Джорджетт Хейер - Черный мотылек

– А ты, Майлз, пожалуйста, оставайся на месте. Я не собираюсь делать ничего предосудительного.

– Молли, я не могу позволить тебе мучить его…

– Я ничего подобного делать не буду! Я собираюсь уговорить его остаться здесь, а не уезжать за границу. Я уверена, что если мы сможем убедить его остаться, что-нибудь произойдет.

– Что произойдет?

– Что-нибудь!

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю, я чувствую – так будет.

– Хорошо, любимая. Если ты сможешь уговорить Джека остаться, я буду тебя благословлять.

– Не сомневаюсь, что это будет весьма приятно! – лукаво улыбнулась она и отступила на несколько шагов, чтобы он не смог до нее дотянуться.

– О, спасибо, Джон! – она надела шляпку на свои кудри и завязала ленты, затем положила руку на предложенную ей руку милорда. – Ленивый Майлз собирается продолжать свой сон! – проговорила она. – А я не люблю слушать, как он храпит… так что давайте пойдем подальше отсюда… в розовый сад!

– Так далеко заходить не стоит! – протянул Майлз, закрывая глаза. – Вы слишком утомитесь.

– Вы позволяете ему делать такие неприличные замечания? – осведомился Джек, ожидая пока она вытряхнет камешек из туфли.

– Обычно нет, – отозвалась она. – Он пользуется вашим присутствием, – она кинула камешек в О'Хару и прошествовала с милордом в сад.

Как только они зашли за цветущие кусты, она начала свою атаку.

– Я хотела поговорить с вами о Майлзе, – доверительно проговорила она. – Он так тревожится.

– Тревожится, Молли? Клянусь, не заметил.

Она подумала про себя, что тоже не заметила этого, но продолжала без тени смущения.

– Нет-нет, очень тревожится!

– И о чем же он тревожится?

– О вас, – печально вздохнула миледи. – Его тревожит мысль, что вы нас покидаете. Я это чувствую.

– Почему же…

– Он надеялся, что вы у нас долго пробудете… и я тоже…

– Очень любезно со стороны вас обоих, но…

– Просто не знаю, что я буду делать с Майлзом, когда вы уедете. Он так рассчитывал, что вы побудете с ним!

– Молли…

– И, право же, для нас обоих было большим разочарованием услышать, как вы говорите, что собираетесь покинуть нас. Может быть, вы передумаете?

– Молли, вы слишком добры ко мне… Но не могу же я оставаться здесь вечно!

– О, если бы вы только остались! Вы себе не представляете, как бы вы нас обрадовали. Я вам определенно говорю, что Майлз просто заболеет от беспокойства, если вы будете настаивать на своем недобром решении.

– О, Молли, вы – мошенница!

Она не могла подавить улыбки, но почти сразу же сдержала ее.

– Я говорю серьезно, Джек.

– Что Майлз заболеет из-за тревоги обо мне? Фи!

– Может быть, и не до такой степени, – призналась она. – Но, право же, он очень беспокоится… и… о! Мне не хотелось бы, чтобы вы нас так огорчили, – она промокнула глаза платочком, внимательно наблюдая за выражением его лица. – И Дэвид вас так любит, и Майлз так счастлив снова найти вас… и мне вы понравились… и… и я считаю, что с вашей стороны будет очень гадко и невежливо уехать от нас… и кроме того… очень глупо!

– Неужели, Молли? Вы заставляете меня почувствовать себя неблагодарным невежей, если я откажусь…

Воздушный платочек мгновенно скрылся с глаз.

– Тогда, вы, конечно, не откажетесь? Вы останетесь? Обещайте!

– Я не знаю, как вас благодарить…

– О, вы такой милый, Джек. До осени? Обещайте!

– Молли, право же…

– Обещайте! Я заплачу, если не пообещаете!

– Я не могу! Как могу я так долго злоупотреблять вашим гостеприимством…

– Какая чепуха, Джек! Как будто, когда были мальчишками, Майлз не проводил месяцы и месяцы в Уинчеме…

– Это было совсем другое дело…

–…да, тогда вы были мальчишками и вас устраивало здешнее общество. Конечно, теперь вы столь горды, что отказываетесь остаться с нами на каких-то жалких три месяца.

– Нет, нет, Молли, право же, это не так!

– Признайтесь, если бы Майлз был холостяком, вы бы не колебались?

Он растерянно замолчал.

– Вот видите! Лишь из-за того, что у него есть жена, вы так горды и несговорчивы. Вы просто не можете переносить мое общество…

– Клянусь, это не так!

– Тогда почему же вы отказываетесь? – победоносно заключила она.

– Молли… право же, я…– он оборвал фразу и расхохотался. – Маленькая проказница, вы не оставили мне возражений!

– Тогда вы остаетесь, как я прошу?

– А вы вполне уверены…

– Вполне.

– Благодарю вас, я останусь. Клянусь, это просто замечательно с вашей стороны. Когда устанете от меня, скажите!

– Скажу, – пообещала она. – О, мы прекрасно заживем! Как доволен будет Майлз! Кстати, – продолжала она небрежно, – я пригласила мисс Боули, обеих, почтить нас своим присутствием в среду, но, к несчастью, они не могут. Однако, возможно, в какой-нибудь другой день…

Она замолчала, немного испуганная, потому что он стал перед ней и крепко сжал ее плечи, как сделал бы старший брат.

– Послушайте меня, Молли. Я знаю, вы обнаружили, что я люблю Диану, и знаю, что вы считаете добрым делом свести нас вместе. Но уверяю вас, это будет не добрым, а весьма жестоким поступком по отношению к нам обоим. Если вы настаиваете, чтобы она посетила этот дом, я должен буду уехать. Понимаете?

Молли посмотрела в его строгие глаза, и губки ее задрожали.

– Я очень… очень сожалею! – пролепетала она.

Джек снова взял ее под руку.

– Сожалеть не о чем, и, право, я вам очень благодарен за то, что вы пытаетесь сделать меня счастливым. Но, пожалуйста, не надо!

– Хорошо. Обещаю, не буду. Но… но считаете ли вы это справедливым по отношению к…

– Молли, скажите мне, как, по-вашему, хорошо ли не слушаться мужа?

Синие глаза смеялись. Она нерешительно улыбнулась.

– Что вы имеете в виду, Джек?

– Вы хотите мне сказать, что Майлз не запретил вам категорически даже касаться в разговоре со мной этой темы?

Она вытащила свою руку из-под его руки, а губы сложились в беззвучное «о».

– Ну… ну уж… это просто ужасно с вашей стороны! – воскликнула она и потрясла у него перед носом кулачком. – Я ухожу от вас!

Она нашла мужа в библиотеке и кинулась к нему в объятия.

– Ты не хочешь обнять меня покрепче? – спросила она. – Я… меня загнали в угол.

– Что? – О'Хара посадил ее к себе на колени.

– Да… фигурально выражаясь… Джек. Знаешь, наверное, мне не хотелось бы выйти за него замуж. Совсем!

– Что он такого натворил?

– Н-ничего. Боюсь,— она стала старательно тереть пальцем одну из пуговиц у него на кафтане, – я боюсь, что это скорее моя вина!

– О!

– Да… ну, я только чуть-чуть сказала о мисс Боули, и он вдруг превратился в ледяную глыбу и заставил меня почувствовать себя нашкодившей девчонкой! Но все равно он собирается остаться, так что поцелуй меня, Майлз!

В конце августа, на исходе тихого лета в деревне, леди Лавинию снова охватила тоска по городу и его развлечениям.

Не слушая возражений Ричарда, твердившего, что дороги в ужасном состоянии, она объявила, что ей это все безразлично и она должна ехать в Лондон. Тогда он перестал возражать и пообещал отвезти ее в город на следующей неделе, в душе поздравляя себя с удачей, позволившей так долго удерживать ее в Уинчеме, притом в довольно жизнерадостном настроении. Лавиния была вне себя от радости, она целовала его снова и снова, ругала себя за то, что она такая несносная, и спешно принялась готовиться к путешествию.

Дороги оказались еще хуже, чем предполагал Ричард, карета дважды чуть не опрокинулась, и бесчисленное число раз застревала в грязи, доставляя пассажирам кучу неудобств. Ричард ехал рядом с тяжелым экипажем, в котором находились его жена, служанка, крошечный песик и бесчисленные коробки и свертки. Несмотря на хлопоты из-за бесконечных остановок, он получал от путешествия истинное удовольствие, потому что Лавиния была в прекрасном настроении и относилась легко ко всем неприятностям, встречая каждую очередную веселым смехом и каким-нибудь остроумным замечанием. Когда в одной из гостиниц, где они останавливались на ночлег, в ее спальне самым чудовищным образом задымила печь, Ричард ожидал, что она рассвирепеет и откажется минутой дольше оставаться в этом доме. Но она сначала расстроилась, а потом развеселилась и сообщила дорогому Дикки, что пойдет в его комнату, он же пусть идет к ней, и тогда на утро он будет сухим и прокопченным. В прекраснейшем настроении она спустилась с ним к обеду, объявила, что куропатки великолепны, пирожные почти французские, а вино на удивление пристойное для такого захудалого местечка, и продолжала веселить его своими шуточками до самого отхода ко сну.

Путешествие их неизбежно затянулось, не только из-за плохих дорог, но и потому, что когда миледи замечала росший у обочины шиповник, она должна была его сорвать. Потом они с Ричардом обязаны были прогуляться, он вел на поводу коня, а карета следовала за ним. Все это было очень идиллично, и Ричард чувствовал себя на седьмом небе.

Когда, наконец, они приехали в Уинчем Хаус, в Мейфэре, то оказалось, что слуги, прибывшие неделей раньше, за это время хорошо поработали. Никогда, по словам Лавинии, дом не выглядел таким привлекательным и гостеприимным… таким безупречным.

Один из арапчат поднес ей, с многочисленными поклонами и белозубыми ухмылками, маленькую обезьянку, бормоча: «Подарок господина».

Леди Лавиния кинулась обнимать своего Дикки. Как он догадался, что она давно мечтает об обезьянке? Наверняка, она лишь раз или два упомянула об этом! О, он самый лучший из всех мужей! И, танцуя от восторга, она поднялась в свои аппартаменты.

Бомонд возвращался в город, и когда несколькими днями позже Карстерз сопровождал жену в Сады Рэнила, они нашли, что там полно народа и очень весело. Хотя было еще светло, но на ветвях деревьев уже висели зажженные фонари, скрипачи пиликали, не переставая, а в отдалении пускали фейерверки. Летние домики были заново окрашены, а Павильон блистал огнями.