- Юля, я буду просить тебя вернуться в Харьков. Вместе со мной.

       Просить... Твои просьбы равносильны приказам. Пытаюсь возразить, но выходит робко и неуверенно.

       - Я обещала приехать... и мне надо увидеть своих...

       Ласковое поглаживание свежей перевязки, чуть выше запястья. Этого достаточно, чтобы прояснить картину, но аргументов гораздо больше.

       - Во-первых, твои шрамы... Ты же не хочешь расстроить мать. Но есть еще кое-что, - пальцы перемещаются на мои волосы, успокаивая, удерживая в зоне нашего теперь общего комфорта. - Если ты уедешь домой, тебя обязательно накроет. Не сразу. Но это неизбежно. Родные будут изводить себя переживаниями, глядя на тебя, задавать вопросы, на которые никогда не получат ответа, накручивать комплекс ложной вины... Ты будешь это видеть, но не поймешь, как с этим справиться. Вдали от меня, на волне этих тревог ты будешь вспоминать те моменты нашей истории, которые хотела бы забыть. Поверь, будет именно так. К концу лета тебе придется вернуться в Харьков, и вот тогда внутри поселится страх. Вдали от меня ты нарисуешь себе придуманную реальность, где останешься жертвой, у которой неизбежный выход - вернуться в руки палача. Тебе будет казаться именно так! Будешь ненавидеть меня, и трястись от страха, возвращаться, заранее похоронив все надежды на лучшее... Юля, будет именно так. Я не хочу этого. Ты разрешишь мне помочь? Просто выслушай...

       Мне тяжело его слушать. Рациональность и нежность слов растрогали до невозможности. Вжимаюсь спиной в корсет тугих мышц, вместо ответа, в немом призыве... спаси от этого нас обоих!

       - По возвращению мы представим, что все с нуля. Что не было всего этого. Что у каждого своя жизнь, и мы видимся время от времени. Ну, почти как среднестатистическая пара. Без всего того, что тебя так напугало. Обещаю. Ты готова познакомиться со мной снова, по иному сценарию?..

       - Да, я хочу, - горло сжимает кратковременной судорогой от осознания того, что я действительно не против... Я обеими руками за re-write этой истории. Доверчиво подтягиваю коленки к груди, и мне кажется, что я теперь полностью отрезана от мира теплом его почти желанной власти и заботы... Еще не понимая, что произошло, уловив на подсознательном уровне безоговорочное падение крепости его эгоизма и стремление защитить меня любой ценой...


ЭПИЛОГ




больше нет сил у меня причинять им боль, в лапах добыча безбожно теряет смысл. слушай меня внимательно - я с тобой так неизбежно, как силы добра и тьмы. пусть ты не чувствуешь глубже, чем видишь суть, пусть говоришь простое /родное мне/, я буду жить тобой даже когда сорвусь, я буду ждать тебя где-то на глубине...



(с) Лилу Сабрум

 Дождь в равнодушные оконные стекла косыми ударами, взрывной мелодией тамтамов самой природы по уязвимо-капитулирующей сущности, до каждого радара обостренных нервных окончаний, привычно вцепившихся в шелк простыней пальцев, до того самого барьера, который рушится, не устояв перед агрессией эротической акции протеста под патронатом адреналина...

       Страх потерянной девочки, восхитительно-незнакомая беззащитность с зажатым горлом и ласкающими, приятными тисками обреченной неотвратимости. Я не догадывалась о существовании подобной уязвимости, но, если разобраться, именно так я и должна была себя чувствовать рядом с ним. Я сопротивлялась этому с самого начала, но не могла даже предположить, что в этом может быть такая недопустимая трансовая эйфория. Волнующий сладкий страх с попыткой прекратить все это, и тайной надеждой на то, что не услышит, или же услышит, но все равно решит по-своему, руководствуясь неоспоримым правом захватчика...

       Мне хочется плакать, но впервые не так, как прежде. Не разрывая струны изнасилованных нервов, не запуская цепные реакции прошлых обид и параллелей, не собирая в памяти разрушающий паззл всей той боли, что мне пришлось вынести от этих рук, которые сейчас просто накрыли мои ладони. Не в классическом захвате над головой, как это было всегда, каждый миг, неотвратимо и без права остановиться. И в этом нежном настойчивом переплетении пальцев с моими его власть вошла в завершительную фазу своего неоспоримого абсолюта.

       Жесткая линия, сжигающий изгиб чужих... да почти родных, не беги от себя, губ накрывает податливую мягкость моих, без терзающего захвата, нежно, но вместе с тем неоспоримо и решительно, взрывая сверхчувствительные сканеры сладкой дрожью жертвенной уязвимости, главного генератора самого утонченного и необъяснимого желания. Я не помню своего первого поцелуя... Когда мне будут задавать о нем вопросы, я буду вспоминать именно этот, взорвавший плеяду сверхновых в моей проснувшейся вселенной. На самом дне своего падения, прервавшегося хаотичного полета я приобрела что-то бесценное и еще не прочувствованное до конца.

       На что это похоже? Я понимаю, но так страшно признаться самой себе. Ведь при одной только мысли, что я окончательно сдалась, приняла чужую власть и разучилась противостоять, миллиарды искрящихся частиц разгоняют кровь, превращая сладкие волны ответного желания в запредельное цунами, которое неумолимо затапливает континенты "правильно" и "недопустимо", но ему не подняться выше заданной чужой подавляющей и возносящей к вершинам воли отметки, поэтому моему сказочному миру не грозит уничтожение от подобных ласковых апокалипсисов.

       Грубая джинсовая ткань скользит по обнаженным ногам, сводя с ума сверхчувствительные рецепторы, холод больше не преследует меня твоей непримиримой тенью, он нейтрализован зашкалившим жаром негасимого возбуждения. Язык с настойчивостью полноправного рабовладельца танцует ритуальный танец приручения, задействовав незнакомые мне методы, после которых ярче бездушные звезды, они больше не поранят мои ладони своим ледяным огнем. Такой привычный шелк под моим позвоночником ощущается беспечной невесомостью, сама гравитация ослабила свое влияние в новой, захватившей нас обоих реальности.

       Мои губы обездвижены твоими, робкое, обманчивое "нет, остановись" умирает на кончике пульсирующего под твоими скользящими ласками языка. Наслаждение в уязвимости. В безоговорочной капитуляции. На пике осознания того, что Безопасность, Разумность, Добровольность перестали быть ничего не значащим для тебя набором слов. Ты переписываешь нашу историю заново отрывистым почерком глубокого поцелуя, выводишь готические изломы заглавных букв непримиримо-желанными объятиями с окончательным автографом создателя новых страниц, сжигая недавние рукописи жаром жаждущей неистового единения кожи...

       Ледяной порыв ветра, прерванный поцелуй, ударившая в доверчиво раскрытую сущность мимолетная паника, вместе с противоречивыми желаниями - отползти в угол кровати, трогательно обхватив себя руками, словить своими уязвимо-послушными глазами твои, нежно-непримиримые, чтобы уже в следующую секунду пробрало до костного мозга от успокаивающих слов с приправой первобытного вожделения... Или с судорожным взмахом, получивших свободу рук, обхватить твою шею, оторопев от собственной смелости, прижаться сильнее, не отпуская ни на миг, не разрывая одного на двоих биополя. Держи меня крепче, помести весь мой мир в своей ладони, только не отпускай, прошу... Острые когти страха не успевают прошить сознание при щелчке пряжки кожаного ремня, это больше не угроза и не средство заставить меня подчиниться твоим желаниям. Только мышцы рефлекторно сжимаются, пока я, затаив дыхание, наблюдаю за резким рывком черной кожи из шлеек, и внутренне вздрагиваю от глухого стука о поверхность паркета. Понимаю, что неотвратимо должно сейчас произойти, смакую сладчайшую робость от ощущения, почти что, первого раза! Да, на этом преодоленном уровне у нас действительно все впервые... И положа руку на сердце, теперь каждый раз, как первый... Я не хочу знать, каким ты будешь в этот раз. Просто удиви меня!

       Цепь быстрых, успокаивающих поцелуев ласковым обстрелом с непременным стартом у виска, по пылающему лбу, дрожащим ресницам, вместе с обволакивающим жаром обнаженного тела, контрударом на расслабление напряженных мышц. Сладкая боль накрытых сухожилий с проникающей атакой переплетения пальцев... Вскрикиваю от нового удара сладкой волны с обреченно-эротизированным послевкусием, ощутив твою эрекцию... Плотно прижатую головку напряженного члена к моему тесному входу, разогнавшейся пульсацией, хаотичным резонансом с биением уязвимо-перепуганного и жаждущего сердечка. Нет больше меня прежней, которая бездумно толкнула бы бедра навстречу, не думая о последствиях, что-то неуловимо изменилось, расставило приоритеты по своим местам... Я прошита твоей неоспоримой волей до самого основания, до каждого биения пульса и капельки крови, до неуловимых сокращений жаждущей киски. Слишком тяжело это далось, чтобы я могла ощущать иначе...

       Сердце замирает всего на миг... Я не понимаю, что происходит... почему эффект дежа вю, при всем моем не суеверии - плохой приметы, сжимает горло за секунду до того, как атаковать распахнутое сознание кадрами вымораживающего кошмара.

       Жидкая ртуть, или расплавленная платина... Нет, невозможно, платина в таком состоянии не затопит льдом... Графическая абстракция ледяного узора на застывшей оболочке распахнутых глаз, даже не в зеркале, это не отражение, это то, что пряталось внутри, и никогда не надо было это выпускать! Импульс отчаянного безумия, грань резкого надлома за миг до того, как окончательно трескается равнодушная поверхность беспощадного стекла, впиваясь режущими осколками с отражением разлетевшегося паззла сущности той, которую когда-то звали Юлей Беспаловой, взрезая росчерк имени кровавым острием до самой сущности!..

       Крик не в состоянии прорвать блокаду связок, рассыпать в прах сплетения колючей проволоки этой панической атаки... Никогда не отпустит предшествующий пятый уровень, его руки добрались до своей жертвы через хаотично открывшийся портал, они не намерены отпускать ее так просто!