«Кинг-Конг в юбке», — назвал меня тогда Зейн, а я ткнула его кулаком в грудь, хохоча и отвечая:

«А ты тогда та блондинка, которую я буду таскать за собой, ползая по небоскребам».

Парень посерьезнел, потянув меня на себя, и пробормотал в губы:

«Я согласен. Таскай».

Мы всегда целовались как в последний раз. От его поцелуев замирало сердце. Я была счастлива, но оттого еще сильнее боялась, понимая, что не бывает идеально, что рано или поздно нами выстроенный замок рухнет. Останутся лишь руины и пепел…

А вот на этом снимке мы в Бостоне. Брюэр Фонтейн — центр большого парка. Там всегда довольно многолюдно. И в тот день у фонтана толпились люди, фотографируясь, просто прогуливаясь, разговаривая.

Было жарко. Зейн подозрительно косился на меня, пока я пыталась справиться с растаявшим мороженым, которое теперь текло по моим пальцам, неприятно склеивая кожу.

— Может перестанешь таращиться, приятель? — шутливо возмутилась я, облизав большой палец.

— Хм… продолжай, — ухмыльнулся кареглазый «демон», — мне нравится, детка.

— Бесстыжий, — хохотнула я и подошла к фонтану, желая смочить хотя бы одну руку, потому что оставаться такой липкой было невыносимо.

— Именно такой, — раздался голос совсем близко, и я взвизгнула от обрушившихся на меня ледяных брызг.

— Боже! Зейн! Держите его! Убью этого парня! Зейн! — вопила я, распугивая людей, и попутно выбросила упаковку с остатками мороженого в урну.

Мы бегали по газонам до тех пор, пока я не растянулась на траве. А как же иначе? Ведь тонкий ремешок правой босоножки предательски расстегнулся, и я наступила на него…

Снимки, снимки, множество снимков и воспоминаний. Всего год отношений. Но какой год — наполненный теплом, страстью, нежностью, заботой. До того наполненный заботой, что больно при мысли об этом. Словно кто-то проткнул мою грудную клетку.

Вот Зейн целует меня с характерной для его темперамента пылкостью.

Вот я стою под дождем на его похоронах.

Вот снова льет дождь, снова я здесь — следующий день после…

Я всегда была там. Я приходила на кладбище Гарден ежедневно. Шесть месяцев первого года жизни без него. Последующие шесть месяцев упрямо избегала любой мысли, любого слова, любой вещи, связанной с ним.

Но вот этот теплый свитер, что я надела сегодня, вытащив из дальней коробки, припрятанной в гардеробной, было тем, что я оставила себе. В этой же коробке раньше лежал медальон, который я ношу вновь.

Боль притупилась, но не прошла, а вещи Зейна согревали меня. Тогда, после его гибели, я все выбросила, но фотографии, свитер и медальон не смогла. Я нуждалась в нем и наших воспоминаниях. Глупо избавляться от всего, что связывало тебя с теперь уже умершим человеком. Если он был невыносимо дорог, стоит оставить хоть что-то, ведь столкнись ты с неожиданным напоминанием о нем, уже не выкарабкаешься. Просто потому, что это окажется слишком спонтанным, слишком внезапным и оттого еще более болезненным. Лучше держать мысли о прошлом где-то поблизости, нужно привыкать к этому. Иначе никак не справиться…

Музыка лилась по комнате. Какая-то грустная радиоволна, словно ди-джей знал, что я нуждаюсь в таком саундтреке для своей нелепой жизни.

Я откинулась на диван, прикрывая глаза. Бокал опустел. Моя душа тоже. Я медленно погружалась в сон, уже едва различая слова очередной лирической композиции… Как же хорошо и как плохо одновременно. Мне плохо. Но не потому ли хорошо: я жива, я все еще жива.

* * *

Погода чуточку порадовала. Светило солнце, пусть и робко выглядывая из-за тяжелых облаков, но все же светило. Я около десяти часов утра, с маленьким букетом цветов и в довольно спокойном состоянии духа пришла на кладбище Гарден. Толкнув калитку, я грустно кивнула идущим навстречу двоим женщинам, глаза которых были подернуты скорбью, и двинулась дальше. Туда, где был похоронен Зейн.

Под ногами шуршала галька; тихо ненавязчиво чирикали птицы в кронах деревьев, что ровным рядом росли у высокого ограждения кладбища; где-то переговаривались люди. Оглянувшись, я увидела небольшую компанию мужчин. Именно они о чем-то беседовали.

Это неудивительно, но мне жутко не нравилась тишина, зависающая над кладбищем. Стоило лишь показаться кому-то живому в этих местах, как природа будто задерживала дыхание. Поэтому я торопилась. Как всегда.

Обошла невысокий можжевельник, повернула направо и сбавила скорость. У могилы Зейна стоял высокий мужчина. Я не узнавала его со спины, но мне почему-то сразу же захотелось умчаться прочь из этого места. И я, наверное, так и поступила бы, не обернись этот человек в сером пальто и черных кожаных перчатках.

О боже, Эдгар…

— Мисс Дэвис? — фальшиво удивился он. — Какой сюрприз.

Я медленно двинулась ему навстречу, натягивая на лицо не менее фальшиво-заинтересованное выражение.

— Мистер Стайлс, что вы здесь делаете? — спросила я, наконец, подойдя к могиле, и положила на плиту букет, тут же выпрямляясь. Возможно, вышло немного нервно, потому что я дико разозлилась на Стайлса. Кто позволил им всем лезть так глубоко в чужую душу? — Вы любите гулять в таких местах или же пришли по конкретному адресу?

— Второе, мисс Дэвис.

На губах мужчины блуждала легкая улыбка, в то время как глаза цепко изучали меня. Мне снова стало неприятно под его взглядом. До чего же мерзкие люди.

— Думаю, вы тоже неслучайно здесь, верно? — и тут же вкрадчиво: — Что вас связывало с Зейном?

Это никогда не закончится, да? Невыносимо просто.

— А вас? — вскинула я глаза на Эдгара и более не отвела взгляда. Надо выдержать, отстоять свое право на сохранение личного пространства. — Вы тоже знали его?

Стайлс заложил руки за спину, посмотрел на надгробье, поджимая губы, а после вновь повернулся ко мне, сказав:

— А вы мне нравитесь, Дженни, — тяжелый взгляд говорил об обратном, — и я вполне понимаю, о чем толковал офицер Райли. Вы слишком наивны.

Не сообразив, о ком идет речь, я передернула плечами, и мужчина пояснил:

— Тот самый офицер полиции, который приехал на ваш вызов в клуб «Фелисити». — Внутри все сжалось от воспоминаний об охватившем меня отчаянии, когда я не могла отыскать Хейли. — Скажите мне вот что, Дженни, — мистер Стайлс чуточку подался вперед, а я, напротив, невольно отшагнула от него, — чего хочет мой сын? Что ему нужно от вас?

Вот что мне сказать? Как я могу ответить на такой вопрос? Ведь в любом случае, мне конец. Либо Стайлс-младший, либо старший уничтожат меня за одно лишнее слово. Я не должна покрывать Гарри, но и не могу взять и просто рассказать сейчас Эдгару обо всем.

Поэтому я целенаправленно шагнула в темноту, в неизвестность, туда, откуда не имею представления как буду выбираться.

— Мистер Стайлс, мне очень жаль, но я не могу сказать вам о своем прошлом ровным счетом ничего. Так же, как и о Гарри. Он правда напугал меня в клубе, подшутив надо мной и моей подругой, но не более того. Он просто зол на меня из-за того, что я вызвала полицию. Понимаете? Я ничего не знаю.

— Думаю, девочка, — двинулся ко мне Эдгар и встал почти вплотную; я не шелохнулась, — ты не слишком осознаешь масштаб неприятностей, в которые тебя впутал мой сын. Он ведет нечестную игру и…

— Как и вы, сэр, — внутри умирая от желания убежать, перебила я. — Вы тоже нарушаете мои личные границы. Это мои воспоминания, сэр, и вы, вы оба, не имеете права влезать в них. Я не стану отвечать на ваши вопросы. Ни на ваши, ни на вопросы Гарри. Если вы считаете себя настолько всемогущими… — я осеклась, потому что рука мужчины, затянутая в черную перчатку, внезапно взметнулась вверх, и пальцы стиснули мое пальто на груди.

Не столько сильна была его хватка, сколько мое дыхание перехватило от страха и неожиданности. Я тут же дернулась, сжав руку Эдгара, но холодный и до невероятного безразличный взгляд его темно-зеленых глаз приковал меня к месту. Я испуганно обмякла, краснея от напряжения, потому что Эдгар сильнее потянул меня на себя.

— Не груби мне, девочка, в этом городе крайне много обязанных мне людей. Смотри, как бы один из них не оказал мне услугу. И запомни, если не хочешь распрощаться с матерью, лучше принеси мне то, что отдал тебе Зейн. Ты явно знаешь, о чем я. Только посмей пойти против меня, я тебя щадить не стану. Ты поняла? — и он сильно дернул меня, так, что я шумно выдохнула. — Не слышу!

Он наклонился ко мне, почти прижавшись ухом к губам, и я просипела: «Поняла». Стайлс отпустил меня слишком резко, ноги подкосились от слабости и, захлебнувшись холодным воздухом, я упала прямо на могилу Зейна.

Эдгар, наверное, ушел, я не обратила внимания, потому что меня била нервная дрожь, а плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. Слез опять не было. Только страх, сжимающий лапы похлеще, чем Эдгар свои руки на моей одежде. Как это все надоело. Я боюсь за маму, боюсь за прошлое, которое теперь приносит мне множество неприятностей. Если все это продолжится, я должна буду покинуть Челси. Мне нужно затеряться в толпе. Убежать. Они все безумные. Настоящие безумцы с черными мыслями и безжалостными поступками. Если насчет Гарри и его способности убить близких мне людей я поначалу могла засомневаться, то теперь стало ясно, что и отец, и сын разнесут мою жизнь к чертовой матери.

Разболелась голова, а правый бок замерз от холодной плиты, на которой я растянулась, снова тихо зовя своего парня, будто он всего лишь спал здесь, будто мог протянуть мне руку, сжать ее и сказать: «Все будет хорошо. Ты не должна бояться». Мне слишком сильно хотелось разобраться во всем. Но я все еще не видела начала этому, не знала, за какую нить потянуть, чтобы, наконец, распутать клубок.