— События тех лет напомнили мне о другом случае, который произошел на севере Англии, — сказала сестра Гендерсон.

Она продолжала говорить, а я думала о младенце, которого отложили в сторону, решив, что он мертв, о другой жизни, которая закончилась в момент рождения, когда Надя упала на тротуар. Но на самом ли деле ее жизнь закончилась? Воспарила ли ее душа в небеса или, как частица жизни, принадлежавшей Нади, втекла в неподвижное тельце младенца, который должен был стать мною? Мне вспомнилось все, что произошло со мной за последние месяцы, все мои размышления по поводу переселения душ. Они требовали моего суждения, требовали, чтобы я отказалась от того решения, к которому пришла, стоя над могилой Нади на Хайгейтском кладбище.

Я испытала огромное облегчение, когда сообразила, что сестра Гендерсон прощается со мной.

— Простите, что ухожу, леди Гвендолин, — сказала она, — но мне надо успеть на автобус, который отходит от Гайд Парк-Корнер. Если я опоздаю к рейсу 5.30, мне придется ждать еще два часа.

— Вам ни в коем случае нельзя опаздывать, — согласилась я. — Благодарю, что зашли. Вы будете в Мейсфилде в конце июля? Будет организован специальный поезд для гостей, которые приедут на мою свадьбу. Я буду рада видеть вас.

— Вы очень любезны, — проговорила она. — Это большая честь для меня, уверяю вас. Мне доставит огромное удовольствие повидаться с вашей матушкой.

— Постарайтесь приехать, — сказала я. — Через пару дней я пришлю вам приглашение.

— Вы будете очаровательной невестой, леди Гвендолин. Я буду гордиться одним из своих малышей.

— Одним из трех сотен! — с улыбкой заметила я. — Вы со всеми поддерживаете связь?

— О нет, конечно! — ответила она. — Одни умерли, другие уехали за границу, но когда есть возможность, я обязательно встречаюсь или переписываюсь с ними. Теперь, когда я в таком возрасте, мне очень интересно знать, как сложилась их жизнь. Очень часто бывает так, что моя дочь, просматривая газеты, говорит мне: “Вот еще один из твоих малышей, мама, женится!”

— До свидания, — проговорила я, — спасибо. У нас состоялся интересный разговор.

— Действительно, — согласилась она. — Я желаю вам счастья, леди Гвендолин.

— Спасибо.

Я позвонила. Вошел дворецкий, и я попросила его проводить сестру Гендерсон. После ее ухода я легла и закрыла глаза. Прижав руки ко лбу, я пыталась разобраться в хаотическом нагромождении мыслей.

Через несколько минут я вскочила и схватила лежавшую в ящике книгу. Но даже “Свидетельства переселения душ” не были в состоянии помочь мне оценить то, что я узнала. Если бы только я могла спросить об этом Филиппа, если бы только я осмелилась рассказать ему, на что я надеялась, во что почти поверила, но что все еще не обрело для меня конкретный смысл. Но я боялась рисковать. Он может посмеяться надо мной, более того, он может прийти в ужас, он может посчитать это богохульством по отношению к женщине, которую он любил, — и я тем самым вызову у него отвращение.

Нет, нужно быть совершенно уверенной, нужно получить более веские доказательства, прежде чем начинать с ним этот разговор.

Сложив руки, я принялась истово молиться, прося Господа дать мне те самые доказательства, чтобы с их помощью я могла принести Филиппу спокойствие духа и счастье самой себе.

Глава 26

Анжела поддержала Филиппа в его решении устроить прием в Лонгморе за несколько дней до нашей свадьбы. Поэтому, кроме хлопот, связанных с венчанием — рассылкой приглашений, составлением списка подарков, сочинением благодарственных писем, которые мы писали круглые сутки, — на нас свалились заботы по организации довольно большого приема.

Так как было приглашено много людей старшего возраста, Филипп попросил отнести танцы на одно из последних мест в развлекательной программе. Он пригласил струнный оркестр и нескольких известных певцов. Не забыли и о столах для игры в бридж, и об освещении сада, и о лодках, которые будут ждать у берега озера — и молодым, и пожилым гостям предлагались всевозможные развлечения.

Анжела пребывала в страшном возбуждении.

— Я всегда считала, — сказала она, — что прием за городом гораздо интереснее, чем в Лондоне. Не могу дождаться, когда Генри подыщет дом, чтобы мы тоже имели возможность приглашать друзей за город и устраивать там всевозможные вечера.

— Тебе что-нибудь понравилось из того, что ты просмотрела? — спросила я.

Каждый день от агентов приходили ворохи фотографий домов и участков, которые казались райскими уголками.

— Все время находится какой-нибудь недостаток, — ответила Анжела. — Не могу понять, как люди могут жить в таком дискомфорте. Вот, к примеру, только вчера я заинтересовалась одним домом. В нем оказалось девятнадцать спален — и только две ванные!

— Ты запросто сможешь оборудовать еще несколько, — предложила я.

— Естественно, могу, — согласилась она. — Но у меня нет желания заниматься строительством. Мне хотелось бы сразу же въехать. Больше всего на свете я мечтаю иметь дом еще до начала летних каникул. Я представляю, как будет рад Джеральд, да и Дикки тоже.

Было нечто трогательное в том, как много внимания за последнее время Анжела стала уделять семье. Но я не смогла сдержать улыбки, когда однажды утром она заявила:

— Я сделала так, чтобы Филипп пригласил моего нового молодого человека.

— Нового? — удивленно подняв брови, переспросила я.

— Да, — ответила она. — Чарльза Мартина — ты видела его на днях.

Я с трудом вспомнила высокого, выбритого до синевы молодого человека, который отлично танцевал, — но это было практически единственным его достоинством.

— Анжела! — с упреком проговорила я. — Я-то думала, что ты действительно успокоилась, что в тебе проявилась любовь к семейной жизни.

— Так и есть, — совершенно серьезно сказала она. — И в то же время мне нужен мужчина, с которым я могла бы танцевать. Не надо так смотреть на меня, Лин, в этом нет ничего такого, о чем ты думаешь. Мы с Генри счастливы вместе, за все эти годы нам никогда не было так хорошо, но он прекрасно понимает, что мне нужен ручной молодой человек, который развлекал бы меня, когда он занят. Другие женщины заводят собачек — я предпочитаю хороших танцоров, даже несмотря на то что они двух слов связать не могут.

— Ты неисправима, — со вздохом констатировала я.

— Погоди, — угрюмо проговорила она, — посмотрим, что ты скажешь через десять лет семейной жизни. Очень вероятно, что к тому времени твои взгляды и идеалы претерпят радикальные изменения.

— Это очень интересно, — заметила я.

“Интересно, что будет со мной через десять лет?” — спрашивала я себя, когда спускалась к ужину в Лонгморе. На мне было белое платье. В волосах и на талии были приколоты гардении. Единственным ярким мазком на белом фоне были зеленые листья цветов и изумруды, которые подарил мне Филипп. Я чувствовала себя замужней дамой, когда мы с Филиппом встречали гостей. Я была горда тем, что стою рядом с Филиппом, и единственное, чего я боялась, — это подвести его, разрушить его веру в меня.

— Ты выглядишь великолепно, — сказал он мне еще до того, как начали собираться гости.

— Я ужасно нервничаю, — призналась я.

— Не стоит, — проговорил он, беря меня за руку. — Я позабочусь о тебе.

Я с улыбкой взглянула на него. В последнее время он стал очень дружелюбным, что сделало наши отношения легкими и теплыми.

Вошла Анжела, поэтому я не успела ответить Филиппу.

— Лин! — возмущенно воскликнула она. — Ты забыла свои перчатки!

Мне пришлось бежать наверх. Когда я, вспотевшая и запыхавшаяся, спустилась вниз, уже объявили о прибытии первых гостей.

Вечер прошел удачно, несмотря на бесконечную череду перемен и слишком большое для настоящего веселья количество народу. Однако все были довольны и наслаждались высококачественными напитками и великолепными блюдами.

Когда дамы, оставив мужчин, перешли в гостиную, я немного посидела с принцессой (на прием прибыли один или два младших представителей королевского дома), которая была со мной исключительно любезна. Потом долго прогуливалась с женой одного министра, которая надавала мне кучу советов, как распределять свой бюджет, когда приходится содержать большое хозяйство. Мне не хотелось разочаровывать ее тем, что у меня будет не так-то много работы, потому что управление Лонгмором и другими поместьями осуществляют очень квалифицированные секретари Филиппа. Однако я внимательно выслушала ее и стала благодарить, надеясь при этом, что мои слова звучат вполне искренне.

После этого мы с Филиппом опять встали в холле у дверей, чтобы приветствовать новых гостей. Люди шли мимо нас толпами. Я даже не запоминала их имен, только вежливо улыбалась или благодарила за поздравления и добрые пожелания. Причем мне приходилось всем пожимать руки. Внезапно я услышала возглас Филиппа:

— Маркус! Я рад, что ты сумел выбраться. Я боялся, что что-нибудь помешает тебе.

Я перевела взгляд и увидела высокого, худощавого седовласого мужчину с изборожденным морщинами лицом и необычайно синими глазами.

— Я прилетел сегодня утром, — сообщил незнакомец. — Ты получил мою телеграмму?

— Конечно, — ответил Филипп и, повернувшись ко мне, добавил: — Лин, позволь представить тебе моего давнего и ближайшего друга Маркуса Камерона. Он обязательно должен прийти к нам и рассказать тебе, как мы с ним путешествовали.

Господин Камерон пожал мне руку. Я почувствовала, что он очень критически оценивает меня, как бы взвешивая все “за” и “против” и подводя баланс.

— Я рада, что вы пришли к нам, — вежливо проговорила я.

— И я, — просто ответил он.

Не успела я что-либо добавить, как объявили следующего гостя.

Танцы начались примерно в половине одиннадцатого. Нам с Филиппом удалось потанцевать вдвоем всего один танец, да и то только около полуночи.