— Райан сделал все это назло? Это не имеет никакого смысла.

— Имеет, когда у Блейка было все, чего он хотел. Включая Дженни.

— Райан был влюблен в Дженни?

— Да, теперь понимаешь, что я имела в виду, говоря бедняжка Дженни?

— Нет. Я вижу слишком много злобы и зависти, и меня тошнит от этого. Это моя жизнь. Это жизнь Блейка. Ты знаешь, что его подставили. Ты знаешь, что Пи принадлежит мне. Ты должна сделать заявление. Это твой шанс все исправить. Сделай это, Фарра, — взмолилась я. Я предоставила этой стерве возможность проявить себя. Она его упустила.

Фарра начала смеяться надо мной.

— Конечно. Я прямо сейчас пойду и выступлю по телеканалу, которым владеет моя семья. Ты проиграла. Ты не получишь Блейка, ты не получишь Лондон, и ты не получишь Райана. Все кончено. Ты проведешь очень много лет за решеткой. Мы с Райаном уберемся из Нью-Йорка к чертовой матери, а Лондон вернется в Шеффилд. Игра закончена.

— На этом все, друзья. С вами была Микки Карли в прямом эфире, здесь на телестудии KSTV. Хотите что-нибудь добавить, мисс KSTV? — я улыбнулась в камеру ее собственного телефона, а затем направила его на нее. Она застыла, как вкопанная, когда поняла, что я на самом деле записала все, что она только что сказала.

— Ты, на хрен, издеваешься? Отдай мне мой телефон, — взвизгнула Фарра, потянувшись за ним. Мои походные ботинки позволяли мне двигаться быстрее, чем ее пятидюймовые каблуки, и я отскочила на несколько футов.

— Тебе, вероятно, стоит закричать, — предложила я, водя своими большими пальцами по экрану, — Не могу поверить, что на твоем телефоне не установлен пароль. Знаешь, при всей твоей власти и все такое. Ты не захочешь, чтобы он попал не в те руки.

— Отдай мне мой телефон. Что ты делаешь?

— Подожди. Я верну его тебе. Я лишь по-быстрому загружу это видео на YouTube. Не переживай, это делается очень быстро.

— Ладно, ладно. Чего ты хочешь?

— Я хочу забрать твоего ребенка. У меня не было намерения использовать это, когда я дала тебе шанс сделать все правильно. Но ты отказалась.

— Я сделаю. Ты не можешь это опубликовать. Это семейный бизнес. Я не могу быть замешанной в этом.

— Но ты сказала, что хочешь уехать отсюда, убраться из Нью-Йорка. Ой, ладно. Вот, держи. Мне пора идти, но это был один из лучших разговоров в моей жизни. Увидимся, — сказала я, протягивая ей ее телефон, — Если бы я была на твоем месте, то не стала бы пока звонить копам.

— Ты не можешь выставить это видео.

— Уже выставила. Как думаешь, сколько времени займет его активация? Может мне стоит позвонить одному из твоих конкурентов. Могу поспорить, они ухватятся за эту историю. Как думаешь, сколько просмотров я получу? У тебя есть немного времени, если хочешь признаться во всем своей семье или еще что. Я ограничила доступ. Пока его никто не может видеть. До тех пор, пока у меня не будет Пи.

— Прости. Я отдам тебе ребенка. Я дам тебе все, что ты хочешь.

— Это все, Фарра. Мне ничего не нужно. Я хочу вернуть свою семью. Я хочу Блейка и Пи.

Это были мои последние слова Фарре. Я рванула вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Я не боялась, что она позвонит в полицию. Мне было наплевать, если она уже позвонила.

Повязав толстовку вокруг талии, я шла по улице с гордо поднятой головой. Может это тоже должно было произойти, как и многое другое. Если бы мы с Блейком и Пи сбежали, Райан с Фаррой по-прежнему оставались бы злодеями. Но была одна вещь, которой я все же не понимала. Почему Блейк не рассказал Холдену о Пи? Они имели право знать. Почему он не рассказал мне? У него было много возможностей рассказать, что Пи была моей племянницей. Он мог сказать об этом в тот вечер, когда я познакомилась с Сарой. Я выложила перед ним все карты, как и перед Сарой, а он решил не делать того же. Почему? Неужели все это зря? Пи была моей семьей, моей настоящей семьей. Как бы там ни было. Это очень много значило для меня. Одно ясно, Фарра была права, когда Блейк любил, он любил действительно по-настоящему, сильно.

***

Находясь наедине с Блейком в его комнате, я спросила.

— Почему вдруг я нервничаю рядом с тобой?

— Потому что я собираюсь заставить тебя кончить, — заверил меня Блейк.

— Теперь я чувствую себя странно, — сказала я, останавливая медленно надвигающийся поцелуй.

Блейк продолжил снимать с меня одежду, которую я не позволила бы снять Райану. Нет. Подождите. Я сама сняла ту одежду, мы с Блейком оба были в баскетбольных шортах. Я уже переоделась.

— Странно?

— Да, будто я обманываю или типа того.

— Райана?

— Нет, идиот. Дженни.

— Дженни умерла почти четыре года назад, — недоумевающе сказал Блейк. Я увернулась от него, и он опустил руки в поражении.

— Но теперь я знаю, что она была моей сестрой, а ты был ее детской любовью. Родственной душой.

— Ты даже не представляешь, как Дженни сейчас улыбается. Дженни безмерно счастлива, что ты здесь.

— Расскажи мне о ней.

— Сейчас? — спросил Блейк с ярко выраженной эрекцией, выделяющейся из его баскетбольных шорт. Я села на его кровать и посмотрела на него. Ничего не могла с этим поделать. Я не пыталась испортить настроение. Я была не в настроении заниматься этим. У меня скопилось столько вопросов, и я хотела получить на них ответы. — Ладно, хорошо. Что ты хочешь знать?

Блейк придвинулся ко мне и, нежно целуя, повалил меня на кровать. Я думала, что мы покончили с разговорами, когда он уложил меня и навис надо мной. Мы целовались, и любовь, которой я жаждала эмоционально, постепенно пропитывала мое тело. Как только я почувствовала трепет между ног, Блейк перекатился на бок и улыбнулся мне.

— Что ты хочешь узнать? — повторил он. Мне нравилась эта позиция. Блейк был без рубашки в черных баскетбольных шортах. Я была без кофты в белых баскетбольных шортах. Мой светло-розовый лифчик подходил по цвету к двум розовым полоскам по бокам шорт. Рука Блейка покоилась на моем животе.

— Просто расскажи мне о ней. Какой она была?

Я заложила руки за голову, а Блейк закинул на меня ногу, прижав к себе. Я вздрогнула от удовольствия, когда он улыбнулся мне, задумавшись, что сказать. Его небольшая улыбочка превратилась в настоящую улыбку, когда он заговорил.

— Она была очень похожа на тебя.

— Правда?

— Да, вообще-то это здорово.

— В чем, например?

— Ну, она одевалась также, — объяснил он, обмотав небольшой шнурок вокруг своего мизинца.

— Неужели?

— Ага, даже, когда мы были женаты. Она все время заезжала ко мне в офис в баскетбольных шортах, чем приводила Холдена в бешенство.

— Теперь ты называешь его Холденом чаще.

— Да, полагаю, что так. Думаю, он нравился мне больше, когда был Холденом.

— Отцом Дженни?

— Да, — согласился он, целуя меня в губы.

— Что еще?

— Хмм, ну она была очень близка со своей матерью. Холден не хотел детей. Он хотел империю, поэтому, когда он согласился на Дженни, Сара знала, что другой возможности у нее уже не будет. Они были очень близки.

— Мне это нравится. Я тоже была близка со своей мамой. Я собираюсь быть такой же с Пи.

— Ты уже такая.

— Что еще? — улыбнулась я, — Ты лишил Дженни девственности?

— Да, я. Нам было по четырнадцать.

— Что? — спросила я, пытаясь сесть. Он засмеялся, удерживая меня своей ногой и сильной рукой, — Вам было четырнадцать?

— Да, и догадайся, где это произошло?

— Понятия не имею.

— На крышке рояля Августа Ферстера. Мы занимались музыкой.

— Четырнадцать?!

— Да, четырнадцать. Может быть, мы знали, что у нас не так много времени, как должно быть. Надо было начинать раньше. — я была счастлива, что Блейк рассказывал мне о себе и моей сестре с такой любовью. Думаю, Блейк наконец-то смирился. Он мог говорить о Дженни без ненависти ко всему миру, забравшему ее у него. Он говорил о ней с большим восхищением.

— И вы продолжали заниматься этим после?

— Ну, да! До тех пор, пока ее мама не застукала нас, но, по крайней мере, нам было уже пятнадцать, а не четырнадцать.

— О, Боже, Сара застукала вас? Прямо, когда вы этим занимались?

— Ага, Дженни сидела на мне, двигаясь вверх-вниз, когда Сара наткнулась на нас. Мы не хотели этого делать, но это случалось довольно часто.

— Ты имеешь в виду, что не мог держать свои руки подальше от нее?

— Понимаешь, дело в том, что это Дженни была коварным подстрекателем. Она не могла держать свои руки при себе, — я снова улыбнулась. Так держать, Дженни. Я задавалась вопросом, можно ли это выработать в себе, или мне этого не дано. Я бы никогда не смогла держать все под контролем. Я бы умерла.

— И что сказала Сара?

— Она наорала на нас, позвала моего отца, угрожала, что закроет его школу, и забрала ее с уроков фортепиано.

— Но ты все равно виделся с ней?

— При каждом возможном случае. Сара знала, они все знали. К тому времени, как нам исполнилось шестнадцать, все вернулось на круги своя, и Дженни принимала противозачаточные.

— А она, ну знаешь.

— Что?

— Когда вы занимались сексом. Она проходила все до конца?

— То есть, кончала? Можешь произносить это слово. Оно не плохо. И да, она кончала. Именно поэтому она не могла держать свои руки при себе. Как только она узнала, что я могу заставить ее испытывать такое, она не могла насытиться. Ты будешь срывать с меня одежду, как только я появлюсь на пороге, — подразнил он, снова целуя меня.