—Вы не приходили. Мне было одиноко. Я...

—Я был занят. Идемте. Присядьте. Успокойтесь.

Пока он вел ее в гостиную, она цеплялась за его руку.

—Реджинальд. Ребенок. Ребенок...

—Да, да, — Харпер высвободился, подтолкнул ее в кресло и отошел к буфету налить себе виски. — Какое несчастье... Врач сказал, что ничего нельзя было сделать, а вы нуждались в отдыхе и покое. Я слышал, вы были нездоровы.

—Ложь. Это все ложь.

Он повернулся к ней, вгляделся в ее лицо, заметил, как висит на исхудавшем теле платье.

—Я и сам вижу, что вы нездоровы, Амелия. Думаю, вам пойдет на пользу морской воздух, — равнодушно улыбаясь, он облокотился на каминную полку. — Не хотите пересечь океан? Надеюсь, морское путешествие успокоит ваши нервы и вернет вам здоровье.

—Я хочу моего ребенка. Он все, что мне нужно.

—Ребенок умер.

—Нет, нет, нет! — Она вскочила, снова вцепилась в него. — Они украли его. Реджинальд, он жив! Наш ребенок жив. Врач, повитуха, они все были в заговоре. Я теперь это знаю, я понимаю это! Вы должны пойти в полицию, Реджинальд. Вас они выслушают. А еще вы должны заплатить любой выкуп, если потребуется.

—Амелия, это безумие, — он отцепил от лацканов сюртука ее пальцы. — В полицию я не пойду ни в коем случае.

—Тогда пойду я. Завтра же я обращусь в участок.

Его улыбка исчезла, лицо окаменело.

—Вы не сделаете ничего этого. Вы отправитесь на корабле в Европу. Десять тысяч долларов помогут вам обустроиться в Англии. Это мой прощальный подарок вам.

—Прощальный? — Ноги подкосились, и она рухнула в кресло, ухватившись за подлокотник. — Вы... вы бросаете меня?

—Нас больше ничего не связывает. Я прослежу, чтобы вы хорошо устроились, и, уверен, морское путешествие восстановит ваше здоровье. В Лондоне вы сможете найти другого покровителя.

—Как я могу уехать в Лондон, если мой сын...

—Вы уедете, — прервал Реджинальд и отхлебнул виски. — Или не получите ничего. У вас нет сына. У вас нет ничего, кроме того, что я соблаговолю вам дать. Дом, в котором вы живете, одежда и драгоценности, которые вы носите, принадлежат мне. Было бы разумно помнить, как легко я могу все это забрать.

—Забирайте, — прошептала она, и вдруг что-то в его лице подсказало правду ее расколотому сознанию. — Вы хотите избавиться от меня, потому что... вы знаете. Это вы забрали моего ребенка.

Харпер допил виски, не сводя с нее пристального взгляда, и поставил пустой стакан на каминную полку.

—Вы думали, что я позволю такому жалкому существу, как вы, воспитывать моего сына?

— Моегосына! — она снова вскочила, выставив руки с согнутыми, будто когти, пальцами.

Оплеуха остановила ее.

За два года покровительства он ни разу не поднял на нее руку...

—Выслушайте меня очень внимательно. Никто не узнает, что мой сын рожден шлюхой. Он вырастет в Харпер-хаусе как мой законный наследник.

—Ваша жена...

—Поступит, как ей прикажут. Как и вы, Амелия.

—Я пойду в полицию.

—И что вы там скажете? Врач и повитуха, принимавшие у вас роды, подтвердят, что вы родили мертвую девочку, а другие подтвердят, что моя жена родила здорового мальчика. Кто вы такая, Амелия, чтобы противостоять мне? Что значит ваше слово против моего слова или слов врача? Ваши собственные слуги поклянутся, что вы были больны и странно вели себя.

—Как вы можете так поступать?..

—Мне нужен сын. Думаете, я выбрал вас по влечению сердца? Вы молодая и здоровая, вернее, были здоровой. Вам щедро платили за ваши услуги. И за эту услугу вы получите хорошее вознаграждение.

—Вы не отнимете его у меня! Он мой.

—Вам принадлежит лишь то, что позволю я. Дай вам возможность, вы бы от него избавились. Вы не увидите его ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Через три недели вы уедете. На ваше имя будет переведено десять тысяч долларов, а до тех пор я буду оплачивать ваши счета. Это все, что вы получите.

Он направился к дверям.

—Я убью вас! — крикнула Амелия.

Эти слова лишь вызвали у него усмешку.

—Вы жалкое создание, как и все шлюхи. Запомните, Амелия, если вы посмеете приблизиться ко мне или к тому, что принадлежит мне, вас арестуют и поместят в психиатрическую лечебницу как сумасшедшую, представляющую угрозу для окружающих. — Он жестом приказал слуге принести шляпу и трость. — Уверяю, вам там не понравится.

Она завизжала, дергая себя за волосы, разрывая платье, раздирая ногтями в кровь свое тело.

И когда разум окончательно покинул ее, она медленно побрела наверх в изорванном платье, мурлыкая под нос колыбельную.


1

Харпер-хаус

2004 год, декабрь

Рассвет, точнее, хрупкие, полные обещаний мгновения перед рассветом были ее любимым временем для пробежки. Сам же утренний бег трусцой трижды в неделю представлялся чем-то вроде рутинной обязанности, а Розалинд Харпер никогда не пренебрегала своим долгом.

Она бегала ради здоровья. Женщина, которая только что — вряд ли уместно сказать «отпраздновала» — отметила сорок седьмой день рождения, должна заботиться о своем здоровье. Разумеется, ее тело уже никогда не будет таким, как в двадцать лет или даже в тридцать, но, видит бог, оно может быть наилучшим, какое только возможно в сорок семь.

Пусть у нее нет ни мужа, ни любовника, но она носит имя Харперов и должна помнить об этом...

Однако никто не сказал, что это должно ей нравиться.

В спортивном костюме, защищающем от утреннего холода, Роз выскользнула из спальни на веранду и начала разминаться.

Дом, прежде слишком пустой, был тих и сейчас, но лишь потому, что все его обитатели еще мирно спали. Какой подарок судьбы — встретить на жизненном пути и полюбить всех этих людей!

Верный Дэвид, ее названый сын, ведет хозяйство, развлекает, когда ей грустно, и не попадается на глаза, когда ей необходимо одиночество.

Стелла с двумя потрясающими сыновьями... Роз считала тот день, когда наняла Стеллу Ротчайлд управлять питомником, счастливым.

Правда, скоро Стелла выйдет замуж за Логана Китриджа, переедет к нему и заберет с собой мальчишек, но, во-первых, Стелла и Логан чудесная пара, а во-вторых, дом Логана всего в паре миль от Харпер-хауса.

И Хейли. Хейли останется, оживляя старый дом юным задором. Счастливый случай, и туманное родство привели на этот порог Хейли, бывшую тогда на шестом месяце беременности, и Роз обрела дочь, о которой втайне мечтала, а в качестве бонуса — почетное звание бабушки очаровательной маленькой Лили.

Роз удивилась, что даже не сознавала свое одиночество до тех пор, пока эти две женщины не заполнили пустоту в ее жизни, в ее душе, в ее доме. До их появления она старательно отгоняла мысль о том, каким огромным и тихим стал дом, когда его покинули двое из трех ее родных сыновей, и страшилась того дня, когда Харпер, ее первенец и опора, покинет гостевой домик, расположенный всего в нескольких шагах от главного дома.

Но что делать, такова жизнь. Никто не понимает это лучше садовода, для которого жизнь — череда перемен. Цикличность необходима, без нее невозможно цветение.

Роз, высокая, гибкая, с коротко стриженными черными волосами, сбежала по наружной лестнице, перешла на шаг, огибая дом, чтобы не спеша полюбоваться полупрозрачными клубами тумана, окутавшего зимние сады, серебристыми листьями овечьих ушек, мерцающими в капельках росы, алеющими гроздьями рябины, еще не тронутыми птицами.

Ближе к подъездной аллее Роз перешла на легкий бег. Взгляд ее глаз цвета выдержанного виски заскользил по высоким магнолиям, изящным кизиловым деревьям, декоративным кустарникам, фиалкам, высаженным всего пару недель назад, и клумбам, словно затаившимся в ожидании скорого цветения.

Роз твердо знала, что в западном Теннесси у ее поместья не найдется конкурентов, как не найдется особняка, способного соперничать с изысканным величием Харпер-хауса.

Она привычно развернулась в конце подъездной дорожки и побежала на месте, разглядывая прекрасное здание, искусно сочетающее классический стиль и готику. Камень теплого желтого оттенка мерцал в жемчужной туманной дымке, белели изящные рамы высоких окон, парили кружевами перила третьего этажа, раздваивающаяся лестница поднималась к веранде, обвивавшей второй этаж и защищавшей от непогоды парадный вход.

Роз любила просторный фамильный дом и все, что он олицетворял для нее.

Она лелеяла его с тех самых пор, как он перешел в ее руки после смерти родителей. Она вырастила в нем своих сыновей и потеряла мужа. Она радовалась в нем и горевала.

Придет день, и она передаст дом Харперу, как передали его ей. Роз благодарила бога за свою уверенность в том, что Харпер будет любить и лелеять его так же, как она сама.

Все, чего ей это стоило, не идет ни в какое сравнение с тем, что дом дарит ей, и с теми мгновениями, когда она любуется им в утреннем тумане.

Роз вспомнила, что встала в такую рань не полюбоваться домом, а пробежать свои три мили, и устремилась на запад, держась поближе к обочине, хотя в это время здесь редко проезжали машины. Чтобы отвлечься от раздражения, неизменного при пробежке, она стала мысленно перебирать список сегодняшних дел.

Пора удалить семядоли со здоровых многолетников, проверить все саженцы на признаки заражения мучнистой росой, а некоторые из более зрелых сеянцев уже наверняка готовы к пересадке.

Да! Стелла просила подобрать для праздничных распродаж побольше амариллиса и пуансетий, ящиков для луковичных, веночков и гирлянд. С веночками справится Хейли. У девочки хороший вкус и ловкие руки.

А сколько предстоит возни с выращенными на делянке рождественскими елями и остролистами! Слава богу, этим может заняться Логан.