— Я не могу писать в воду. Рыба будет ее пить.

— Хорошо. Давай выберемся на берег.

На ужин мы с Пи опять наловили рыбы. Как и прошлым вечером, нам хватило шесть бедных рыбок, чтобы наесться. Алюминиевая фольга с наших баночек с яблочным пюре пригодилась для запекания рыбы на костре. У нас не было картошки, но мы поделили пополам последний запеченный Твинки.

Мы с Пи молча сидели и наблюдали за языками костра, и я задумалась, чем мы займемся на следующий день. Согласно нашей карте, мы должны столкнуться с многочисленными туристическими лагерями вдоль берега реки. Если мои расчеты верны, у нас оставалось часа три, прежде чем мы вновь вернемся в цивилизацию. Мне было немного грустно. Почему бы нам просто не остаться здесь? Нам ничего не нужно, кроме друг друга. Ах да, потому что у нас остался один брауни, о котором Пи не знала, пакетик сухих фруктовых колечек, одна упаковка раскрошенного крекера, яблоко и батончик мюсли, который Пи не съест, даже если будет умирать с голоду, и пикси стик (pixy stick – кисло-сладкая конфета в виде порошка, четырех фруктовых вкусов, которая обычно завернута в упаковку, напоминающую соломинку для питья. Это зарегистрированный бренд фирмы Нестле. Прим.пер.). Это все, что у нас было, и мне нужно было решить, что же делать дальше.

Предполагалось, что это сработает. Предполагалось, что меня невозможно будет выследить. Я должна была следовать своей интуиции и пользоваться наличкой. Я не должна была переживать по поводу использования наших настоящих имен. Мы не могли ими пользоваться. Куинн знал, но откуда? И на кого он работал? На Блейка, Холдена, Райана или Фарру? Я никому не могла доверять. Ни единой душе. Только я и Пи, и об этом я должна была помнить в первую очередь.

Как только я еще раз сходила с Пи за камень перед сном, я накрыла ее тонким одеялом. Я понятия не имела, почему мы должны ходить в туалет за камень, не похоже было, что кто-то увидит нас, но, какая разница. Она положила голову мне на колени, и я подумала, что же дальше. Наблюдая за оранжевыми, голубыми и красными всполохами тлеющего костра, я составляла план. Вообще-то нет, в действительности я думала о Блейке и гадала, как он справлялся с арестом. Ничего хорошего. Я не могла представить Блейка за решеткой в тюремной робе, или такое бывает только по телевизору?

Я подоткнула одеяло вокруг Пи и убрала прядь волос с ее лица. Ей требовалось хорошенько помыться, шампунь и щетка. Ни одна из нас не подумала о расческе, но было здорово не нуждаться в ней. Именно этим я занималась перед нашей с Блейком первой ночью. Я сидела на кровати Пи и расчесывала ее волосы. Я слышала, как она болтала о пустяках, но все мое тело потряхивало от страха.

***

— Хочешь почитать новую книгу? — спросила Пи, сползая со своей кровати. Я схватила ее за руку, чтобы она не упала, когда ее голова чуть не перевесила ее попку. Клянусь, она была самым неуклюжим трехлетним ребенком, которого я знала.

— Ты не знаешь, где моя мама? — спросил Блейк, стоя в дверях.

— Ей нужно пить, — ответила Пи, сдвинув книги на пол. По ее лицу я могла сказать, что она что-то задумала. Во время праздника одна из этих новых книг привлекла ее внимание, и она искала ее.

— Она спустилась вниз в бар отеля, — объяснила я.

Блейк покачал головой.

— Как долго ты здесь будешь?

— Вы серьезно? Сейчас восемь вечера. Вы куда-то торопитесь?

— Да, типа того. Мне нужно работать.

— Папа, можешь почитать мне эту? — спросила Пи, посмотрев на него снизу-вверх.

— Пусть лучше Макайла почитает тебе.

— Нет, потому что ты должен это сделать, потому что ты подалил лучший подалок. Ты ииглал.

— Я ииглал?

— Да, за лучший подалок.

— Тебе мой подарок понравился больше остальных?

— Ага.

— Пи, зачем ты прикрываешь так глаза? — спросила я, испугавшись, что что-то случилось. Она держала свою руку прямо над правым глазом так, словно смотрела в море.

— Солнце в глаза, давай, папочка, — сказала она, опустив руку, и бегом вернулась в свою кровать. Я засмеялась, а Блейк – нет. Было полдевятого вечера, мы были в помещении, а ей в глаза светило солнце. Когда Блейк подвинулся, я увидела ее солнце. Лампа в коридоре была именно в том месте, куда она смотрела. Глупышка.

У меня сердце сжалось при виде Блейка, растеряно взиравшего на нее, словно он не знал, что делать, когда она обхватила своей ручонкой его палец и потянула его к кровати. Как он мог не быть без ума от собственного ребенка? Не просто любого ребенка. Пи была другой, она была особенной. Почему он этого не видел?

— Вы двое развлекайтесь. Я пойду, приму душ.

— Ты бросаешь меня? Что мне делать?

— О, Боже, Блейк. Вы ведете себя так, будто оказываете первую помощь, делая искусственное дыхание. Это сказка. Мы либо лежим, обнявшись, в кровати, либо Пи сидит у меня на коленях и переворачивает страницы. Спросите ее, — я, отказываясь ему верить, кивнула в ее сторону, — Она ведь даже говорить умеет, — бойко ответила я, оставив их вдвоем, чтобы они подружились. И удрала.

А потом настала моя очередь переживать. Черт. Я действительно собиралась это сделать? Как бы сильно я не хотела избавиться от звания девственницы, мне хотелось сохранить его еще какое-то время. Я делала это, потому что не хотела, чтобы кто-то другой занял мое место рядом с Пи. Что если, он найдет кого-то, кто опять не будет ее любить? Хотя, я была уверена, что Блейку не составит никакого труда найти мне замену, я также была уверена, что секс и деньги будут иметь приоритет над Пи.

— Ладно, мама. Ты сказала, что всегда будешь рядом. Будь рядом. Это вот-вот случится. По-настоящему, — сказала я, расхаживая взад-вперед по ванной комнате, умоляя свою мать, чтобы она успокоила меня, как делала это раньше.

Я продолжала нервничать, принимая душ. Я даже не могла побрить ноги, потому что у меня тряслись руки, а что прикажете мне делать с этими волосами? Когда дело доходит до этого, у всех парней разные вкусы. Я прочитала обо всем этом в журнале, который стащила в вестибюле в больнице.

Горячая вода стекала по моим закрытым глазам, и я задержала дыхание, пытаясь вспомнить тот разговор с мамой. Тогда, сразу после Рождества, в Чикаго было холодно.

***

— Что ты читаешь? — спросила она слабым голосом. Я сидела на подоконнике, используя для чтения уличное освещение. Я не хотела ее разбудить, поэтому не включала свет. Я хотела, чтобы она отдохнула от рака. Ее тело тоже не могло справиться с почечной недостаточностью. Даже в семнадцать лет я знала об этом. К тому времени я узнала достаточно, чтобы пройти подготовительные курсы для поступления в медколледж.

— Cosmopolitan.

— Ты не можешь это читать. Он для взрослых.

— Ты когда-нибудь брила там?

— Что? Такое ты у меня тоже не можешь спрашивать.

— Ладно, у кого ты предлагаешь мне спрашивать о таких вещах? — спросила я, подходя к ней. Игривый тон испарился, когда я присела рядом с ней на кровать. Она взяла мою руку своей костлявой, холодной рукой.

— Можешь спрашивать у любого, с кем тебе комфортно общаться. Может у жены твоего отца.

— Мам. Перестань.

— Ребенок, ты такая упертая.

— Нет, я не такая. Я ходила к нему. Ты звонила ему. Он не хочет иметь ничего общего со мной.

— Микки, это было два года назад. Мы же можем попытаться еще раз? Пожалуйста.

— Пойду, найду чего-нибудь перекусить. Ты хочешь чего-нибудь?

— Ладно, ладно. Подожди. Присядь.

— Нет, если бы собираешься быть серьезной.

— Мы должны быть серьезными, Микки.

— Как вы себя чувствуете, Виктория? — спросила медсестра со второй смены, войдя в палату. Она мне нравилась. Джиллиан была там самой милой медсестрой. Она никогда не грубила, и не была злобной, как некоторые другие медсестры.

— Вы бреете свою киску? — спросила моя мама. Я посмотрела на шокированное лицо Джиллиан, а затем снова на свою маму. Мои губы расплылись в улыбке, и мы обе просто покатились со смеху.

— Я переведу вас наверх на седьмой этаж. Тебя тоже, Микки. Что это за вопрос? — улыбаясь, спросила она, пока держала два пальца на очень худом, крохотном запястье моей мамы.

Я показала журнал, и ее голова дернулась в том же направлении.

— В этой статье говорится, что бритье – это сексуально.

— Думаю, это возможно. Зависит от парня.

— А у тебя там есть волосы? — спросила я. Моя мама улыбнулась странной улыбкой. Тогда я не поняла ее, но с Пи я научилась много улыбаться. Та улыбка была ее моментом гордости, так я улыбалась, когда Пи училась чему-то новому. Моя мама была счастлива, что я болтала с ней о девчачьем. Может быть ей не очень удобно было отвечать на некоторые вопросы, но в тот день она была рада за Джиллиан.

— Когда-то брила, но сейчас нет. Я замужем уже шесть лет, работаю медсестрой полный рабочий день, имею двоих детей, пяти и трех лет, и на это у меня больше нет времени. Поддерживай ее в порядке, и она будет настолько сексуальной, насколько ты хочешь. Я говорю, будь открытой. Если он хочет попробовать это, а ты не против, дерзай. Если это сексуально для тебя и твоего партнера, тогда это сексуально. Джейсону она нравится в любом виде, лишь бы он мог получить ее, — засмеялась она.

***

Следуя совету медсестры, которая когда-то заботилась о моей матери, я выскочила из душа и пересекла ванную. Лужицы воды следовали за мной до умывальника и обратно до душа, где я, воспользовавшись ножницами, немного привела в порядок свою киску, посчитав, что так будет сексуально, а потом проверила свою работу в зеркале. Я не хотела, чтобы она выглядела, как лысая кошка. Мои пальцы опустились к волосам и сжались в кулаки, я сделала глубокий вдох и выдох в попытке успокоить себя от неизбежного.