– Дай мне взглянуть. Это ведь для меня?

– Да, такой чудесный подарок…

Мелита и Лайонин строго посмотрели на девушку, посмевшую открыть подарок, предназначенный не ей. Мег почтительно вручила Лайонин шкатулку: длинную, узкую, инкрустированную пластинками слоновой кости. На каждой была выгравирована любовная сцена.

– Восхитительно! – обрадовалась Лайонин.

– Откройте ее. Настоящий подарок внутри! Лайонин подняла крышку, державшуюся на серебряных петлях. Львиный пояс переливался золотом, изумруды сверкали зеленью. Мелита стала рассматривать шкатулку, пока дочь изучала каждую пластину с крохотными львами и львицами.

– В жизни не видела ничего подобного! – воскликнула она, поднося пояс к свету, гладя жемчужины и черную эмаль. – Ну разве это не чудесно?

– Да, – улыбнулась Мелита. – А теперь надевай его поскорее, иначе опоздаем на свадьбу.

Лайонин бережно застегнула пояс, так что он спустился до бедер, красиво облегая сюрко.

– Ты послала моему мужу чаши? – спросила она, не отрывая глаз от пояса.

– Конечно, миледи, – кивнула Мег.

Рука, которую держал Уильям, ведя дочь вниз по ступенькам, слегка подрагивала. Он помог девушке сесть на хорошенькую кобылку. Невесте подобало ехать на лошади, в дамском седле; родные и обитатели замка следовали за ней пешком. Уильям провел кобылку под уздцы до часовни замка. День выдался холодным и ясным, и церемонию предстояло провести у дверей часовни. Хотя помолвка уже была заключена, брак считался не вполне законным до венчания.

Лайонин улыбнулась при виде братьев. На обоих были цвета Мальвуазенов: зеленое с черным. Младший оделся в зеленое с черной отделкой и плащ, подбитый белым мехом. Старший был в черном с тонкой зеленой каймой по краям плаща, подбитого богатым черным соболем.

Отец помог Лайонин спешиться.

Взгляд, которым встретил ее Ранулф, был мрачным. Пугающим… Совсем не таким, какой она помнила. Он хмурился и, казалось, вовсе не был рад ее видеть. Под глазами темнели большие круги.

Священник спросил, кто отдает эту женщину и кто берет ее в жены. Отец выпустил ее руку, и она сжала пальцы Ранулфа. Но он не смотрел на нее. Девушка страстно желала удостовериться, что он – тот человек, который обручился с ней. Но он не подал ей никакого знака.

Священник получил необходимые ответы на вопросы, и двери часовни распахнулись.

Лайонин облегченно вздохнула и дернула Ранулфа за рукав. Тот повернул голову. Лайонин он показался усталым, но все же это был ее Лев. Она улыбнулась ему.

– Ты вечно забываешь поцеловать меня, – прошептала она.

Он с едва заметной улыбкой наклонился к ней:

– Поздно. Теперь отец Хьюитт должен благословить наш брак.

Когда они встали на колени у алтаря, чтобы прослушать свадебную службу, она еще острее почувствовала перемены в муже, явно вызванные не обычной бессонницей и не усталостью.

Церемония закончилась, и они снова очутились на залитом солнцем дворе. Ранулф поднял Лайонин и усадил в широкое седло Тая, а сам, сев позади, взял в руки поводья. Собравшиеся гости осыпали новобрачных зерном и желали много детей и всяческого изобилия.

– Давай уедем прямо сейчас, – прошептал он. – Ускачем в Мальвуазен!

Она повернулась лицом к нему:

– Я вечно умоляю тебя о поцелуе, а ты отказываешься. И вот теперь желаешь умчать меня прочь и пренебречь нашими гостями.

Ранулф, уронив поводья, сжал Лайонин в объятиях. Поцелуй нельзя было назвать нежным, скорее исполненным желания… и сомнения, которое до сих пор не покинуло его.

Она подалась к нему и крепко обняла.

– Едем прямо сейчас, – уговаривал он.

– Не могу. Разве можно думать только о себе? Она смотрела в его глаза и видела там боль.

– С завтрашнего дня все мои дни будут твоими, но сегодня принадлежит моим родителям. Пойдем, скоро начнутся танцы. Кроме того, вот уже целую неделю готовится пир.

– И будет много мужчин?

– Разумеется, и женщин тоже. Ранулф, что-то не так? Может, с тобой случилась беда? Ты ни разу не улыбнулся мне.

– Разве не знаешь, что Черный Лев никогда не улыбается? Девушка невольно вздрогнула. На миг ей показалось, что в оболочку мужчины, которого она знала и любила, вселился чужой человек.

– Уедем сейчас. До других мне нет дела. Отправимся на твой остров, – предложила она.

– Нет, – холодно бросил он. – Ты выбрала не меня, а других, значит, так и будет. Я не собираюсь ни в чем отказывать жене.

Она прижалась к нему и ощутила, как он напрягся. Сейчас Лайонин смертельно пугали не только его слова, но и поступки.

Старый донжон был украшен саржевыми флажками цветов Мальвуазена, а в зале накрыли столы. Главным украшением был большой лебедь, запеченный целиком и в белоснежном оперении выглядевший почти живым. Рядом на блюде развалился жареный вепрь, начиненный кроликами, которые, в свою очередь, были нафаршированы куропатками. На белых скатертях стояли пироги с разнообразными начинками. Гости поднимали чаши и пили за здоровье молодых.

– Ранулф, ты выглядишь усталым. Неужели так несчастлив в браке, несмотря на то что мы женаты всего несколько часов?

Взгляд его оставался мрачным.

– Мне еще предстоит узнать, на ком я женился.

Она поспешно моргнула, чтобы не заплакать, хотя глаза переполнились слезами.

– Спасибо за подарок. Пояс просто изумителен. Ранулф едва кивнул и осушил чашу.

Лайонин сидела молча, не замечая окружавшего их шума. Куда девался человек, которого она помнила? Тот, кто подшучивал над ней и держал в нежных объятиях.

– Чем я тебе не угодила?

Ранулф, немного смягчившись, коснулся ее щеки кончиками пальцев.

– У меня ужасный характер, и ты в этом не виновата. Может, нам стоило бы оставить это сборище и найти уединенное местечко, где мы могли бы побыть вдвоем?

– Ни за что на свете! – воскликнул кто-то. – Ты заполучил ее на всю жизнь, а остальным придется скорбеть о потере!

Это был сэр Джон де Бейно, их ближайший сосед, человек, которого Лайонин знала всю жизнь. Девушка улыбнулась ему.

– Леди Лайонин должна показать нам эту чертову ирландскую игру «трак»! Уильям так и не сумел запомнить правила, как, впрочем, и я. Будь тут Джайлз, он показал бы нам, как играть, но он не приехал.

– Ты пойдешь играть? – спросила она Ранулфа. – Это весьма необычная игра и требует немалого умения.

– Нет у меня настроения для игр. Иди с ними, раз тебе нравится их компания.

Она уже хотела сказать сэру Джону, что не покинет мужа, когда тот потянул ее за руку, увлекая за собой.

– Не расстраивайся, – посоветовал он, когда они остались одни. – На собственной свадьбе я вел себя точно так же. Перепугался до полусмерти. И точно знал, что моя жизнь кончена. Мэгги вдруг стала казаться мне чужой, хотя мы много лет знали друг друга. А теперь покажи нам, как играют в проклятую игру, и веселись вовсю! Он потихоньку придет в себя.

– Надеюсь, вы правы, но он кажется совершенно иным человеком. Совсем не таким, кого я знала.

– И это чистая правда. Теперь он муж, а не беспечный холостяк.

– Если это так и есть, мне следовало бы сбежать с ним без благословения церкви!

– Ты мне как дочь, поэтому я исполню долг отца и посоветую больше никому не говорить такого, а кроме того, немедленно исповедаться перед отцом Хьюиттом. Твои слова – грех, и ты должна покаяться, – возмутился сэр Джон. – А теперь идем к карточному столу.

Лайонин опустила голову, чтобы он не видел ее глаз. Она так и не смогла присоединиться к общему веселью. Взгляд то и дело обращался к молчаливому Ранулфу, в одиночестве сидевшему за столом. Он ни с кем не разговаривал, только пил. Но каждый раз, когда она пыталась подойти к нему, кто-нибудь, смеясь, увлекал ее в другой конец зала. Время от времени к нему подходил Джеффри, но остальные гости, сознавая, насколько он выше их положением и богатством, держались в сторонке.

Вскоре слуги стали накрывать столы к ужину. Вино, эль, пиво, кислый сок, муст[5] и сдобренный специями мед текли рекой, подогревая и без того разгоряченный дух гостей.

– Веселишься? – бросил Ранулф почти осуждающе.

– Я найду способ ускользнуть в сад. Придешь туда?

– Я не могу лишать тебя общества твоих возлюбленных гостей.

– Пожалуйста, мой Ранулф, не нужно сердиться. Я не знаю причин твоего гнева. Молю, объясни, чтобы я больше не давала тебе поводов для неудовольствия, – с трудом выдавила она. Больше ей не удалось ничего сказать, поскольку музыканты взялись за инструменты и зал наполнился танцующими девушками. Гости одобрительно загалдели и потребовали убрать столы. Им не терпелось принять участие в танцах.

Развлечение понравилось подвыпившим гостям. Танцы того времени были быстрыми, энергичными, буйными и беспорядочными. Лайонин перелетала из одних мужских рук в другие и вскоре, запыхавшись, решила передохнуть.

– Значит, ты продалась за титул графини, – прошипел кто-то. Это оказался Джайлз, сын сэра Джона, и, судя по осоловевшему взгляду, он был сильно пьян.

– Отпусти меня, Джайлз! Как ты посмел явиться сюда в таком виде?

Но он сжал ее запястья и увлек к темному окну, под которым в стене толщиной шесть футов была вырублена скамья.

– Это ты слишком расхрабрилась! Что скажет о нас твой муж?

– О нас? – возмутилась Лайонин. – Но тут и говорить нечего! Я знала тебя с детства, вот и все.

– А наши беседы о свадьбе?

– Наши беседы о свадьбе сводились к тому, с кем и когда мы обвенчаемся. Мы никогда не говорили о том, что поженимся.

– Разве ты не знаешь, что я всегда хотел получить тебя в жены?

– Джайлз! Ты делаешь мне больно! Но он не разжал рук.

– Ты слишком много выпил! Иди домой и проспись, а я больше не желаю выслушивать твои фальшивые признания.

– Фальшивые? Ты считаешь мою любовь к тебе лицемерием? Ачто тебе нравится в нем? Его золото или титул графа? Захотелось быть графиней?