Людмила Немиро - Черная бабочка

Я закричала во все горло, оказавшись на спине, и принялась размахивать руками, стараясь добраться до глаз Гарри. Но он злобно вывернул мои запястья, отчего я заревела еще громче, выгнувшись, и Стайлс придавил мою грудную клетку коленом. Теперь я не могла пошевелиться. Даже вдохнуть не могла. Только короткими рывками, только, чтобы не задохнуться.

— Я оценил твои физические возможности. А теперь посмотрим, как ты будешь выкручиваться.

— Ста… Стайлс… — выдавила я, пряча заслезившиеся от удушья глаза, — отпусти…

— Даже не надейся…

— Ты когда-нибудь признавалась Стайлсу, что боишься его?

— Пф… постоянно. Он… он правда пугает. Разве нет? Тебя нет, Луи?

— Нет, не понимаю, почему ты так боишься? Это глупо. Он, конечно, нервный, но… Просто я хочу сказать, — Томлинсон потирает уставшие глаза, — Гарри справедлив. Он не может иначе.

— Справедлив? Справедлив, когда убивает людей? Я видела это, Луи. Кровь холодеет от его вспышек гнева… И… Луи, тебе лучше уйти, — подтягиваю колени к груди, отворачиваясь от парня. — Если он снова увидит тебя здесь, — сглатываю комок, — сам знаешь, что будет.

— Прекрати.

— Я не могу это прекратить, Луи. Он ненормальный. Что ему стоит пристрелить тебя?

Молчание, а после:

— Слишком многое, Джен, слишком многое. Ты ничего не знаешь о нем…

— И это радует.

Шатен качает головой, грустно улыбаясь.

— Напрасно ты так говоришь, — и снова, — ты ничего о нем не знаешь.

В тот момент, когда колено Стайлса, наконец, соскользнуло с моей грудной клетки, я сразу же, отталкивая парня от себя, перекатилась набок и закашлялась.

— Ты… ты… у меня будут синяки, — проревела я, уткнувшись в траву, чувствуя холод в конечностях, — твои пальцы отпечатались на моей шее, теперь снова? Ты снова? — я несла что-то бессвязное, но Гарри, кажется, прекрасно меня понял.

Он рывком поставил меня на ноги и удержал за предплечья на месте, когда меня сильно покачнуло. Я привела дыхание в порядок и тут же вырвалась из рук Стайлса. Но он ухватил меня, сжав мою толстовку на плече, и проговорил:

— Ты врубаешься, куда лезешь, дура? — и встряхнул так, что я всхлипнула. — Я дал тебе шанс отыскать ту гребанную карту памяти среди вещей Малика! А ты шастаешь по улицам поздним вечером, собирая на свой зад все проблемы этого города. Что с тобой не так, мать твою?

Я невольно сжалась от крика Стайлса. Он был зол. Он был зол до бугрящейся на лбу вены, до слюны на губах, до напряженных на шее связок. Ему даже было плевать на холод и сырость. Он стоял передо мной в одной белой футболке, в джинсах и выдыхал пар, обдавая меня своей яростью, будто кипятком.

— Я… просто заблудилась…

— В родном городе? — проревел он. — Заблудилась?

— Да, — уже тверже сказала я, осторожно обхватывая запястье Гарри.

Сейчас или никогда. Я должна убежать. Мои глаза упрямо уставились в глаза Стайлса, чтобы не потерять контакта. Что там говорил Патрик? Кстати, папа тоже учил меня этому… давно. Мне тогда было лет семь или восемь. Надо вспомнить. Кажется, говорилось что-то о ровном дыхании и уверенности. Внутренняя уверенность, да. Где, черт подери, ее взять? Я ведь не идиотка, чтобы не осознать, каково мне будет, если я не смогу применить тот прием. Гарри просто размажет меня по асфальту. Вокруг совсем никого. Темная аллея, фонари и мы.

Рука Стайлса напряглась под моими пальцами, и я похолодела, отметив, как перекатываются его мышцы.

Да, черт, что мне остается? Что делать? Реветь тут, унижаться перед ним? Да катись оно…

— Гарри, — позвала я, кажется, впервые по имени. Ах нет, уже называла. Все равно парень отреагировал. Он криво усмехнулся, снова обнажая ямочки на щеках. — Я случайно наткнулась на вас. Я не хотела. Серьезно. Просто Хейли куда-то пропала…

К моему счастью и несчастью одновременно, Стайлс встал почти вплотную, все еще держа меня за толстовку. Моя рука по-прежнему крепко сжимала его запястье.

— Да ты…

Раз.

— …вся…

Два.

— …дрожишь.

Резкий рывок, и я до щелкнувшего сустава вывернула руку Стайлса, ногой сильно ударив его в пах. Парень взревел, согнувшись пополам, а я тут же, не теряя ни секунды, побежала прочь.

Даже думать не хотелось, что будет потом, куда я должна спрятаться… Действительно, куда? Он может просто вынести дверь моей квартиры и расстрелять меня спящую в кровати.

Когда я добежала до дома, то готова была выплюнуть легкие, а в правый бок кололо так, что, казалось, внутренние органы вот-вот лопнут. Втащив себя на нужный этаж, я ощупала карманы, дико испугавшись, что при падении выронила ключи — хорошо хоть сотовый оставила дома — но тут же их отыскала и суетливо отперла дверь. Закрывшись на замок, цепочку, и подсунув под ручку стул со спинкой, я, скатившись по стене, громко плюхнулась на пол и спрятала лицо в ладонях.

— Боже… о боже… боже… — это все, что я могла выдавить из себя, дрожа всем телом, словно у меня была лихорадка.

После я сорвалась с места, на четвереньках подползая к зеркалу, и принялась снимать свою одежду. В отражении я увидела все те же синяки на шее, но теперь к ним прибавился еще и красноватый отпечаток на правом предплечье. Это от того, как я ударила по руке Стайлса. Защищаться тоже больно, надо иметь выдержку и смелость. Ни того, ни другого у меня не было. Зато я пропиталась дичайшим желанием освободиться от Стайлса. Вот что бы то ни стало. Но пока что я не знала, как это сделать. Рассказать обо всем своим родителям — не вариант. Это опасно для них. Я не хотела подвергать маму и отца такой опасности.

Бессильно опустив голову, я прилегла на пол, и услышала, как зазвонил мой телефон. Я подумала, что это Хейли, потому быстро поднялась и, пошатываясь, дошла до кухни. На дисплее в темноте светился неизвестный мне номер. Я не хотела отвечать, но что если это правда моя подруга?

— Да… слушаю, — сипло сказала я.

— Дженни, как ты? Добралась до дома? — Стайлс.

Теперь этот голос наверняка еще глубже внедрится в мои ночные кошмары. Мне уже снилось пару ночей назад, что голос Стайлса звал меня из-за темного поворота в каком-то переулке. Я превращалась в психопатку.

— Добралась. А ты как?

«Черт, нельзя с ним шутить. У него туго с юмором».

— Порядок. Вот стою тут с ребятами, решаю вопрос насчет твоей подруги. Что думаешь, отстрелить ей правую ногу или, может, левую?

Я задохнулась и накрыла рот ладонью, чтобы не заорать. Отодвинув телефон, я глубоко вдохнула, уперев локти в столешницу, а после произнесла, но голос все равно заметно дрогнул:

— Гарри… я прошу тебя…

— Я прошу тебя, — усмехнулся Стайлс, передразнив мой тон. — Ты просишь меня, Джен? Плохо просишь и плохо понимаешь. Ты слышала, что я сказал тебе в парке? Карта памяти. Найди ее. Она у тебя. Найди ее, Джен, тогда посмотрим, как ты просишь. Времени мало. Я приду за тобой.

И связь оборвалась.

Я вышла из кухни, заглянула в спальню и уставилась на привычные мне вещи: стол у стены, стул; кровать с сиреневым постельным бельем; плюшевый до жути потрепанный медведь Тедди — мой приятель с детства; гардеробная за дверью, прямо напротив кровати; пушистый коричневый ковер на полу; на окне шторы оранжевого, но ненавязчивого оттенка. Все такое привычное, даже родное. Уже родней, чем в той квартире, где живет мама. Хотя именно там прошло мое детство. Туда приезжала тетя Мэйди. Ее глаза смотрели на меня с нежностью и… только теперь ясно, что с сожалением.

Безумный мир. Безумный, рехнувшийся, тронувшийся умом мир. Все чужое, гадкое и несправедливое. Какие-то люди хотят чего-то от меня. Я ничего не хочу, только привычной стабильности. Да. Я ее очень люблю. Чтобы все «по сценарию», не отклоняясь от привычек. Мне плохо от этой безысходности. Так и хочется просто лечь и не вставать. Никогда. И чтобы моя квартира была крепостью. Хочется не волноваться за кого-либо, не переживать, никого не искать…

Но я должна. Я немедленно должна отыскать подругу. Но вначале карту памяти. Это карта памяти?

Мне никогда не отыскать ее, потому что Зейн мне ее не давал. Черт. Просто черт. И ничего другого не скажешь.

Был понедельник. Я страшно устала за воскресенье, постоянно думая о Хейли и роясь среди вещей в поисках гребанной карты памяти. Только мама и отвлекала меня частыми звонками, рассказывая о своих милых и забавных отношениях с Полом. Иначе бы я просто спятила, сидя в заточении и питаясь продуктами быстрого приготовления…

От взгляда профессора Коллинза меня буквально подташнивало. Он таращился на меня на протяжении всей лекции. После я вместе с толпой студентов покинула аудиторию опять же под его липким вниманием. Далее прошли занятия по истории психологии и психологии личности. За ними основы психодиагностики, и я отправилась на дополнительный курс, на который была записана из личного побуждения, но еще и с одобрения моего декана — профессора Стюарда: экономика.

Признаюсь, учиться на отделении клинической психологии было сложно. Не из-за самих предметов, а потому, что нагрузка была огромной. К тому же в субботу утром мне позвонил мистер Браун и «обрадовал» сообщением о банкете. Я промямлила в ответ, что постараюсь выйти на работу, но не была уверена, что действительно сделаю это. Ведь Стайлс пообещал прийти за мной.

Это было неправильно. То, что я будто готовилась, ждала вечера, как собственной казни, было абсолютно неправильно. Так я настраивала себя на худшее, а это уже первый шаг к поражению.