Барбара Картленд - Черная пантера

— Тебе скучно, Лин? — спросил меня Филипп.

— Естественно, нет, — ответила я. — Вечер просто замечательный.

— Думаю, старшее поколение очень довольно, — с удовлетворением проговорил Филипп. — Я только что был в зале для бриджа — там яблоку негде упасть, за всеми столами идут баталии в духе старых времен.

— Если хочешь увидеть настоящую толпу, — сказала я, — загляни в столовую. Надеюсь, еды достаточно. У меня такое впечатление, что многие из гостей неделями не видели пищи.

— Ты слишком молода, чтобы оценить хорошо приготовленные блюда, — улыбнулся Филипп. — Уважительное отношение к еде приходит с возрастом. Это последняя страсть, которой люди отдаются на склоне лет!

После этого танца нам так и не предоставилась возможность поговорить или погулять по саду, что было доступно другим парам. Казалось, все только и ждали, чтобы перекинуться парой слов со мной или с Филиппом. Вскоре опять зазвучала музыка, и меня пригласили на танец.

Только через час мне удалось немного передохнуть. Кто-то из кавалеров — не знаю, намеренно или будучи слишком увлеченным ужином, — пропустил заказанный им танец. Едва я сообразила, что мой партнер не придет, я сразу же выскользнула в открытую стеклянную дверь, вместо того чтобы болтаться по бальному залу, где меня немедленно пригласили бы танцевать. Я направилась в дальний конец террасы, скрытый в тени. Ступеньки в сад были освещены светом фонарей.

Я огляделась. В креслах, расставленных на лужайке под арками, увитыми розами, или под раскидистыми деревьями, сидели гостям. Вдали виднелось озеро, по его мерцающей серебром глади, в которой отражался свет фонарей, медленно скользили лодки с парочками, которые предпочли тишину и спокойствие теплого летнего вечера шуму и духоте залов.

Я облокотилась на каменные перила и вспомнила, что именно здесь Филипп предложил мне стать его женой и я, согласившись, приняла решение, которое изменило всю мою жизнь и дало мне все, за исключением большого счастья. Однако я все еще надеялась, что счастье придет ко мне.

— Я буду ждать! — обратилась я к звездам.

Я и так получила очень много: доверие Филиппа, его привязанность и дружеское отношение ко мне, которые позволяли предполагать, что наша семейная жизнь будет основываться если не на любви, то хотя бы на взаимности интересов и единстве целей.

Я рассказала Филиппу, что много читаю и изучаю специальную литературу, готовя себя к тому времени, когда в конце следующего года он займет новый пост.

— Каких еще сюрпризов можно ждать от тебя? — спросил он меня. — Я начинаю думать, что, прежде чем передать какой-нибудь меморандум премьер-министру, мне придется консультироваться у тебя.

— Я хочу помочь тебе, — застенчиво проговорила я.

— Ты и так мне помогаешь, — ответил он. — Ты даже представить не можешь, как велика твоя помощь. Когда ты рядом, я чувствую себя счастливым, — гораздо более счастливым, чем был девятнадцать лет назад — и умиротворенным. Ты дала мне возможность вновь поверить в себя. И я благодарен тебе, Лин.

Тогда меня охватил непередаваемый восторг, и я едва смогла пробормотать в ответ что-то нечленораздельное. Но потом, когда я оставалась одна, я нередко вспоминала его слова, его интонацию, прикосновение его руки и вновь переживала те же эмоции.

Я так глубоко задумалась, что раздавшийся шорох гравия заставил меня вздрогнуть. Я подняла глаза и увидела рядом с собой высокую фигуру.

— Я вас побеспокоил? — По голосу я узнала господина Камерона.

— Нет, конечно, — ответила я. — Я решила улизнуть оттуда, чтобы немного отдохнуть.

— А Филипп? — спросил он.

— Он ведет себя как гостеприимный хозяин, — проговорила я. — Я уже давно его не видела.

— Не могу передать вам, как я счастлив вновь оказаться здесь, — сказал господин Камерон, указывая рукой на пейзаж, расстилавшийся перед нами. — Я часто вспоминал Лонгмор, особенно когда прятался от москитов под сеткой. Мне безумно хотелось глотнуть свежего воздуха, который помог бы мне заснуть.

— Вы вернулись из Индии? — поинтересовалась я.

— Я живу там постоянно, — объяснил он. — Там мы с Филиппом и познакомились. Разве он вам не рассказывал?

— Нет, — ответила я. — И я очень сердита на него за это. Раз уж так получилось, расскажите сами.

— С его стороны это самая настоящая неблагодарность, — сказал Маркус Камерон, — потому что мы познакомились из-за того, что я спас ему жизнь. Он ужасно невзлюбил меня за это: как только мне удалось сбить у него температуру, он, оправившись от лихорадки и собрав оставшиеся силы, принялся осыпать меня самыми отборными ругательствами и заявил, что хотел умереть.

— Бедный Филипп!

— Вы наверняка сказали бы то же самое, если бы видели его в те мгновения, — продолжал Маркус Камерон. — Он находился в Гималаях на высоте четырех тысячи футов, и его сопровождали только двое слуг из местного населения, которые ждали удобного момента, чтобы сбежать, так как они, решив, что Филипп не выживет, боялись остаться с мертвецом на руках.

— А как вы там оказались? — спросила я.

— Я, что называется, “путешествующий доктор”, — ответил он. — Я кочую по стране и вожу с собой весь свой скарб, который включает в себя старый “форд”, походную кровать и небольшой набор инструментов и пузырьков с различными снадобьями. Однако они все довольно эффективны. Мой медбрат одновременно является и моим шофером, и кухаркой. Он отличный парень и очень любит свою работу, даже несмотря на то что иногда ему приходится трудиться двадцать четыре часа в сутки.

— Что вы сделали с Филиппом, когда ему стало лучше? — поинтересовалась я.

— Я упаковал его вещи и заставил поехать со мной, — сказал Маркус Камерон. — Для него наилучшей терапией оказался труд, причем тяжелейший.

Я рассмеялась: мне трудно было представить Филиппа пациентом “кочующего госпиталя”.

— Мы провели вместе почти полтора года, — продолжал Маркус. — Когда-нибудь я расскажу вам об этом — ведь я не имею права задерживать вас сейчас.

— Я хочу, чтобы вы задержали меня своим рассказом, — сказала я. — Весь вечер я честно выполняла свои обязанности, поэтому я могу на некоторое время превратиться в эгоистку.

Он прикурил сигарету.

— Теперь ваша очередь поведать о себе, — заявил он.

— Как давний друг Филиппа, — совершенно серьезно проговорила я, — скажите, смогу ли я сделать его счастливым?

Если мой вопрос и удивил Маркуса, то он это никак не показал.

— Я привык быстро принимать решения. Я отвечу вам со всей откровенностью. Да, я думаю, что сможете.

— Даже несмотря на то что вам известно о его прошлом? — настаивала я. — Ведь вы же не могли провести с Филиппом столько времени и не узнать об этом.

— Я знаю, что произошло, — ответил он.

— Дело в том, — продолжала я, — что он еще не оправился — та женщина все еще очень много значит для него, гораздо больше, чем я.

Он повернулся и устремил свой взгляд на озеро.

— Я часто спрашиваю себя, — задумчиво проговорил он, — сознаем ли мы действительную ценность того, что находится рядом с нами. Может оказаться, что Филипп просто не подозревает, насколько вы важны для него.

— Если бы это было правдой, — промолвила я.

— Вы любите его? — тихо спросил он.

— Поэтому-то я и выхожу за него замуж, — ответила я. — Но я не слепая, я признаю, что меня ждет нелегкое будущее.

— Если вы знаете, чего ожидать, — это уже половина победы, — заключил он.

Мы замолчали, но между нами возникло взаимопонимание, основанное на нашей симпатии друг к другу. Я поняла, что этот человек нравится мне, что я могу ему доверять, и мне стало радостно. Я никогда не испытывала подобного чувства в присутствии других друзей Филиппа. Я была счастлива, что познакомилась с этим человеком, что он вошел в мою жизнь.

— Только не подумайте, что я задаю вопрос из праздного любопытства, — через некоторое время заговорила я, — но мне хотелось бы знать, верите ли вы в переселение душ?

Несколько мгновений он молчал.

— Естественно! — наконец ответил он. — Я слишком долго живу на Востоке, чтобы не понять, что без второго рождения наш мир давно бы оказался на низшей ступени деградации и несправедливости.

— Вы когда-нибудь обсуждали это с Филиппом? — спросила я.

— Конечно, и не раз, — сказал он. — Человек не может находиться в Индии и практически ежедневно не сталкиваться с какими-либо формами проявления Кармы. К тому же, люди продолжают читать Киплинга. Помните?

— Но как можно быть в этом уверенным? — удивилась я. — Это можно только чувствовать, что равносильно блужданию впотьмах, когда человек пытается ухватиться за что-то более материальное, олицетворяющее собой дневной свет и способное противостоять критическим нападкам тем, кто не верит.

— Разве то, что относится к сфере духовного, может быть материальным? — спросил он. — Дорогая моя, вы хотите невозможного. Это третье измерение. Если бы мы обладали столь безграничными умственными способностями, что были бы в состоянии прийти к пониманию подобных явлений, мы находились бы не здесь. А что касается уверенности — вы помните, какими словами Россетти описывает те чувства, которые, как мне кажется, вы испытываете?

Он прочитал эти строки низким и тихим голосом.