Джорджетт Хейер - Черная моль

Его светлость насмешливо скривил губы.

— Нет, твое красноречие превыше всяких похвал, — заметил он. — За все время пребывания в Париже ничего более забавного не слышал!..

На следующий день, за обедом у Карстерсов на Гросвенор-сквер герцог Андоверский путем тонких ухищрений сделал все, что было в его силах, чтоб привести сестру в смятение. Он бесконечно отпускал, казалось бы, невинные ремарки относительно ее дружбы с капитаном Лавлейсом, в которых она читала неодобрение и даже явную угрозу. Лавиния боялась брата, как никогда не боялась мужа, и поняла, что стоит Трейси догадаться о всей глубине страсти, которую она испытывала к «старому другу», как он тут же примет самые действенные меры, чтобы оборвать их связь. Именно после его возвращения в Лондон пришлось Лавинии попросить Лавлейса, чтоб знаки его внимания были не столь откровенны и что посещать ее дом так часто тоже не стоит. Случилось это утром, в ее будуаре, и несомненно, Лавиния выглядела совершенно очаровательно и весьма соблазнительно с ненапудренными золотистыми локонами, пышной волной спадающими на кружевные оборки пеньюара. А потому Лавлейс, позабыв о приличиях и осторожности, вдруг сжал ее в объятиях и буквально сокрушил самыми страстными и пламенными ласками. Ее светлость, разумеется, сопротивлялась, слабо вскрикнула, а потом разрыдалась. И чем больше он целовал ее, тем сильнее лились слезы, и тогда, подхватив возлюбленную на руки, он осторожно усадил ее в кресло. Затем, предварительно обмахнув пол носовым платком, опустился рядом с креслом на колени и завладел ее маленькими ручками.

— Лавиния! Богиня! Обожаю!..

Спохватившись, что от слез испортится цвет лица, леди Лавиния отняла ручки и стала вытирать глаза.

— О, Гарольд!.. — с упреком простонала она.

— Я оскорбил вас! Какой же я негодяй!..

— Ах, нет-нет! — Лавиния снова подала ему руку. — Но это было скверно с вашей стороны, Гарри! Вы никогда, никогда не должны больше этого делать, слышите?

Рука капитана обвилась вокруг ее талии.

— Но я люблю тебя, милая!

— О! О! Но подумай о Дики!

Тут он отпустил ее и вскочил на ноги.

— Почему это я должен о нем думать? Я думаю только о вас и о себе, да! Всего неделю назад вы только и знали, что твердить, какой он злой и…

— Чудовищно подло с вашей стороны напоминать мне об этом! Да, оба мы были раздражены, а потом… потом помирились. И я очень привязана к бедному Дики!..

— Привязана! Да, может быть, но ведь вы его не любите! Ну, как женщина любит мужчину. Ведь нет?

— Гарольд!

— Конечно, нет! Вы всегда любили только меня… и не отрицайте, нет, это правда! И вышли бы за меня, если б не этот ваш Трейси!

— О, Гарри! Как вы можете так говорить? При чем здесь Трейси?

— А при том! По чьей вине мне всегда отказывали в приеме у Андоверов? По чьей вине и чьему наущению вы вышли за Карстерса?

— Ну, не из-за Трейси же… По собственной воле.

— Над которой изрядно потрудился ваш братец!

— Ах, нет!

— Вы никогда не любили Карстерса…

— Любила! Люблю!

— Это вам кажется. Мне лучше знать. Да он вам вообще не подходит! Вы любите жизнь, развлечения, риск! Со мной у вас будет все это, с ним же…

Она встала и приблизилась к нему. Глаза ее искрились от восторга, но уши она зажала пальчиками и нервно притоптывала носком туфли.

— Не желаю этого слушать! Не буду! Замолчите! О, перестаньте же меня мучить!

Тут Лавлейс снова заключил ее в объятия и начал осыпать поцелуями. Она сопротивлялась, старалась его оттолкнуть, но он лишь крепче прижимал ее к себе и продолжал бы целовать, если бы ему не помешали.

В дверь раздался стук и лакей объявил:

— Его светлость герцог Андоверский, миледи!

Застигнутые с поличным, молодые люди молниеносно отпрянули друг от друга: она — раскрасневшаяся от смущения, он — бледный, но сдержанный.

Его светлость стоял на пороге и обозревал представшую перед ним сцену через лорнет. Глаза перебегали с одного ее участника на другого и с удивлением расширились, затем он изящно поклонился.

— Лавиния, дорогая! Капитан Лавлейс, ваш покорный слуга!

Лавлейс ответил на поклон с еще большим изяществом.

— Ваша светлость!

— Трейси, Бог мой! — воскликнула Лавиния, бросаясь к брату. — Какая неожиданность!

— Боюсь, что выбрал не слишком удачный момент, дорогая?

— Ах, нет, что ты! — уверила она его. — Страшно рада тебя видеть и все такое! Но в столь ранний час!.. Признаюсь, я несколько удивлена и… — она подвела его к креслу, щебеча, словно дитя, и столь невинно было выражение лица Трейси, так приветливо улыбался он капитану, что Лавиния уверилась, что брат ничего не заподозрил и не заметил ее раскрасневшихся щек.

Лишь когда Лавлейс удалился, ей доказали, что она ошибалась. Брат сурово нахмурился.

— Ты… ты чем-то расстроен, Трейси? — нервно спросила она.

Морщинка между бровей стала глубже.

— Да нет… Не то, чтобы расстроен. Просто предвижу последствия…

— Я… я что-то не понимаю. О чем ты?

— В данном случае — ни о чем.

— Трейси, умоляю, не надо говорить загадками! Ты все же расстроен, да?

— Я же сказал, нет, Лавиния.

— Но тебя что-то беспокоит?

Вместо ответа он задал встречный вопрос:

— Надеюсь, ты неплохо развлекалась вчера, дорогая сестра?

Она покраснела. Вчера вечером она ездила на маскарад у леди Дейвенант, куда ее сопровождал Ричард. Танцевала она там почти исключительно с одним Лавлейсом, но поскольку оба были в масках, вопрос ее удивил.

— Да, спасибо, там было довольно весело. Ты тоже был?

— Нет, Лавиния, меня там не было.

— Тогда откуда же ты зн… — тут она в замешательстве умолкла и прикусила губку. И поймала на себе взгляд брата — пронизывающий и холодный.

— Откуда я знаю? — закончил за нее герцог. — Земля слухами полнится, дорогая Лавиния. К тому же… — тут он оглядел комнату, — я тоже не слепой.

— Я… я что-то тебя не понимаю! — выпалила она, комкая в ладони кружевную оборку юбки.

— Вот как? Мне следует выражаться более определенно?

— Да-да! Пожалуйста!

— Тогда позволь дать тебе один совет, Лавиния. Тебе следует вести себя благоразумно.

Щеки ее запылали.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что ты держишься с Гарольдом Лавлейсом… слишком уж дружелюбно.

— Ну и что с того?

Герцог поднес к глазам лорнет.

— Как это, что с того? Одумайся, Лавиния!

— Неужели ты считаешь, что я способна опозорить наше имя, Трейси?

— Искренне надеюсь, что нет. Даю тебе слово, я сделаю все, что в моих силах, чтоб предотвратить любой безрассудный твой поступок. Прошу этого не забывать.

Она молчала, покусывая губку.

— Неразумно играть с огнем, дитя мое. Рано или поздно можно обжечься. И еще имей в виду: твой галантный капитан не имеет и половины состояния Ричарда.

Тут она вскочила, рывком одернув юбки, как всегда делала, когда сердилась.

— Деньги! Вечно эти деньги! — воскликнула она. — Да я плевала на них! К тому же Ричард вовсе не богат!

— Ричард — наследник богатства, — спокойно поправил ее герцог. — И если ты весьма критично относишься ко всем его достоинствам, то я — нет. Ричард мне чрезвычайно полезен. И я очень прошу тебя, Лавиния, не оставляй его ради этого беспутного юнца Лавлейса, который будет верен тебе от силы месяца три, на большее его просто не хватит!

— Трейси, я не позволю так с собой говорить! Как смеешь ты оскорблять меня?! Я не давала повода! Я не говорила, что собираюсь с ним бежать!.. К тому же… к тому же он всегда будет мне верен, да! Он был верен мне все эти годы!

Его светлость насмешливо улыбнулся.

— О, дорогая!..

— Да, я знаю, у него были… увлечения. Но неужели ты думаешь, он стал мне от этого менее дорог?

— Судя по всему, нет.

— Но серьезной любви у него не было, никогда! О Господи, как же я тебя ненавижу!

— Ты воспринимаешь все слишком эмоционально, Лавиния. Так ты действительно не собираешься с ним бежать?

— О, нет-нет! Вовсе нет! Я так привязана к Дики!..

— Бог ты мой!..

— И, разумеется, никогда его не брошу…

— Что ж, в таком случае, я спокоен, — ответил он и поднялся. — Желательно также, чтоб капитана Лавлейса поменьше видели в твоем обществе, — взяв шляпу и тросточку, он постоял перед ней, затем мертвенно-белой рукой, на которой блистал огромный перстень с рубином, крепко ухватил сестру за маленький слегка заостренный подбородок, приподнял ее голову и заставил посмотреть себе прямо в глаза. Зеленые, мерцающие они так и сверлили ее. — Ты меня поняла? — хриплым шепотом спросил он.

Глаза Лавинии наполнились слезами, пухлая нижняя губка задрожала.

— Да, — пролепетала она и тихо всхлипнула. — Да, Трейси!

Злобный огонек угас в глазах герцога и он улыбнулся. Затем отпустил ее подбородок и снисходительно потрепал по щеке.

— Не забывай, детка моя, я на целых пятнадцать лет старше и в одном моем мизинце больше мудрости, чем во всей твоей очаровательной головке. И я не желаю видеть, как ты губишь свою жизнь.

Тут слезы так и полились у нее из глаз и, выхватив у брата платок, она начала промакивать их кружевным уголком.

— А ты любишь меня, Трейси?

— Где-то в самых потаенных уголках души гнездится нечто напоминающее привязанность, — холодно ответил он и отобрал платок. — Я привык ставить тебя в один ряд с нашими никчемными братьями но, видимо, ошибался.