Лошадь была старой и плохонькой, и ее рысца немногим отличалась от оживленного прогулочного шага. Темнело, и Анне надо было только высмотрел местечко поровнее и соскользнуть с повозки. Она упала на колени, поцарапав ладони, но повозка преспокойно поехала дальше, а Анна ушиблась не сильно. Она встала, хорошенько осмотрелась вокруг и направилась в сторону леса. Там она могла бы спрятаться, пока не закончится это сражение, а потом добраться до полка Рейнольда. Ей непременно поможет Фрэнсис или лейтенант Саймондс. В любом случае, домой она, разумеется, сейчас вернуться не могла.


Фрэнсис, находившийся в центре, видел, как протекала почти вся битва. Их правый фланг был прорван, но кавалерия во главе с Горингом на левом крыле, обрушившись на конницу Ферфакса, обратила ее в бегство, и теперь можно было рассчитывать, что Горинг окажет им некоторую помощь в центре. Фрэнсис скакал вдоль рядов своих солдат, приободряя их, когда, к его удивлению, к нему легким галопом прискакал Сэм Саймондс. Что же, черт подери, он мог делать здесь, вдали от своих солдат?

– Фрэнк! – лицо Саймондса выражало крайнее беспокойство. – Что-то плохое… с твоей сестрой…

– С моей сестрой?! – в изумлении воскликнул Фрэнсис. – Сэм, успокойся… в чем дело?

– Один из солдат только что рассказал мне… он отвел Рейнольда повидаться с твоей сестрой, туда, к провиантским повозкам, как раз когда началась первая атака. Она приехала повидаться с ним, одному Богу известно зачем. Этот солдат видел, что Рейнольд ранен, а потом ему самому пришлось бежать. Он добрался до меня, только вот Рейнольд не вернулся, и Бог знает где твоя сестра! Я должен отправиться на их поиски.

У Фрэнсиса еще было время оглядеть все вокруг полным отчаяния взглядом. Неприятель превосходил их числом по меньшей мере вдвое.

– Слушай, – крикнул он, – не будь болваном! Рейнольд и сам о ней позаботится. Ты-то что можешь сделать?

Сэм открыл было рот, чтобы ответить, но не успел. Неприятель продолжал наступать, и им приходилось отходить назад. Фрэнсис развернул своего коня. Позади них был огороженный участок земли, который при обороне предоставил бы им определенное прикрытие. И он принялся осторожно, группу за группой, отводить своих людей назад, медленно, чтобы не дать толчка к беспорядочному бегству Никакой помощи от Горинга не приходило, он сам сражался не на жизнь, а на смерть с кавалерией Кромвеля, который, прорвав правое крыло, развернулся вправо и, огибая поле битвы, атаковал другое крыло.

Добравшись до этого огороженного участка, они заняли там позиции. Лошадь Фрэнсиса убили прямо под ним, так что ему пришлось командовать своими людьми спешенным, и он больше не видел ничего, кроме того, что творилось непосредственно вокруг него. Он мимолетно подумал о Рейнольде с Сэмом и о своей сестре – это, конечно, могла быть только Анна, ибо Гетта не способна на подобное безрассудство. Его ранило в руку, потом в лицо, но раны были легкими и не причиняли ему большого беспокойства.

Темнело, а их оставалось все меньше и меньше Взошла луна – бледный серп на фоне бархатистого неба.. Они были окружены неприятелем со всех сторон, почти вся вражеская кавалерия обрушилась на них. У противника оказалось больше резервов, и «барашкам» непрерывно приходилось драться против свежих сил. Бились врукопашную старые противники, воины с Приграничья и шотландцы. Темнота не позволяла разглядеть что-либо дальше нескольких ярдов с обеих сторон. Белые мундиры воинов с Приграничья теперь обагрились кровью, Фрэнсис отирал с глаз пот и кровь насквозь промокшим обшлагом мундира. Рука его настолько устала, что когда он поднимал ее, она горела от боли. А потом наступило затишье. Неприятель держался в стороне Может быть, он отступал? Но нет – это было сделано лишь для того, чтобы дать им шанс сдаться.

– Сдавайтесь! – доносился со всех сторон требовательный клич. – Вам не победить! Сдавайтесь – и мы пощадим вас!

Фрэнсис посмотрел на своих солдат, которых он так полюбил, стойких невысоких воинов с Приграничья, и увидел в каждом лице одни и те же гнев и презрение, одну и ту же решимость. Сдаться шотландцам? Просить какого-то шотландца о пощаде?! Это был старинный враг, и ненависть к нему была в крови у каждого «белого мундира», она воспитывалась в них столетиями набегов, убийств, пожаров, грабежей… Сдаться какому-то варвару-шотландцу? Никогда!

И битва возобновилась. Так где же этот Ньюкасл? Где же Руперт, Эйтин, Горинг, Байрон, где все их командиры? Куда подевалась их кавалерия? Пропало, все пропало, все, кроме «белых мундиров». Стало совсем темно, все было кончено, сражение проиграно, Англия проиграна, они падали на землю в этом мраке, но зубы их были оскалены в бешенстве, «барашки» продолжали сражаться, погибая, но не сходя с места, погибая прямо в строю, и белые мундиры краснели от их крови. Фрэнсис пал в самом конце, как раз перед тем, как «круглоголовые», пресытившись, наконец, убийством, двинулись вперед и разоружили последних из «барашков», взяв их в плен и этим спасая им жизни. Утром в этом полку насчитывалось четыре тысячи солдат, пленных же оказалось не более сорока.


Поначалу Гетта хранила молчание, когда привратник доложил, что пропали Анна и конюх. Если Анна вскоре вернется, то у нее будет наготове какая-нибудь отговорка, и Гетте совсем не хотелось без нужды выдавать ее. Но когда лошади возвратились без седоков и просочились первые сообщения о сражении, она не смогла более хранить эту тайну. Родители выслушали ее в молчании, а потом Мэри-Эстер, издав ужасный, душераздирающий крик, осела на пол, обхватив себя руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Глаза ее расширились от потрясения. А Эдмунд широкими шагами двинулся к двери и позвал Клемента. Когда тот явился, Эдмунд сказал:

– Оседлай Титанию и еще одну лошадь и жди меня на дворе.

Клемент ушел, а Эдмунд направился к камину и снял со стены пару пистолетов.

– Эдмунд, – воскликнула Мэри-Эстер, – что ты делаешь? Ты не можешь уходить из дома – там же сражение, страшное сражение!

– А ты хотела бы, чтобы я ничего не делал? – отозвался он. – Там моя дочь!

– Тебя ведь могут убить.

– О, на это у меня есть все права. Это моя вина. Мне бы следовало получше присматривать за ней.

Мэри-Эстер встала и направилась к нему, но холодность в их отношениях не позволила ей коснуться мужа.

– Будь осторожнее, – попросила она. Мэри-Эстер не понимала, какую пользу может принести его поездка, и боялась потерять еще и его, но сказать все это она не могла. Поскольку лошади возвратились без седоков, Анна, по всей вероятности, уже была мертва и не нуждалась в помощи отца, так что Эдмунд рисковал бы своей жизнью напрасно. Но он уже вышел, едва бросив на нее мимолетный взгляд. И женщины остались в одиночестве ожидать вестей о победе или поражении, жизни или смерти.

Первыми беглецами, проследовавшими мимо Морлэнда, были кавалеристы-«круглоголовые» из крыла сэра Томаса Ферфакса. По их словам, они были разбиты и обращены в бегство Горингом. Один или двое остановились выпить воды и перевязать раны. Гетта, ухаживавшая за ранеными, негромко, с отчаянием в голосе спросила, не знают ли они что-нибудь о младшем лейтенанте Хобарте, но никто ничего не знал. Позже явились роялисты, раненые и спасающиеся бегством. Ричард приказал слугам не впускать их, едва не вызвав этим открытый бунт, но тут в дело вмешалась Мэри-Эстер, успокоила разъяренных слуг и твердо заявила Ричарду, что никому не будет отказано в помощи.

– Ты осмеливаешься указывать мне, какие раны я могу перевязывать, а какие – нет? Я ухаживала за своими врагами во время осады.

Ричард посмотрел на нее пристыженно и вызывающе, однако сдержал свой язык.

Сообщения о битве приходили противоречивые, И было просто невозможно определить, что же там происходит. Каждый солдат знал только о том небольшом участке, на котором он находился, и сбивчиво, в нескольких словах рассказывал свою историю. Потом возвратился Эдмунд, уставший, с побелевшим лицом… и без Анны. Мэри-Эстер сбежала вниз и встретилась с ним на конюшенном дворе. Передавая Титанию конюху, он сказал:

– Я заезжал во все окрестные дома, но не нашел никого, кто бы видел ее или слышал о ней. А к полю боя я не смог подобраться близко. Думаю, она должна быть там, под защитой этого Саймондса… или…

Он не смог произнести этого слова. Мэри-Эстер облизала пересохшие губы и спросила:

– А как идет сражение? Все рассказы такие разные…

– Издали трудно определить, темно, но, похоже, у наших больше солдат.

– У наших? – резко переспросила Мэри-Эстер. Но Эдмунд слишком устал и не заметил ее негодования.

– Роялистов меньше, и, по слухам, принц Руперт бежал, и все прекратили сопротивление, кроме полка лорда Ньюкасла.

Их глаза встретились. У измученной Мэри-Эстер уже не хватало сил, чтобы быть жестокой.

– А как же твои сыновья? – спросила она и, посмотрев ему в глаза еще мгновение, отправилась ухаживать за ранеными.

Немного погодя прибыло несколько солдат Руперта. Трое из них сидели верхом на одной измученной лошади, которая, похоже, могла вот-вот рухнуть прямо под ними. Соскользнув на землю, они попросили воды. Двое поддерживали третьего, рука которого была разрублена у плеча почти насквозь. Они отвели его в коридор, и Мэри-Эстер, опустившись подле него на колени, как можно лучше перевязала рану, хотя и понимала, что это ему уже не поможет Лицо его было восковым от потери крови и приближающейся смерти.

– Какие новости? – негромко спросила она. – Какие новости о моей семье? – остальные двое обменялись взглядами, явно не желая отвечать. – Умоляю, скажите мне правду! Вы видели их… капитана Гамильтона и лейтенанта Морлэнда?

– Госпожа, мы не знаем ничего о капитане Гамильтоне, но мы видели, что лейтенант Морлэнд погиб, – наконец ответил один из них.

Удар оказался слабее, чем она могла бы ожидать. Эти слова, похоже, не так уж много для нее значили.