Джорджетт Хейер - Черный мотылек

Чуткие уши кобылы дрогнули, когда Джек похвалил ее, и она снова рванулась вперед.

– Легче, Дженни, легче.

Она дрожала от возбуждения, но подчинилась его воле, и следующие полчаса прошли спокойно.

Карстерз ритмично вверх-вниз покачивался в седле, стараясь держать шпоры подальше от взмокших боков лошади. Подумав, что уже, наверное, семь часов, он напряженно насупился. В Дженни соединились сталь и молния, но сумеет ли она справиться? Он никогда не испытывал ее выносливости так, как собирался сделать теперь, и поэтому боялся дать ей волю. Каждая минута могла стать драгоценной, если он хотел достичь Эндовера вовремя.

Рассудив, что Трейси похитил Диану часа в четыре, он прикинул, что тяжелой карете потребуется примерно четыре часа, чтобы добраться до места. Дженни это удалось бы за два с половиной, если срезать углы – и тогда он приедет почти сразу следом!

Его терзала мысль о Диане, попавшей во власть такого человека, как Трейси. Диана в ужасе, Диана в отчаянье… Он невольно сжал колени, и Дженни снова перешла на свой длинный быстрый аллюр. Она, казалось, скользила по земле, не спотыкаясь и не задерживаясь. Карстерз ее не дергал, только слегка направлял и сдерживал рукой поводья, в остальном предоставив ей полную свободу.

Все дальше и дальше мчались они. Время шло. По тенистым дорожкам, через поля, по проселкам. Не зря два года бродил Карстерз по этим местам: почти каждая тропинка была ему знакома, нигде он не ошибся поворотом, нигде не попал в тупик, нигде не колебался.

Дальше и дальше, мимо спящих деревень и одиноких коттеджей, по кромке лесов, по холмам и долинам, ни на минуту не отпуская поводья, ни на миг не отводя глаз от дороги. Лишь иногда бросал он взгляд на обочину – нет ли там кого. После первого часа скачки ноющая боль в плече напомнила ему о ране, все еще не вполне зажившей. Он стиснул зубы и поехал еще быстрее.

Кобыла задела ногою камень и споткнулась. Его рука, натянула поводья, мускулы напряглись, как стальные. Его голос подбадривал ее, он снова велел ей перейти на шаг. Не сопротивляясь на этот раз сдерживающей руке, она сразу замедлила шаг. Он поправил шпагу на боку, наклонился и провел правой рукой по ее вспотевшей шее, мягко и ласково бормоча похвалы.

Она ответила низким горловым ржаньем. Ей было непонятно, почему он хочет, чтобы она продолжала скакать в этой тревожной темноте, преодолевая страх, но таково его желание, и этого было достаточно. Она чувствовала, что он ею доволен. Она могла скакать дальше, но он заставил ее пойти шагом минут, наверное, пять, пока они не выехали на хорошо знакомую ему дорогу. Становилось поздно, и он снова сжал колени, понуждая ее показать, на что она способна, снова переводя ее в галоп. Он наклонился вперед, чтобы лучше вглядываться в темноту. Перед ними замелькали заросли утесника, Дженни попятилась испугавшись, но затем удвоила быстроту своего бега.

Он подбадривал ее рукой и голосом, и снова они двигались вперед. По его расчету уже должно было быть около половины восьмого, и он знал, что оставшиеся мили пути они одолеют примерно за час. Карета уже должна была достичь Эндовер Корта, и он боялся думать о том, что там сейчас происходит.

Еще долгие полчаса, и он ощутил, как дыхание кобылы стало быстрым и отрывистым, он снова натянул поводья, на этот раз переходя на рысь. Болота оказались позади, и он выехал на дорогу, которую хорошо знал и помнил: она пролегала в десяти милях от Уинчема. Еще пять миль – как говорится, «полет ворота»… Он знал, что должен дать Дженни передохнуть, и остановив ее и спешившись, подошел к ее голове.

Ноги у нее дрожали, пот катился по атласной шкуре. Она, всхлипнув, сунула нос ему в ладонь. Он потеребил ее уши, похлопал ее, она любовно щекотала губами его щеку, начиная дышать ровнее.

Снова в седло, и снова вперед, снова скачка, едва касаясь земли.

Оставив Уинчем справа, Карстерз повернул на запад, потом на северо-запад, выехав на большую дорогу, ведущую в Эндовер. Осталось еще только две мили…

Дженни снова споткнулась и перешла на шаг. Хозяин похлопал ее по плечу, и она рванулась вперед.

Она была почти загнана и чувствовала это, но он все-таки понукал ее продолжать бег. Она преданно и отважно откликалась на движение его руки, хотя дыхание ее стало прерывистым, а большие добрые глаза затуманились.

Наконец, показались громадные железные ворота. Сквозь мрак Джек различал, что они плотно закрыты. Он натянул поводья и перешел на шаг, отыскивая место в живой изгороди, через которое могли бы пробраться они с Дженни.

Его милость герцог Эндовер подал знак лакеям, и Диана с упавшим сердцем увидела, как они удалились из комнаты, тактично прикрыв за собою двери. Она сделала вид, что поглощена персиком, и долго чистила его дрожащими немеющими пальцами. Трейси, откинувшись на стуле, разглядывал ее из-под полуопущенных век. Он наблюдал, как она доела персик, поднялась на ноги, остановилась, положив руку на спинку высокого резного стула. Затем обратилась к нему с наигранной беспечностью.

– Что ж, сэр, я поела и должна сказать, что очень утомлена. Прошу вас, проводите меня к вашей домоправительнице.

– Дорогая моя, – протянул он, – ничто не доставило бы мне большего удовольствия… разумеется, если бы она у меня была.

Она надменно подняла брови и осведомилась:

– Я полагаю, хотя бы служанка у вас имеется? Если я должна оставаться в вашем доме, я хотела бы удалиться и отдохнуть.

– Вы это сделаете, дитя, но всему свое время. Не торопитесь лишить меня вашего прелестного общества, – произнося это, он поднялся и взяв ее за руки, подвел к диванчику с низкой спинкой в другом конце огромной комнаты.

– Если вам надо что-то сообщить мне, ваша милость, прошу отложить это на завтра. Я сегодня не в настроении.

Он рассмеялся, глядя на нее.

– Вы еще холодны ко мне, дитя?

– Я не буду другой, сэр.

Глаза его блеснули.

– Вы так думаете? Я покажу вам, что вы ошибаетесь, моя дорогая. Может быть, вы будете любить меня, может быть, испытывать ко мне отвращение, но равнодушной не останетесь и потеряете это свое ледяное безразличие. Позвольте указать вам, что сразу за вами находится диван.

– Я это вижу, сэр.

– Тогда садитесь.

– Не стоит, сэр. Я не задержусь.

Он сделал шаг к ней с таким выражением лица, что она поспешно опустилась на диван.

Он улыбнувшись кивнул.

– Вы разумны, Диана.

– Почему вы так вольно обращаетесь с моим именем, сэр? – это было произнесено с ледяной любезностью.

Трейси бросился на диван рядом с ней, раскинув руки вдоль его спинки, так что пальцы одной руки слегка касались ее плеча. Девушка еле удержалась, чтобы не вскрикнуть. Она чувствовала себя в ловушке, и от беспомощности нервы ее были на пределе.

– Нет, милая! Хватит этих препирательств! Как считаете, стоит ли вам злить меня?

Она сидела, напряженно выпрямившись, и не говорила ни слова.

– Я вас люблю… а-а вы содрогаетесь. Настанет день, и вы не будете дрожать.

– Вы называете это любовью, ваша милость? – воскликнула она с презрением и отчаянием.

– Нечто весьма к ней близкое, – невозмутимо ответил он.

– Тогда Бог да поможет вам! – она вздрогнула, вспомнив другого человека, который любил ее совершенно иначе.

– Возможно, и поможет, – услышала она любезный ответ. – Но мы уклонились от предмета спора. А дело обстоит так: или вы удаляетесь немедленно в свою комнату, э-э… вооруженная ключом, поклявшись, что завтра выйдете за меня замуж…

Сильно побледнев, она сделала движение подняться. Тонкие пальцы легли на ее плечо, заставив остаться на месте.

– Нет, моя дорогая. Сидите смирно.

Самообладание готово было покинуть ее, она попыталась освободиться от ненавистной руки.

– О, вы зверь! Зверь! Пустите меня!

– Только когда вы мне ответите, любимая!

– Тогда – нет! – вскричала она. – Тысячу раз нет!

– Подумайте…

– Я подумала! Я лучше умру, чем выйду за вас!

– Очень может быть. Но не смерть вам суждена, моя прелестная, – промурлыкал зловещий голос прямо ей в ухо. – Хорошенько подумайте, прежде чем ответить. Не лучше ли со всей честью выйти за меня замуж, чем…

– Вы дьявол! – задохнулась она и дико огляделась вокруг в поисках выхода. Высокое узкое окно было отворено, она была уверена в этом, ветер задувал занавеси в комнаты и втягивал обратно. Между ней и окном находился его милость.

– Вы начинаете размышлять, дитя? Помните, завтра будет поздно. Ваш шанс теперь! По правде говоря, – он взял понюшку табака, – мне-то все равно, будете вы невестой или нет.

Внезапным движением она вырвалась и кинулась к окну. Он молниеносно вскочил, поймал ее, когда она почти была рядом с занавесью, и круто повернул к себе лицом.

– Не так быстро, дорогая моя. Эдак вам от меня не убежать.

Его рука обвила ее талию, неуклонно притягивая к себе. Больная от страха, она отчаянно ударила склонившееся над ней лицо.

– Пустите меня! Как вы смеете оскорблять меня? О, ради Бога, отпустите меня!

Он прижимал ее к себе, одной рукой сжимая железной хваткой запястья ее заведенных за спину рук, а другой обняв за плечи.

– Ради самого себя, я удержу вас, – улыбнулся он и злорадно поглядел сверху вниз на ее прекрасное полное муки лицо. Ее изумительные глаза умоляюще смотрели на него, а трепетные губы подрагивали. Какое-то мгновение он держал ее, а затем быстро наклонился и впился в ее губы.

Она не могла ни вырваться, ни крикнуть. Ее охватила смертельная слабость, она едва дышала.

– Богом клянусь, сударыня, слишком поздно! – выругался он. – Вам придется сдаться… теперь вам ничто не поможет.

Мгновенно все изменилось. В последней попытке освободиться она простонала имя того, кою считала находящимся за сотни миль отсюда, за морем, и вдруг прямо за ними громко и резко прозвучал голос, дрожащий от переполнявшей его холодной ярости.