- Юля... - ментально ощущаю, как он пытается прогнать собственную боль, переключив внимание на что-то отвлеченное. - Ты никогда не думала о собственном бизнесе? Что бы ты хотела иметь?

...Тебя, тварь, страпоном размера XXL. Камеру пыток, нахрен. Мужской бордель. Кунсткамеру моральных уродов. И в каждой этой бизнес-сфере ты был бы вип-экспонатом.

- Спать, - отстраненно выдыхаю с растяжкой, чтобы не озвучить свои мысли ему в лицо. Моя мини-пьеса достигла цели. Усугубила его терзания на несколько пунктов. А мне действительно нужен сон. Хоть адреналин от успеха предприятия и бурлит в крови, титанические усилия, которые нужны были, чтобы сохранить лицо, не прошли бесследно. И я засыпаю. Сны лишены кошмаров, и впервые я вижу их красочными. Говорят, они черно-белые у нормальных людей, а цветные у тех, кто страдает отклонениями. Вот у него, наверняка цифровое с передачей оттенков. Это у меня пока еще аналоговое телевидение, но уже скоро...

Я просыпаюсь среди ночи от прикосновения его руки. Мое запястье в осторожном, нежном, но все же захвате. Крик гасит холодный расчет, и я, скрепя сердце, фиксирую эмоции осязаемыми цепями, надевая покер фейс даже в темноте. В его действиях дохрена настоящей, неигровой ласки. Она отличается от прежней - за ней не последуют издевательства. Я очень на это надеюсь.

Тьма мой союзник. Все, "Ад стал союзником рая в ту ночь, против тебя одного". В темноте я могу смотреть в его глаза и не заливать свои пассивно-сломанным тупизмом. Все равно ничего не увидит. А в силу своего застега в мире страдания - тем более. Come into my world, сладкий, и никакого вопля "красный".

Его слова долетают до меня, словно в тумане, но аналитический центр мозга включается в работу, цинично фильтруя этот звуковой ряд и подготавливая контрудар, фишка которого в том, что он не должен таким казаться. Его ладонь нежно разгибает мои пальцы, не встречая сопротивления.

- Это вернется. У тебя просто нервный срыв. - От его шепота сводит горло. Твою ж мать. - Совсем скоро, моя девочка. Совсем... - рука, обхватившая мою ладонь, уверенным движением перемещает ее.

Я мысленно прикусываю язык, ощутив сталь мышц его груди под теплой кожей. Его ладонь ведет меня давно забытым маршрутом, и я едва успеваю выровнять дыхание. Б..дь. Да что этот уе..к должен со мной сделать, чтобы я перестала на него реагировать?! Только лоботомию, вашу мать. Трогать такое тело и не испытывать ничего невозможно. Совсем. В принципе.

- Юля? - его губы совсем рядом.

Черт, я задержала дыхание. Ты палишься, детка. А он прав в одном. Все вернулось. От этого мне хочется уснуть и не проснуться. Из последних сил беру под контроль взбесившийся пульс, гашу ужас от осознания очевидности своего желания, ловлю спасительную точку на его переносице.

- Нет... Снова ничего. Это плохо, да?

Кажется, комната вспыхивает сотней мощных прожекторов. Это только мое воображение, но я до основания разглядела надлом в его глазах. Они снова неопределенного цвета... И он скоро погаснет, когда я напьюсь твоего отчаяния по самую глотку.

Тяжелее всего было вовсе не избегать его взгляда. Не симулировать ненормальность. Не бороться с желанием проснуться ночью и задушить его, спящего, подушкой. Тяжело было просыпаться в кольце его рук. Когда оковы сна только размыкаются, мир на миг кажется идеальным. Шелк постельного белья - самым ласковым и родным. Ощущение тепла чужого тела - закономерным, и волнующе приятным. Наверное, я неосознанно прижималась ближе, без всякого эротического подтекста, в необоснованном стремлении согреться после того арктического холода, который стал моим постоянным спутником с первого дня, как я переступила порог этого дома. Было несколько сладких минут неведения... Когда шаткий корсет прежних крыльев начинал расти со световой скоростью, подпитанный чувством безопасности и защиты, сонные глаза не хотели открываться, а губы изгибались в счастливой улыбке... А потом... Потом я просыпалась окончательно, и хрупкие сваи не успевшего стать железобетонным корсета рассыпались в пыль, черным пеплом накрывая сознание. Паника сдавливала горло, я с трудом успевала выровнять дыхание и предотвратить отчаянный рывок из его объятий. Видимо, получалось плохо, но он списывал все это на отголоски кошмарных снов.  

       Что делала я? Я играла свою роль. Роль поломанной игрушки, которую сильно любили, чтобы выбросить на помойку, и поэтому больше не откручивали ей руки-ноги и не выдергивали волосы. Это все можно было делать потом, когда она восстановится. А сейчас же имитировали детскую игру в больничку. Не стоило разочаровывать этого зверя. Двойственность утреннего пробуждения сводила меня с ума. С одной стороны, мне хотелось поскорее сбросить его руки собственника и смыть эти прикосновения под секущими струями контрастного душа. С другой - в этих объятиях, реально было что-то от безопасности. Пока я якобы сплю, меня не тронут. Запланированный отдых перед тем, как надеть свои доспехи и держать очередные удары.

       Пока я размышляла о том, выдавать ли свои карты, или насладиться... Скорее, воспользоваться мнимой передышкой, он проснулся сам. И гребаный самоконтроль оказался под ударом. Шелковая простыня поползла вниз, остановившись на талии... Я прикусила припухшие губы, чтобы не закричать, но мышцы тела превратились в гранит, который едва не отбросил его ладонь. Или мне так показалось?

       - Ты проснулась?

       Проснулась. И я все еще ненормальная. Как та девочка со стройки, что надела каску, когда на нее и мальчика летела плита. Мальчика размазало по стройплощадке, а девочка только улыбнулась. Теперь всю жизнь бегает и улыбается. Весь мир театр, и люди в нем актеры. Поднимаюсь, из последних сил приказывая заткнуться бешено колотящемуся сердцу и встречаю его взгляд... Черта с два. Острый эротический импульс захватывает сознание, водружая там свои пиратские флаги. Какая нахрен мишень между глаз, если я не могу оторвать взгляд от его губ... Которые... Да! Я в неадеквате! И мне это сейчас простят! Спишут на безумие или застег в моем мире боли! Если я с таким же отсутствующим видом запущу свои пальцы в его волосы и, изобразив потустороннюю улыбку, сожму что есть силы, чтобы эти самые губы оказались там, где... Где не надо будет выдерживать его взгляд, в общем! На той высоте, с которой он не сможет рассмотреть во мне возвращение прежней Юльки. Перепуганной. Почти убитой. И сексуально озабоченной по самое мама не горюй. Ловкость языка и пять минут... а может и больше... только бы не меньше! Долгожданной тишины. От его языка можно реально перестать симулировать ненормальность, можно запросто в нее вернуться. 

       Что это было? Подсознательная попытка доминирования? Требование сатисфакции за шокирующее изнасилование на цепях? Стремление доказать себе, что мужчина, выписывающий жаркие иероглифы языком на складках моей киски и внутри нее, практически не опасен? Или просто не самая изощренная подмена сознания, которая позволит ненадолго вырваться из безрадостных дней моего существования?

       Прикосновение пальцев к подбородку шарахает током. Совсем  не грубо, но я в ужасе. Меня раскрыли. Это конец.

       - Что с тобой?

       Играть в молчанку сегодня не выйдет. Из последних сил мысленно призываю - "poHer face, приди!" - вместе с улыбочкой годовалого ребенка.

       - А что со мной, - тяну эту тугоплавкую резину без какой-либо интонации. Стараюсь не замечать испытывающего взгляда. Догадался! Вот хрень. Или все же... 50 на 50? Охотник осторожен. Он вообще не торопится в свете последних событий делать поспешных выводов. Не хвататься обеими руками за любой из тех сигналов, который дал понять, что я пришла в себя. Так ему было бы проще. Так ему было бы привычнее. Но не живет мир по твоим законам. Самая незыблемая константа ломается, если передавить. Приходится анализировать и включать разум, пряча излишнюю эмоциональность и эгоизм. Идти путем наибольшего сопротивления. 

       "Что за...!" - на миг холодная волна липкого ужаса сковывает позвоночник, прежде чем я понимаю, что ничего ужасного не произошло. Просто поцелуй. Краш-тест моего Я. Внезапно, настойчиво, но нежно. Для меня шок, что он может так целовать. Не пить из губ мою волю, зажав в захвате неизбежности, не отбирать мой кислород, насилуя языком до чувства горького опустошения. Наоборот, снимать всю тревогу, запечатывать ее скрытые чакры на моих губах. Мне так хочется поверить в это в данный момент, но я прогоняю прочь эту недостойную слабость. Заморозив внутри мгновенно выступившие слезы от осознания несовершенства этого мира в целом и его отдельных индивидуумов. Ведь ты можешь по-другому! Ты можешь прожить не час и не два без своей потребности ломать, крушить, причинять боль, доказывая себе... что доказывая? В последнее время мне все чаще кажется, что своим поведением он что-то пытается доказать только мне... Сегодня его губы будут целовать мои, так и не произнесшие отчаянные слова, успокаивая, деактивируя их непривычной нежностью, а завтра будут пить из губ жизнь посредством грубого прикуса. Я так устала от неопределенности. Боже мой, пусть будет что-то одно. И мне даже все равно, что. Только не эти безжалостные качели из света в темноту...

       Сколько времени нужно ослабленному нервным стрессом сознанию, чтобы принять неизбежность и отключить все защитные экраны? Совсем немного. Я с какой-то апатичной обреченностью осознала, что мои губы начали отвечать на этот поцелуй. Мне никогда его не переиграть. Он был победителем изначально. А я подписала пакт о собственной капитуляции, помогая ему брать свои крепостные стены, и практически расстреливать на месте защитников моего же обреченного государства... Горло сжало беспощадными тисками, дрожь страха и безысходности, зародившись внутри уставшего сердца, атаковала каждую клеточку тела, когда я с мучительным стоном вырвалась из сладкой и ужасающей одновременно атаки губ. Я боялась встретить его взгляд, почему-то решив, что ничего, кроме злорадного превосходства и издевательского триумфа победителя, в нем не увижу.