- Коленям больно? Соврешь - и, когда начнется боль, я тебя не услышу. 

      Отрицательный кивок. Я чувствую ее отчаяние, оно словно окружает меня стеной черно-красного пламени эйфории. Нет времени разводить долгие театральные постановки, я хочу сразу и сильно. С легкостью отказываюсь в этот момент от части продуманного сценария. 

       Стул поближе к ней. ХО в бокал. Расслабленная поза. Пить не стал, жидкость цвета грозового заката лишь слегка обжигает губы. 

       - Пять минут, Юля. Ты знаешь, чего я хочу. Это даже не больно. 

       Пять минут пролетают в абсолютной тишине. Ты позабавила меня. Впрочем, я не ожидал, что сломаешься так скоро. Можно же просто отключить мозги и прикоснуться губами к черной коже Luigi Ferrari. Так проще, так легче. Что? Конечно же. Ты голая. Ты на коленях. Дрожишь от страха. Но долбаная гордость не позволяет избавить себя же от страданий. 

       - Хорошо, девочка,  - медленно встаю, бокал на пол. Ее оцепенение прерывается. Рано еще до предела униженных просьб остановиться. Греет остатки расколотого сознания мысль о том, что сможешь выстоять, не согнуться. Тупое геройство. Нет меня прежнего больше в этом замкнутом пространстве. И тебя прежней скоро не будет.

       Пальцы сжимаются на рукоятке хлыста. Даже при сумеречном освещении заметно, как она бледнеет. Ладонь вверх. Хлопок. Ударный девайс преодолевает звуковой барьер, с силой впечатавшись в паркет в паре сантиметров от ее колена. И тут моя вселенная взрывается от ее крика. Взгляд по моим рукам - невидящий, почти обезумевший - вряд ли понимает, что я ее так и не ударил. Мимолетный испуг - не перегнул ли палку? Она выдержит? Выдержит, злорадно отвечает темная одержимость, сжав мое сознание в тиски.

       - Успокойся! - уже привычный ей, почти родной рывок за волосы. - Я еще ничего не сделал. Закрой рот и поцелуй мои туфли. 

       Ее трясет. За этим тоже можно скрыться, чтобы проигнорировать приказ. Сознание успевает запечатлеть оттиск ее расширенных глаз, и эрекция бьет все рекорды. Обрываю ее крик более сильной пощечиной, чем те, что прилетали от меня прежде. Кончилось мое благородство, ты его сама растоптала. Расстегиваю ремень, запрокидываю ее голову. Я сказал, что ты будешь сосать до ссадин в горле? И не только это. У меня нет к тебе больше жалости. От резкого толчка на всю длину едва не заваливается набок, руки в поиске опоры хватают мои колени. Забыл ее связать. Ничего, это успеется.  Это даже не фелляция в классическом исполнении. Я просто трахаю ее глотку. Мне не нужна дополнительная стимуляция языком или сжатыми губками, бархатная полость горла сокращается, посылая мириады крышесносных разрядов по всему телу. На полную длину... как можно глубже... Давится, с трудом сдерживая рвотный рефлекс. Привыкай, это еще только аванс. Соль ее слез пощипывает кожу головки, когда выхожу из атласной полости горла, чтобы войти глубже - и тут же это покалывание смыто ее слюной. Дальше. Глубже. Сильнее... Удерживаю ее голову, не позволяя отшатнуться. Держи. Пальцы на кольцо ошейника, и эндорфиновый водопад накрывает с головой, сладкая боль простреливает пятки, неумолимо захватывая каждый нерв. Юлька рвется из хватки, но мне плевать, что ей не хватает кислорода, - в таком положении ее горло расслаблено, а язык дополнительным бонусом порхает вокруг ствола. Сдерживать себя нет ни сил, ни желания. Наверное, даже кричу от острого удовольствия. Этот раз ни с чем не сравнить.

       - Глотай... - голос охрип. Руки дрожат, когда застегиваю ремень, а она сломанной марионеткой оседает на бок у моих ног, с трудом пытаясь выровнять дыхание. Мне мало. Ничтожно мало. Мне нужна ее боль и полная капитуляция. Пофиг, что я нафантазировал себе до этого. Вечер только начался. Несильный толчок носком по выступающим от нервного истощения ребрам.

       - Руки вперед, лицом в пол. Получишь 10 ударов кнутом.


Глава 21



 Не принадлежать самому себе - круто. Освободиться от условностей - еще круче. Поставить совесть и проблески ненужной человечности, отравляющие мысли о том, что есть хорошо, а что плохо, на свое законное место - цитируя популярный хит, вообще, Выше Неба. Достаточно того, что я никогда не теряю контроль. Все остальное - не играет роли.

      Моя девочка прекратила плакать и биться в истерике. Рано или поздно это проходит. Что толку в слезах и хаотичном сердечном танце, когда выбора нет, и быть не может? Ты будешь идти, стирая ступни в кровь, только по тому пути, который для тебя избрал я. Ты не виновата. Какие бы поводы я не находил, твоя сомнительная вина лишь в одном - ты добралась так глубоко, как мало кому удавалось, и куда не мог никто добраться в принципе. Кто дал тебе право даже предположить, что я это позволю? Что ты будешь ломать, крушить в щепки мой прежний мир, устанавливая в нем свои флагштоки и свой диктат? Так было раньше. Я каждый раз одергиваю себя, когда воспаленное сознание пытается воспроизвести в воображении всю экспозицию твоих завоеваний. Мне не хочется знать, сколько их у тебя было, тех, кто жил спокойной жизнью, о чем-то мечтал, видел цветные сны и светлое будущее, на котором зажегся сигнал запрещенных поворотов, стоило с ними случиться... тебе. Верю, не мало. Наверняка не меньше, чем у меня в твоем возрасте, с той лишь разницей, что нормы социальной морали не позволили тебе протащить их через койку. Да и ты вряд ли этого хотела. Те, кто удостоился, получал твое тело и вакуум вместо иной отдачи. Как это знакомо.

       Я не мститель за расколотые сердца своих братьев, мне на них наплевать. Они были слабыми. И, по сути, у них не было выбора и шанса сбежать от твоего обволакивающего рокового обаяния. Этого не смог сделать даже я.

       Двум Хищникам не ужиться на одной территории. Кто-то должен одержать верх, рано или поздно. Твои методы - перекрыть кислород, стать моей вселенной и завладеть моим сознанием в угоду собственному эгоцентризму, сущность играющего в хитросплетения лабиринтов суккуба. Меня это восхищает. Мне это близко, как никому. Мои методы - приручить твою необузданную энергию, подчинить своей воле. Мои истребители в твоем воздушном коридоре. Мои шаги в твоем оазисе черных орхидей. Пламя моего безумия - в твоих сосудах, и оно сожжет твою кровь, наполнив их моим персональным резусом отрицательным. Безжалостно, неотвратимо, жестоко - но никогда твое сердце не перестанет биться, сгорая вновь и вновь и возрождаясь из пепла, пока я рядом.Я говорил, что мне не жаль. Я заставил себя не испытывать к тебе жалости. Именно здесь, именно в этот момент. Тебе лучше не знать, как накроет меня совсем скоро, если я не смогу перешагнуть через собственный ад, созданный ради твоего абсолютного порабощения. Как вновь сойдутся в беспощадном поединке жажда власти и желание закрыть тебя стеной от моей тьмы, вдохнуть волю к прежней жизни в твои приоткрытые в застывшем крике искусанные губы, - шаг вперед и шаг назад, и никто не сумеет победить, потому что никто не пожелает проиграть. Я думал, ДомДроп - это просто слова. Вымысел психологии БДСМ для шаткого паритета. Я со всей ответственностью готов заявить: нет, не вымысел. Это такая же часть моих дней с недавних пор, как уносящая на запредельную высоту эйфория от безумной обратки в ходе... Больше не будет игр. Мы перешагнули эту грань.

       Мерцание серых светодиодов на почти зеркальном полотне натяжного потолка. Оттенки серого - это романтика. То, что сегодня происходит с тобой, достойно, как минимум, черно-красной игры света и тени. Тогда бы выбора не было изначально, сейчас же противоречие между тьмой моих воздействий и приглушенным светом, под которым ты еще вчера ночью извивалась в моих руках, теряя голову, сводит тебя с ума. Я это чувствую всеми своими рецепторами. Как бы ни было тяжело прогнать прочь из воображения эту картину, я просто закрываю ее на замок со всеми сопутствующими атрибутами... С кириллицей твоих ногтей на моей спине. Отчаянным росчерком never give up стилусом струн твоего уставшего сознания. С попыткой добраться до самого сердца с помощью своих острых коготков, оставивших эти надрезы. С криком освобождения, который, придави я сильнее, определил бы твою капитуляцию и избавил от боли.       Я едва не завершил путь твоего падения тогда. Мои сомнения стоили тебе сегодняшнего вечера. Прости. Без права надежды. Без права на жалость. Без права меня остановить... Ты не пытаешься. И я режу твое сознание хромированным скальпелем, изрубив на части результат прошлой ночи. Это моя безоговорочная победа, хотя, есть то, о чем я стараюсь не думать. Ведь ты не проиграла. Мы оба в чем-то победили. Это грозит взрывом моей политики, вместе с попсовой растиражированной цитатой. Когда мы вместе - никто не круче. Но это в прошлом.Сжигай свои мосты. Взрывай свои города, спаси их от неминуемого разграбления. Отдай мне руины своего сознания, которые подвергнутся более ужасному разрушению, но пройдет совсем немного времени, прежде чем с хаотичной скоростью будут возведены иные. Ты примешь это, чтобы не сойти с ума, я более чем уверен.  

    Дрожь твоего тела неуловимой вибрацией сотрясает холодный паркет. Ты дрожишь не от холода, наверняка тебе даже жарко от моего безжалостного вердикта. Зачем излишний ужас, ты же знаешь, что я никогда не причиню тебе физическую боль. Хотя, будем честны друг с другом, даже самую сильную боль от ударов ты бы пережила с более  легким сердцем.

       Я останавливаюсь рядом. Кажется, что кнут в моей ладони - продолжение моих нервных окончаний. Что одно только его прикосновение снимет гриф "Top Secret" с фейкового образа безжалостного доминанта, что истинные мои мысли, переживания и чувства к тебе вольются в твою кровь с его почти ласкающим ударом.Твое тело напрягается еще сильнее, дыхания почти не слышно. Ожидание - более страшная мука, чем само воздействие. Я не знаю, чего мне в этот момент хочется больше - дать тебе обещанные десять ударов, или же ощутить губами каждый бугорок твоих выгибающихся позвонков через натянутую нежную кожу, чтобы согреть и ненавязчиво заставить расслабиться. Но какое бы из желаний не пересилило, я не намерен сбиваться с заданного курса.