Джуд Деверо - Черный Лев

– Лайонин, – небрежно приказала наконец Мелита, – в этом году урожай яблок особенно хорош. Пойди к кухарке и попроси у нее несколько штук.

– Я не голодна.

– Но я подумала, что вороному лорда Ранулфа может понравиться угощение.

Лайонин мигом вскочила и, подбежав к матери, обняла ее и чмокнула в щеку. И, уже взявшись за дверную ручку, обернулась:

– Когда-нибудь я спрошу, какое такое срочное дело было у отца к тебе, если меня оставили наедине с лордом Ранулфом и велели его вымыть.

По лицу Мелиты пробежала легкая тень, но для дочери и этого оказалось достаточно. Смеясь, она спустилась на кухню.

В конюшне было тепло и приятно пахло сеном. Девушка, несшая маленькую корзинку яблок, подошла к стойлу, погладила большую конскую голову и открыла дверцу. Вороной осторожно взял яблоко с ее ладони и стал есть, а она тем временем ласкала его мощную холку.

– Лайонин! Что ты делаешь? Тебе нельзя подходить к Таю! Это опасно! – окликнул ее Джеффри.

Лайонин шагнула к низкой деревянной перегородке и улыбнулась молодому человеку.

– Он так же добр, как его хозяин, – заверила она и, погладив бархатный нос, взяла железный гребень и принялась расчесывать длинную густую гриву.

Джеффри благоговейно взирал на эту сцену.

– Но Тай – жеребец и совсем не отличается добрым нравом. Он еще ни с кем, кроме Ранулфа, не вел себя так! Знаешь, что он укусил старшего конюха твоего отца?

– Уверена, что тот заслужил наказание. Смотри, какой милый конь!

Она подошла ближе к ногам Тая и погладила колени, поросшие длинными волосами, ниспадавшими до самого пола.

– Я не встречал девушки, подобной тебе. Брату очень повезло.

Лайонин встала и протянула Таю новое яблоко.

– Одного не понимаю: почему он до сих пор не женат? То есть был женат когда-то, очень давно. Представить не могу, как это придворные дамы упустили такого жениха?

– О нет, они пытались. Но в их глазах и поведении есть нечто такое, что можно разгадать без труда. И это что-то – алчность.

Кровь прихлынула к щекам Лайонин. Она поспешно отвела глаза.

– Но меня тоже одолевает алчность. К нему. Джеффри рассмеялся:

– Придворным дамам не дает покоя его богатство, и это очень легко увидеть. Они замечают его дорогие одежды, соболью подкладку плаща, драгоценности на камзоле и точно знают стоимость его имений.

– Имений? Но у него только Мальвуазен, остров к югу от Англии!

– Мальвуазен – всего одно владение из многих. Есть еще и…

– Не рассказывай! Не хочу думать о моем Ранулфе как о придворном короля, одном из его графов. Это безумно меня пугает. Лучше бы он был бароном вроде моего отца. Тогда он оставался бы дома и играл с нашими детьми.

– О каких детях идет речь? – осведомился подошедший Ранулф. – Я еще не коснулся девушки, а она уже считает себя матерью.

Джеффри перевел взгляд с Лайонин на брата:

– Пойду потолкую с Малардом. Ранулф усмехнулся, глядя вслед юноше.

– Что тут смешного?

– Малард редко говорит с кем бы то ни было, – пояснил он, оборачиваясь к Лайонин, все еще расчесывавшей конскую гриву. – Похоже, ты согласилась выйти за меня из-за моего жеребца. Когда мы приедем в Мальвуазен, я найду подходящую кобылку, и, может, дочь Тая станет твоей верной спутницей.

Жеребец подтолкнул хозяина в плечо.

– Видишь, эта мысль ему нравится. А теперь иди ко мне. Ты так избалуешь беднягу, что придется его продать.

Лайонин послушно шагнула вперед. Он положил руки ей на плечи и пристально заглянул в глаза:

– Хочу запомнить тебя, потому что завтра утром уеду.

– О нет! Не так скоро! – Она качнулась к нему. – Неужели не можешь остаться, пока не прочтут оглашения? Пока мы не обвенчаемся. Тогда мы отправимся вместе.

– Не могу. Я обещал управителю, что буду в Мальвуазене. Там много срочных дел. Но я возвращусь в день свадьбы, и ты станешь моей. А сейчас тебе нужно идти к матери.

Лайонин гневно отступила:

– Вечно ты отсылаешь меня.к матери! Я останусь с тобой!

– Нельзя. Покаты не станешь моей женой… нет, я не могу этого вынести. Иди, или я сам отнесу тебя!

Она лукаво улыбнулась и не сдвинулась ни на дюйм.

Он бесцеремонно перекинул ее через плечо, так что плутовка оказалась в крайне неприличной позе. Она во весь голос требовала освободить ее, что он и сделал, еще не дойдя до двери конюшни.

– Я самая несчастная невеста в Англии и единственная, кого даже не поцеловали как следует после помолвки!

– Ты не понимаешь. Я не могу целовать тебя, не пожелав большего. Я уезжаю на рассвете. Если ты спустишься во двор, я поцелую тебя перед отъездом. А теперь иди и не искушай меня.

Девушка медленно побрела к старому каменному донжону и стала взбираться по деревянным ступеням.

За ужином было официально объявлено о помолвке/Жених с невестой выслушали поздравления друзей. «Черные стражи» встали и подняли за них чаши, похвалив красоту и очарование Лайонин.

– До чего славные люди, – засмеялась она, не замечая побелевших от напряжения кулаков и мрачного лица Ранулфа.

После обеда Лайонин пела и играла на псалтерионе, похожем на арфу инструменте. У нее оказался чистый, звонкий голосок, и за игрой и пением она смотрела только на Ранулфа.

Он поцеловал ее руку, пожелал спокойной ночи, и они расстались, прекрасно сознавая, что их разделяет единственная тонкая стена. Ранулф втайне радовался, что Люси вернулась из деревни и у него не будет соблазна войти к Лайонин, как вчерашней ночью.

На один-единственный момент перед тем, как заснуть, он вдруг усомнился в мудрости решения жениться на почти незнакомой девушке. Да, она смотрела на него, как до сих пор не глядела ни одна женщина, но что, если она так же пожирает глазами и других мужчин? Может, просто умеет притворяться лучше, чем придворные дамы, и поэтому заставила его поверить, что интересуется именно им, а не богатствами Мальвуазена?

Он постарался выбросить из головы неприятные мысли, но позже они опять настигли его.

Лайонин лениво потянулась, совсем как настоящая рыжая кошка. Еще не вполне проснувшись, она чувствовала, что сегодня случится нечто очень приятное. Ее одолевало волнение, имени которому не было.

Широко распахнув глаза, она спустилась с постели, бесшумно, чтобы не разбудить Люси, и торопливо оделась. Нынче Лев покидает Лоренкорт, и ей нужно повидать его напоследок.

В парадном зале царил полумрак. Люди ее отца еще спали, но никого из «черной стражи» уже не было. Девушка потихоньку пробралась к конюшням. До первых лучей солнца было еще с полчаса.

Лайонин стояла у двери, не сводя глаз с темного здания.

– Моя Львица рано встает, – раздался низкий голос. Теплое дыхание послало по ее телу дрожь удовольствия.

Лайонин обернулась и одарила его сияющей улыбкой:

– Как и мой Лев.

– Поосторожнее с улыбками, Львица, иначе я найду нам подходящее логово, – многозначительно заявил он.

Девушка прикрыла рот ладонью, заглушая невольный смешок, и только сейчас увидела Джеффри с уздечкой в руках.

– Ты тоже едешь?

Джеффри сразу заметил сдвинутые брови брата, но ничуть не испугался. Наоборот, посчитал, что сейчас самое время подшутить над столь внезапной ревностью. Лайонин посмотрела в голубые глаза будущего деверя. По-своему он тоже красив, с белокурыми локонами и длинными ресницами. Она с интересом наблюдала, как он поднимает ее вялую руку и целует ладонь. Глаза юноши сверкнули.

– Можно поцеловать тебя на прощание?

Сжав ее нежные плечи, он с открытой насмешкой посмотрел на Ранулфа и слегка коснулся губами уст Лайонин. Поцелуй показался ей сладостным и приятным. Отстранившись, Джеффри отошел и стал запрягать коня. Лайонин увидела, как он ловко вскочил в седло.

– Брат, почему ты медлишь? Целуй леди Лайонин, и вперед! Он выехал во двор, оставив Лайонин и Ранулфа наедине. Сердце девушки тревожно забилось при мысли о поцелуе Льва. Она повернулась к нему. Лица обоих были серьезны. Большая рука зарылась в ее волосы, и он рывком притянул ее к себе. Она порывисто обняла его и инстинктивно раскрыла губы, прижимаясь к нему бедрами. Он почти отшвырнул ее от себя, и она прислонилась к стене, тяжело дыша.

– Ты слишком многого ожидаешь от меня. Лучше мне уйти, – хрипло выговорил он. – Скажи матери, чтобы берегла тебя.

– Ты не забудешь меня?

– Никогда, моя Львица. Я не могу думать ни о ком другом.

– Я тоже, – всхлипнула она.

Он поцеловал ее мокрые от слез ресницы и уехал. Лайонин не знала, сколько простояла у стеньг, и, хотя, когда возвращалась в замок, солнце уже поднялось, для нее вокруг стоял непроглядный мрак.

Мелита заметила несчастное личико дочери, едва та вошла в парадный зал. Понятно, в чем дело: будущий зять уехал, и теперь Лайонин предстоит трехнедельное ожидание.

Мелита вздохнула. Для девочки это целая вечность, но у нее не будет свободного времени до приезда Ранулфа. Прежде всего следует сшить подходящую одежду. И хотя приданое Лайонин не слишком велико, Мелита была исполнена решимости одеть дочь, как подобает графине.

Она немедленно отправилась на поиски Уильяма, у которого хранился ключ от всех богатств Лоренкорта.

Уильям немного пожаловался на обстоятельства, однако согласился с женой. Из темной холодной комнаты были принесены драгоценности и меха, атлас, шелка, бархат и тонкое сукно. Лайонин ахнула при виде такой красоты, боясь неправильно раскроить и испортить ткани.

Целых три недели она, мать, Мег, Гресси и Люси шили, не разгибая спин. На кайме одной из туник они вышили зеленым шелком крошечных львов и заполнили силуэты овечьей шерстью, чтобы животные получились выпуклыми. Каждый лев был обшит каймой из мельчайших речных жемчужин.

Особое внимание уделялось подвенечному наряду: очень узкой тунике из оранжевой венецианской парчи, рукава которой были скреплены рядом маленьких пуговок, от запястья до локтя. Бесшовное сюрко из рыжевато-коричневого бархата было скроено так, чтобы как можно выгоднее показать груди и бедра Лайонин. Накидка из зеленой сицилийской парчи дополняла наряд. Светло-зеленый феникс, готовый вот-вот рассыпаться в пламени, был выткан на более темном фоне. Капюшон и плащ были подбиты кроличьим мехом цвета весенней травы.