Его появление не позволяет мне заснуть. Не от страха или напряжения. Люди же засыпают в тишине, не так ли? Или, если к ним не прикасаются... Такое странное ощущение... тактильные рецепторы обострены, ощущают каждое поглаживание и сжатие... но никакой реакции в ответ.

      Я не помню... вроде бы, мне нельзя смотреть в эти глаза? А зачем они тогда? Рассматриваю. Эта платиновая сталь иногда приобретает оттенок кофе. Они меняются в зависимости от его настроения. Как и мои. Я это редко вижу, подруги говорили,  что-то мелькает в их глубине, но мне даже не любопытно - все это лишь констатация факта. Я даже не знаю, что это. Логично было бы предположить, что эта эмоция мне не знакома - или же я ее видела настолько редко, что на уровне рефлекса не могла запомнить.

       Он что-то говорит. Разбираю только слово "боль". Наверное, даже пожимаю плечами в ответ. Ну и что? Даже она надо мной в этот момент не властна. Ничего не имеет значения. Словно кадры, потерянные странички из киноленты, которая меня не напугала, не впечатлила, не возбудила, а вызвала лишь усиленную сонливость. Так я всегда реагировала на ужастики. Безразлично наблюдаю за его руками, развязывающими пояс моего халата. На ладони у него дельта Амазонки, это я точно помню, а еще моя ручка легко умещается в ней. Еще они умеют делать что-то плохое. Только я сбежала за грань добра и зла, поэтому не строю никаких предположений, без каких-либо эмоций отмечаю, что халат соскальзывает с моих плеч. Под его пристальным взглядом, который больше не задевает ни одной струны души-пофигистки. Неразборчивый шепот, легкие объятия... зачем на живот? Так хорошо лежала, в удобной позе... 

       Я сношу все манипуляции его пальцев, даже не кривясь от боли. Боль стала второстепенной и не заслуживающей внимания. К тому же, уходит вскоре совсем, оставляя вместо себя ментоловый холод. Те же ощущения на спине, хотя ей вообще не больно. В душе пустота. Ни благодарности, ни злости, ни протеста. Барабанные перепонки режет повышенный тон голоса. Пальцы впиваются в мои безвольные плечи, переворачивая обратно на спину. Глаза снова темные. Такой слабый, разбавленный кофе, я бы его точно пить не стала. Не тряси меня, голова кружится, не успеваю за тобой. Вспышка глухой второстепенной боли попеременно с левой и правой стороны лица. Крик сменяется шепотом, рваными поцелуями на месте, предположительно, ударов, трудно дышать - он сдавил нечаянно мою грудную клетку, а остановить его, то ли банально лень, то ли скрытое любопытство не позволяет. Я не узнаю на тот момент в интонации его голоса отчаяние, беспощадную панику в надломанном шепоте, не понимаю в упор значения несвойственного этим глазам влажного блеска. В некоторой степени... Мне вообще кажется, что мы не знакомы. И что это ожившая голограмма, какая разница, что за эмоции приписал ей программный код, и что такого в том, что продолжение десятичной системы якобы прикасается к моему телу? Просто наблюдаю, словно из-за стекла, как будто он не рядом, и ничьи руки меня не касаются. Наконец, с усталым вздохом, он отстраняется. Закрывает лицо руками. Солнечный свет, наверное, такой яркий. Режет глаза.

       Вкус сочного винограда на языке. Тоже, наверное, логично? И что с того, что с его рук? И так много? Отстраняю, переждав вслед за этим новую вспышку сотрясения за плечи, закрытых ладонями глаз и биополя чего-то непонятного. Кажется, так, в прошлой жизни, выглядела тревога. Наблюдать легко, как за привычными декорациями, которые однажды просто перестаешь замечать.

       Мне хочется спать. Настолько сильно, что его срывающийся голос сейчас этому не мешает. Просто закрываю глаза, не замечая, как скользят по телу его руки, как изменяется тональность голоса, в непривычно-просящей манере, потом уже знакомые нотки злости... Сон тянет в свой черный омут, воздвигает высокие крепостные стены вокруг, хотя он сейчас и через частокол из прутьев не пробьется. Кошмары мне не снятся. Совсем. Сны спокойные, я их смотрю, как киноленты. Кажется, только там мои эмоции обретают свои крылья, способность чувствовать и переживать (как хорошо, что только приятное). Ничего, наверное, не сгорело и не поломалось внутри, просто взяло запланированный отпуск раньше срока. Я должна хотеть, чтобы после каждого такого погружения в сон просыпалась окончательно овладевшая собой... Но не хочу. И этого не происходит. Мне комфортно в тот момент в долине расколотых снов.

      Я его вижу слишком часто, раньше было не так. Он словно решил провести этот день, и, забегая вперед, последующие тоже, в этой комнате. Сознание отмечает это, как сухой факт, оно не вмешивается, это комплекс вины от гребаного принципа невмешательства. Мне плевать на свое сознание. На то, как его там колбасит за гранью моего защитного скафандра, как бьется оно в эту наглухо заваренную стеклянную дверь, как сбивает в кровь костяшки пальцев. Как вопит, что, не открой я замок, от которого даже потерян код... Что, родимое мое? Что ты мне сделаешь? Правильно, ничего. Все, что могло, ты допустило. Попытки ласковых уговоров тоже не спасут, я даже догадываюсь, от кого ты это переняло. Да вы, по сути, уже разбили свои походные палатки вместе с ним перед прозрачно-неприступной стеной моей апатии.

       Переступаю через шелковый пояс на полу, даже не понимая, что он что-то говорит. Мне нужно плеснуть ледяной водой в лицо, чтобы не хлопать сонными глазами. Мне нужно в контрастный душ... зачем? Нужно, и все. Раньше ж я это зачем-то делала? Даже не закрываю дверь в ванную, раньше в этом не было необходимости. Рваный апатичный автоматизм. А струи воды приятно обволакивают... Разряд в тысячу вольт на секунду, вибрация непробиваемого плексигласа обороны... Горло на неопределенное мгновение сжимает паника, и я мысленно отбегаю от этого сосредоточия угрозы. Выходит. Просто держаться от стены подальше и не вестись на провокации сознания...

       Я возвращаюсь в комнату, забыв, что он там. А вспомнив, даже не удивляюсь, вообще никаких эмоций по этому поводу. Что-то говорит, схватив меня за руку, мне мешает этот захват, спокойно разжимаю его пальцы. Губы разучились говорить. Сознания нет, а то, что осталось, не умеет понимать сказанного, и не видит смысла в том, чтобы отвечать. Чужие слова падают набором букв, интонация - сухой терминологией самых разнообразных эмоций, в этом тандеме нет сейчас никакого смысла. Его пальцы медленно перемещаются на мои губы. Легкое поглаживание по контуру. Задевают микроскопическую метку эрогенной зоны, пульсация вокруг губ приятно щекочет. Рассудок принимает ее, как еще один свершившийся факт. Когда я задеваю этот нервный узелок кисточкой блеска для губ, зубками, пальцами, соломинкой коктейля, краем чашки, это же не вызывает во мне эмоций эротического плана? Приятно, прикольно, и только.  Он что-то настойчиво ловит в моих глазах. Видимо, не находит, подобие слабой улыбки моментально гаснет. Пальцы протискиваются сквозь неплотно сжатые губы, язык царапает чужеродный предмет. Таблетка? Их надо пить. Тогда болеть не будешь. Будешь здоровая, веселая и хорошо учиться.

      В этот раз ее проглотить легко, инстинктивно запиваю водой из стакана. Выбора нет, ее вливают мне в рот. А дальше его слова льются умиротворяющим ручейком, чуть взрезая слух какими-то названиями, наверное, фармацевтических препаратов. Доктор прописал. Ко мне приходил доктор? Наверное, я все-таки заболела. Болеть не хорошо. Это потому, что я в тонких колготках зимой ходила и без шапки. И целовалась на холоде с кем ни попадя. И теперь мама расстроена, конечно, лекарства стоят, как 40 буханок хлеба, и я нанесла непоправимый урон семейному бюджету. А он тоже расстроился? Да. Точно. Узнаю эту эмоцию из прошлой жизни. Это же... наверное, несколько десятков литров бензина, да? У него крутая машина. И теперь она не поедет, потому что таблетки пришлось купить. Он сначала злился, а теперь расстроен. И может сделать что-то плохое. Плохого не надо. Что бы это ни было. Я хочу спросить, сильно ли эти лекарства дорогие, но на самом деле мне все равно, чувство вины/благодарности/любопытства/страха отсутствует.

      В его судорожном вздохе разочарование и что-то еще... Что, согласно писку нокаутированной интуиции, могло бы в прежней жизни вызвать у меня злорадство или удовлетворение. Сейчас же нет даже удивления. Как и любого маломальского протеста. Его объятия, когда он притягивает меня к своей широкой груди, которую я ощущаю спиной, для меня не объятия вовсе. Лишились своей смысловой нагрузки. Просто удобный предмет интерьера, можно облокотится. И вроде как тепло. Этого достаточно. Время потеряло свои рамки и ограничения. Реальность устала вращаться вокруг на космической скорости. Иначе быть не могло - я ушла в иную. Поглаживаю свои кисти. Саднящая боль при сжатии. Наверное, так и должно быть в моем новом мире. Когда его пальцы снова обхватывают кисть, спустя миг красноватые полосы накрывает ощущение прикосновения губ и языка, на секунду пытаюсь уловить в этих действиях логику, но по пятам преследует бесконечная усталость, поэтому прекращаю делать это. Безумно долго... И безумно никак. 

    Я вывела остатками, кластерами, temporary files сознания основную аксиому своего теперешнего состояния. 

      Мне не хорошо и не плохо. Мне никак. 

    Дерганые переливы его голоса снова убаюкивают. Мне никогда не будет много сна. Снова открываю глаза лишь к вечеру, за окном золотисто-кофейные сумерки, шея затекла от неудобной позы. В клетке его рук не так уж и удобно. Клетка... клетка? Что-то важное снова ускользает от сознания. Даже тогда, когда меня молниеносно и грубовато хватают за плечи, снова впечатывая в матрас. Зачем? Я не хочу больше спать. Его глаза блестят в полумраке комнаты. Оттенок крепкого эспрессо, это игра света и тени, днем они светлые... Что-то важное вновь пытается пробить ледяной панцирь апатии, но не удается... Это что-то из того что надо потерпеть, часть обязательной программы. Снова эти хаотичные касания губ, за ними хорошо отстраненно наблюдать, и только. Я, наверное, даже не понимаю, что происходит. Ощутив на себе вес его тела, между расслабленных ног - чужеродное вторжение, просто закрываю глаза. Нет даже любопытства. Открываю их снова - кто знает, сколько времени спустя, и то, от ощущения какого-то дискомфорта. Щеки влажные. Шелк покрывала под моей головой, пряди волос - тоже.