Джуд Деверо - Черный Лев

– Поверить не могу, что этот ребенок – мой, ибо, клянусь, мне кажется, что я не прикасался к тебе больше года.

Он снова поцеловал ее, теперь гораздо требовательнее, и новорожденный принялся извиваться, словно боясь, что отец его раздавит.

– Лайонин! – окликнула Мелита. Ранулф отступил от жены.

– Что скажешь, если я переброшу тебя через седло и увезу? Она подалась ближе и положила руку на его грудь.

– Готова вытерпеть все, что они потом скажут, будь то гневные или добрые слова.

Ранулф коснулся ее волос, провел большим пальцем по бровям:

– Ты настоящая бесстыдница! А кто будет кормить моего сына?

– Мы могли бы взять его с собой.

– Только дьявол умеет так искушать! Неужели у тебя нет чести?

– Моя честь – ты, и я пойду за тобой, куда бы ты меня ни повел.

– Леди Мелита, сжальтесь и немедленно заберите дочь. Я обнаружил, что она, как и раньше, совершенно не умеет вести себя в присутствии гостей.

Мелита, улыбаясь, перевела взгляд с дочери на зятя:

– Боюсь, что как мать обязана защитить ее. Клянусь, Лайонин была милым, послушным ребенком до того момента, когда повстречалась с вашей светлостью.

Лайонин ехидно усмехнулась.

Ранулф, сверкая глазами, покачал головой. Ох уж эти женщины!

И все же он остановился у двери, чтобы полюбоваться Лайонин, ворковавшей над ребенком, после чего довольно улыбнулся и, сдавшись на милость Брента, отправился смотреть его ястреба.

Мелите не было нужды спрашивать, счастлива ли дочь: достаточно было взглянуть на ее лицо. У нее было все: муж, сын и дом. Разве можно не заметить покоя и гармонии, царивших в этой комнате?

Новость о благополучном возвращении Лайонин быстро разлетелась по всему королевству, и скоро в Мальвуазен стали прибывать гости. Среди них была и Беренгария. Подруги крепко обнялись, в восторге от встречи. К ним подошел Трейверс с их сыном, полуторагодовалым малышом, унаследовавшим, к счастью, внешность матери. Поэтому его можно было с полным правом назвать красивым ребенком. Его ангельское личико странно контрастировало с уродством отца.

– Знаю, что ты думаешь, – прошептала Беренгария, – и тоже рада, что он похож на меня. Ну, пойдем посмотрим на наследника твоего мужа-великана.

Беренгария долго восторгалась зеленоглазым малышом, и Монтгомери, казалось, все понимал и гордился таким вниманием.

– Он точная копия отца, – засмеялась Беренгария. Когда Ранулф вместе с Брентом возвращался в замок, на полпути его перехватил Дейкр. Друзья немедленно принялись обмениваться шуточками.

– Что ты с ним сделала? – удивилась Беренгария. – Он разительно изменился! Совсем не тот человек, которого я знала много лет.

Лайонин пожала плечами:

– Он всегда такой рядом с лордом Дейкром. Они, словно по волшебству, мгновенно становятся мальчишками. Ничем не лучше Брента!

– По-моему, ты не права. В детстве я видела, как они борются, но глаза твоего мужа никогда еще так не светились. Ты покорила Черного Льва.

– Надеюсь, что нет. Если не ошибаюсь, у него остались кое-какие свирепые повадки, которыми я безмерно наслаждаюсь.

Лайонин коротко рассказала подруге о том, что было в Ирландии. Беренгарию передернуло.

– Что-то мне больше не хочется слушать. И я не желала бы так надолго разлучаться с семьей. Но тебе повезло с мужем. Наделай я столько глупостей, как ты, Трейверс, возможно, оставил бы меня в их руках.

Лайонин тяжело вздохнула, поморщилась от такой прямолинейности подруги, но согласилась, что эта мысль приходила в голову и ей.

Их беседа была прервана появлением Дейкра и Ранулфа.

– А вот и твоя жена, и все так же красива! Опять выхватишь меч, если я до нее дотронусь? – засмеялся Дейкр.

– Если я вызову тебя на бой, тебе придет конец, – спокойно ответил Ранулф.

– У нас еще есть время проверить твои слова, – хмыкнул Дейкр, и не успели присутствующие опомниться, как он повернулся и закружил Лайонин в сильных руках, подбросив в воздух, перед тем как припасть к ее губам жадным поцелуем. Лайонин бросила осторожный взгляд на Ранулфа. Ее подозрения подтвердились: муж мрачно нахмурил брови и напрягся, пытаясь обуздать гнев.

– Ничего не скажешь, сладкий кусочек, почти такой же вкусный, как моя Ангарад.

Лайонин принялась вырываться, но он сжал ее талию и оторвал от земли.

– А как поживает ваша жена, лорд Дейкр? – громко осведомилась она и уже тише добавила: – Немедленно отпусти меня, иначе я расскажу всем, что поведала мне леди Элизабет.

Дейкр недоуменно вытаращился на нее, после чего поставил на пол и оглушительно расхохотался:

– Если бы моя Ангарад смогла поместиться в седле, привез бы ее сюда. Неплохая пара для такой фурии, как ты! Нет, вы слышали, как эта девчонка, которую ты называешь женой, угрожала мне? Взгляните на нее! – Дейкр протянул руку над ее головой, показывая, что Лайонин ровно вполовину ниже его. – Да ей никакого удержу нет!

Ранулф улыбнулся жене и обратился к другу:

– Интересно, что сказала о тебе леди Элизабет? Дейкр мигом помрачнел:

– Хм… Собственно говоря, мне пока не хотелось бы это обнародовать.

Ранулф, откинув голову, расхохотался:

– Ладно, так и быть, не стану тебя донимать. Сначала посмотрим на моего сына, но учти, мои люди уже ждут тебя. Насколько я понял, ты им задолжал.

Дейкр громко хлопнул друга по спине:

– Это единственный долг, который я рад заплатить, ибо, по правде сказать, не считал тебя настоящим мужчиной для такого дела!

Они вышли из солара, добродушно споря, и вскоре в комнате уже было полно женщин. Среди них была и Люси, которая несколько часов проплакала после возвращения хозяйки, а также Кейт, Мелита, Беренгария и Лайонин. Все дружно принялись за шитье крестильного платьица.

Лайонин все еще с восторгом прикладывала Монтгомери к груди, наслаждаясь приятными ощущениями, когда маленькие губки упрямо тянули за сосок. В эти моменты она по-прежнему становилась единым целым с сыном. Он рос с каждым днем и уже обращал внимание на пламя свечи и лица окружающих. Мало того, отличал руки матери от всех остальных, которые держали и касались его.

В Мальвуазене по-прежнему было много гостей, приезжавших со слугами. Из подвалов приносили перины, проветривали и раскладывали по всем комнатам. Уже не хватало места, поэтому, как было принято, в хозяйской спальне поставили лишние кровати. По ночам занавеси их кровати были задернуты, но супруги не могли не слышать храпа вторгшихся в их жизнь родственников.

И все же Лайонин прижалась голой грудью к спине Ранулфа, перекинула ногу через его бедра и, тихо мурлыча, потерлась всем телом. Он быстро повернулся, притянул ее к себе и, сжав в стальных объятиях, стал яростно ласкать кремовую кожу, упругие ягодицы, каждый изгиб.

Лайонин прильнула к нему, чувствуя, как вздымается его возбужденная плоть, и ее желание стало еще острее. Давно не утоляемый голод, накопившийся за время разлуки, требовал, чтоб его утолили. Она пробежалась ладонью по бугристым мышцам его спины, изнемогая от возрастающей страсти, прижалась к его плечу, касаясь бронзовой кожи губами, зубами, языком. Прикусила его шею, снова потерлась грудью о его грудь. Жесткие волоски щекотали кожу, посылая озноб по спине.

Немного подождав, она слегка сжала зубами мочку его уха и, когда дыхание Ранулфа участилось, толкнула его на простыни, потерлась бедром между его ногами, наслаждаясь своей властью над этим могучим воином. И все продолжала гладить его, ощущая сдержанную силу, которой она одна могла управлять, использовать, как ей хотелось. Розовые вершинки слегка касались кожи и черных завитков.

Из ее горла вырвался низкий, грудной стон, и кончик языка коснулся его раскрытых губ. Звук сменился животным, гортанным смехом, когда он затрепетал под ней. Она вобрала его нижнюю губу и стала посасывать, обводя языком, воркуя и лаская его.

– Я голоден, Мелита. Принеси мне поесть или пошли служанку. Не могу засыпать в чужом месте на пустой желудок, – громко проворчал Уильям, ночевавший в их спальне. Лайонин, заслышав голос отца, инстинктивно скатилась с мужа. Ранулф притянул ее обратно, но оглушительный грохот заставил его встрепенуться и открыть глаза. Тяжелая рука застыла на ее бедре. Ранулф вздохнул и стиснул зубы, пытаясь успокоиться.

– Сэр Уильям, чем могу помочь? – окликнул он, не раздвигая занавесок.

– Ничем, лорд Ранулф. Я всего лишь хотел спуститься на кухню и поесть, но здесь все незнакомо, и я не могу найти дорогу.

Очередной грохот подтвердил его слова.

– Я должен идти, или твой отец уничтожит мой дом и не даст насладиться женой, – прошипел он, с видом обвинителя глядя на нее. – Счастье, что он твой родственник, иначе я попросту выкинул бы его из окна и избавился бы и от погрома, и от неуклюжего медведя. Пойду оденусь и поем вместе с ним. Все равно мне сегодня не уснуть.

Он нагнулся, чтобы поцеловать Лайонин в щеку, но, когда она погладила его по животу, поспешил отстраниться:

– Нет, Львица, я не возьму тебя, пока твой отец крутится здесь, подобно раненому вепрю.

С этими словами он оставил ее. Лайонин ударила кулаком по подушке. Но тут же стала просить у Бога прощения за ругательства, которыми осыпала отца.

Когда Ранулф, от которого сильно несло вином, вернулся, она уже спала. Увидев свернувшуюся калачиком жену, он мирно вздохнул, лег, притянул ее к себе и тоже закрыл глаза.

На рассвете весь дом уже был на ногах, и Лайонин быстро вовлекли в водоворот приготовлений к крестинам Монтгомери. Днем отец Уотт провел торжественную церемонию в церкви зала «черной стражи», озаренного солнечными лучами, струившимися сквозь прекрасные цветные витражи окон. Беренгария отдала притихшего малыша отцу Уотту, который погрузил его в святую воду. Монтгомери мигом напыжился, покраснел и издал такой громкий вопль, что Дейкр с улыбкой покачал головой, восхищаясь силой его легких.