный в основании квадратной башни, втрое превышал весь замок Ревелвуда. Сводчатый потолок проступал где-то далеко в вышине. Легкий сквозняк пошевеливал огромный штандарт, спускающийся с дубовых балок.

Между массивных перекладин носились ласточки, подобные стремительным теням. Зал Ардендона казался по сравнению с этим деревенской обителью, а зал Ревелвуда годился лишь для свиней и собак. Но всюду в беспорядке стояли резные кресла и столы.

Ровена пробралась вдоль стены, стараясь избегать столкновений со столами и креслами. Ноги ее вязли в непривычно высоком ворсе восточных ковров. Пока она добиралась до кухни, Марли с наслаждением приканчивала последние остатки овсяной каши.